Пока британские ученые спорят, является ли перфекционизм болезнью наследственной или нет, нам приходится с ней жить. Или не жить, это с какой стороны посмотреть.
Я уже больше семнадцати (какой кошмар! остановите время!) лет работаю педагогом английского у взрослых. Знаете, что говорит, краснея и бледнея одновременно, среднестатистическая барышня на первом уроке? «Я ничего не знаю. Я не умею говорить. Ничего не понимаю на слух и боюсь, что вы меня не возьмете в ученицы.»
В первые тридцать минут оказывается, однако, что у барышни минимум уровень B1, а грамматика и вовсе на В2. И так каждый раз. Почти каждый раз.
Что говорит, поинтересуетесь вы, среднестатистический мужчина, оказавшись в такой же ситуации? «У меня свободный английский, не испытываю никаких проблем ни с общением, ни с письмом, ни с чем.» По факту уверенный в себе джентльмен знает три с половиной слова, два из которых нецензурные.
Я уже перестала этому феномену удивляться. Пыталась понять. Русским девочкам со школьной скамьи вместо логарифмов и химических формул в сознание вшивают комплекс отличницы. Получите, распишитесь!
Нужно быть идеальной.
Не делать ошибки.
Никогда не делать ошибки.
Цитировать Верлена и Пушкина наизусть.
Открывать рот, только когда словами этого самого Верлена и говоришь.
Дата, подпись.
Как педагог английского я в этой ситуации становлюсь еще и психологом (муж давно говорит, что в психологию мне нужно, в психологию). Своей задачей в таком случае я ставлю вернуть русским женщинам уверенность в себе и внушить им, какие они удивительные, а более того, что это им никому не нужно доказывать. Особенно себе.
С другими у меня хорошо получается. С собой хуже. Сапожник без сапог, зато с внутренним цензором (Белинский нервно курит в сторонке). В моей голове постоянно живет скрипучий неприятный голос, который, спрашивают его о том или нет, беспрестанно нудит: «Ты недостаточно хороша, милочка! Рот открывать можно только, если цитируешь кого-то, кто умнее тебя! А еще у тебя целлюлит, но это так для полноты картины и осознания тобой всей серьезности ситуации. Осознала? Молчим и забываем о купальнике, о своей мечте быть писателем и о том, что из тебя что-то путное получится».
Перфекционизм бывает двух типов. Тип первый, нервический: сделал одну ошибку, выйди вон. Тип второй, адекватный: хочу стать лучше, а ошибки на этом пути лишь доказывают, что ты по нему идешь, а еще я знаю, что хочу и имею право на свою мечту.
Начав учить итальянский, я вдруг (что у меня, кстати, до сих пор не получается на французском) разрешила себе просто получать от процесса удовольствие, ляпать самопридуманные слова, говорить тогда, когда грамматика в твоей голове еще шумит сквозняком из уха в ухо и громко петь «ЛЯ ФЕЛИЧИТА!», пугая мужа и детей. И знаете что? Я начала получать от этого огромное удовольствие! Разрешив себе быть неидеальной, я вдруг разрешила себе быть счастливой. Почему мне никто раньше не сказал, что эти два беса поселились в одном участке мозга?
И все бы ничего (дышим, девочки, дышим), если бы у меня не было точно такой же дочки. София в свои семь лет не выносит своего несовершенства. Как только предательский карандаш соскальзывает с намеченного и выверенного идеального маршрута, рисунок нещадно вырывается из альбома, сминается и швыряется в угол. Я вижу, как мою девочку в этот момент хватает этот мохнатый монстр и начинает ей управлять. Мне становится страшно. Ей еще больше.
Дима Зицер говорит, что это оттого, что детей все время подспудно сравнивают в школе и дома: «А ты посмотри! Вася уже съел кашу, а ты все возишься. Илюша уже завязал шнурки, а ты ботинки не надел. А у Софии вон какой шпагат, а у тебя что это?!» Мы, желающие лучшего своим детям родители, ввязываемся в спортивные секции, олимпиады и бесконечные конкурсы. Мы сами не замечаем, как танцует на сцене наш ребенок, а соревнуемся со всем миром за него мы. Сергей Волков в своем посте в фейсбуке недавно написал: «Взрослые, вы там не переставайте детей любить вне зависимости от их баллов на ОГЭ-ЕГЭ. Не превращайте жизнь семьи в напряженное ожидание академических результатов. Не смотрите на детей сквозь их призму. И на себя не смотрите сквозь нее. Это не вам оценку выставляют. И не вашему ребенку. Потому что ребенок не равен знанию предмета. И даже знанию всех предметов школьной программы. Их нельзя в одно уравнение запихивать.»
Да, да, из всех часто встречающихся кошмаров, мне до сих пор снится школа. Что вот я пришла не готовая на урок. Я в ужасе думаю: «Нет, нет! Это невозможно. Школа же уже давно закончилась!» Но строгая Людмила Петровна грозит толстым пальцем и красной ручкой ставит мне ту самую бесстыдную двойку: «Не готова, Нигматулина!»
Что мы делаем с Софией? Говорим. Много говорим. Я рассказываю ей про себя, и рассказываю, как я люблю ее вне зависимости от того, делает она что-то или нет, что я люблю ее за то, что она у меня родилась. Больших причин мне не нужно. Работает ли это? Да. Решает ли полностью проблему. Нет. В какой-то момент тот самый мохнатый монстр выползает и начинает ее душить, а потом меня.
Что же делать? Бороться, не сдаваться. Проигрывать, выигрывать, петь итальянские песни, говорить, зашептывать своих монстров и дать себе внутри разрешение быть неидеальным, настоящим, живым.