Читать пролог
Глава первая.
— Он приказал что? — переспросил Семёнов у сержанта Пашнина, едва тот закончил докладывать. Сержант повторил. — Принято!
Капитан Семёнов едва сдерживал клокочущую внутри ярость, пока шёл к ангару. Снова Годунов, снова самоуправство. В последние месяцы научного руководителя экспедиции словно подменили — он то сутками напролёт не покидал нижнего уровня базы, где располагались лаборатории, то отправлял исследовательские экспедиции в разные уголки Стужи. О причинах такого поведения Семёнову оставалось лишь гадать, хотя некоторые предположения всё же были, и если бы не просьбы Марины не вмешиваться, то он давно бы поговорил с Годуновым по душам.
Двери лифта бесшумно разошлись в стороны, и Семёнов оказался в ангаре. Здесь, как и всегда, было прохладно, разве что пар изо рта не шёл. Семёнов сделал пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться перед предстоящим разговором.
Шесть тяжёлых трикоптеров занимали половину этого исполинского сооружения, вторая половина была отведена под склад со сменными модулями для атмосферных преобразователей.
Семёнов прошёл мимо пяти винтокрылых машин. Возле шестого трикоптера царило оживление. Пара шагающих погрузчиков укладывало в его трюм контейнеры с оборудованием, припасами и разобранными экспедиционными модулями, а техники проводили осмотр транспорта. Годунова нигде не было видно.
— Эй, Вано! — Семёнов свистнул, привлекая внимание оператора погрузчика. Вано ритмично покачивал головой в такт мелодии из наушников, но капитана всё же заметил, остановил машину и поднял руку в приветствии. Погрузчик, напоминающий человеческое тело, тут же повторил жест своего оператора и вскинул металлическую руку-клешню.
— О капитан! Мой капитан! — процитировал Вано начало известного стихотворения. — Поди светоча науки ищешь?
— Так точно. Где он?
Вано рукой указал на одну из операторских рубок, расположенных вторым ярусом. Погрузчик снова повторил жест оператора. Семёнов присмотрелся и разглядел отсвет голографического проектора в одном из многочисленных окон.
Перед Годуновым висело с десяток различных списков. Сам же учёный свободно откинулся в кресле и в задумчивости глядел на голограммы. При звуках шагов Семёнова он, не оборачиваясь, произнёс:
— А вот и капитан… Здравствуй, Александр Валерьевич. Садись, вон сколько кресел свободных.
— Постою. — Семёнова изрядно подбешивала эта вальяжная манера разговора Годунова, и сейчас он вновь начинал закипать. — Анатолий, поведай-ка мне, какого чёрта тут происходит?
— Происходит погрузка экспедиционного оборудования в трикоптер, Ты разве не видишь?
— Это я вижу прекрасно. Меня интересует, почему вылет не согласован со мной?
— Обычная геологическая экспедиция к южному полюсу Стужи. Не думал, что тебя это заинтересует. — Годунов пожал плечами, а затем вывел голограмму планеты, развернул южным полюсом к себе, увеличил масштаб. — Вот сюда. Искрящаяся долина. Там сложная навигация, и мне понадобится Черкасов за штурвалом.
— Черкасов, говоришь… И когда, по-твоему, вылет?
— Как закончим погрузку. Примерно часа через четыре.
— Скинь список участников экспедиции. Вылет через двое суток.
Годунов впился взглядом в капитана. Семёнову, не без усилий, но всё же удалось сохранить видимое спокойствие.
— Ты намеренно срываешь мою экспедицию! Я, как научный руководитель, вправе решать, что, где, как и когда исследовать! Эту планету, эту базу, эти трикоптеры я знаю лучше любого! Так что мне плевать на твою чёртову бюрократию, на твои директивы и предписания. Просто не мешай мне работать!
Всё, что касалось продолжительных перелётов, было строго регламентировано – что, зачем и в каком объёме. Снаряжение, провиант и оборудование проверялось, затем перепроверялось, и на то были веские причины – год назад разбился трикоптер, пилот потерял ногу из-за обморожения просто потому, что в запасе не оказалось нужного количества батарей для термоскафандра. После той аварии Годунова лишили части полномочий, а у Семёнова добавилось головной боли.
— Транспортное обеспечение на мне! –– парировал капитан. –– Так же, как и пилоты в моём подчинении. Хочешь ты того или нет, но впредь требую соблюдать протокол, или же будешь в свои экспедиции пешком ходить. Это, надеюсь, понятно?
В операторской повисло напряжённое молчание. Двое мужчин буровили друг друга взглядами.
— Так точно! — сказал Годунов и шуточно отдал честь. Семёнов лишь скрежетнул зубами и вышел из операторской.
***
— Что с тобой? — Марина стояла за спинкой кресла и кончиками пальцев поглаживала волосы Семёнова. Обычно от таких манипуляций капитан расслаблялся, но не в этот раз.
— Ты должна поговорить с Анатолием. Нужно рассказать ему о нас. Он становится неуправляемым. Я не могу найти с ним общего языка, и кажется, что он знает и делает всё назло мне… Словно мстит. Это недопустимо, ведь от его и моих решений зависит выполнение поставленных перед экспедицией задач. И жизни людей.
— Что случилось? — Капитан рассказал Марине о разговоре с Годуновым в операторской ангара. — Хорошо, я поговорю с ним. Хочешь, прямо сейчас попрошу его о встрече?
Марина развернула кресло с Семёновым к себе и посмотрела в его глаза. Капитан кивнул.
— Хочу, — затем быстрым движением схватил Марину за талию, усадил к себе на колени и поцеловал. — Это тебе для уверенности.
Марина ответила на поцелуй, обвив руками его шею. Семёнов подхватил её на руки и перенёс на кровать.
На экране, занимавшем добрую четверть стены, шло какое-то старое кино, снятое ещё в двадцатом веке. Марина лежала на его плече и посмеивалась над этой непритязательной комедией. Главный герой выручал свою возлюбленную, которую силой хотели выдать замуж. Действие происходило на солнечном Кавказе, в краю колоритных горцев, вина и упрямых ослов.
- Ты хотела бы побывать на Кавказе или в Крыму? – как бы невзначай спросил Семёнов.
- Я согласна на любую точку Земли, где нет снега и мороза, – ответила Марина, не отрываясь от фильма.
- Совсем забыл… - сказал Семёнов, после небольшой паузы.
- Что?
- Я отправил рапорт о переводе. Через два месяца мы уже будем на борту корабля, летящего к Земле! – Последние слова утонули в радостном крике Марины.
***
Над ледником возвышалась башня. Это двухсотметровое сооружение оранжевого цвета настолько выбивалось из общего заснеженного пейзажа, что казалась миражом. По ночам и в ненастье на её вершине включался маяк, ярко-желтый свет которого указывал путь на станцию в случае, если у трикоптера вдруг откажут навигационные системы. Но сегодня ненастья не было, и опытный наблюдатель, находясь снаружи, мог различить силуэты двух людей — мужчины и женщины, находящихся в прожекторной.
— Мы снова здесь, вдвоём, как раньше. Помнишь, в первый раз стояла такая же хорошая погода? — спросил Годунов, но Марина ничего не ответила, лишь продолжала смотреть сквозь панорамное окно на раскинувшийся ледяной пейзаж. В ясные дни, такие как сегодня, с башни можно было разглядеть далёкую горную гряду, наблюдать, как со скал сползает ледяной туман, мягко обволакивающий всё вокруг.
Годунов знал, что когда-то это место было ее любимым, теперь же в ее взгляде он читал лишь безразличие и сожаление. Сожалела ли она о том, что показала ему это место? Или что поддалась чувствам и подпустила его к себе? Отчего-то он был уверен, что эта встреча расставит все точки.
Анатолий Годунов стоял рядом с Мариной, не зная, как начать разговор. Всё, что он хотел ей сказать, вдруг превратилось в вязкую кашу из мыслей и чувств. Хотя на деле всё было просто — обнять, прошептать ей что любит, что не может жить без неё. Всё банально и просто до безобразия. Но в место этого Годунов сказал совсем другое.
— Марина, я не понимаю, что между нами происходит…
— Всё очень просто, Толя! — Марина тяжело вздохнула, и, не отрывая глаз от линии горизонта, продолжила говорить. — Я не люблю тебя. И скорее всего никогда не любила. Эта планета… Эта планета поначалу заставляет людей сближаться в поисках тепла. Так случилось и с нами. Со мной. Но потом она заражает сердце своим ледяным дыханием, и чувства проходят. Это моя вина, прости.
Шёпот последней фразы утонул в звуке быстрых шагов – Марина направилась к лифту, стараясь не смотреть на Анатолия, но тот всё же заметил влажный блеск её глаз. Двери лифта почти сомкнулись за её спиной, но Годунов успел крикнуть:
— Я растапливаю лёд на этой планете, растоплю его и в твоём сердце! Слышишь? Марина!!!
Слова эхом отразились от гладких стен. Ответа не последовало. Двери лифта бесшумно сомкнулись, разделяя пространство и судьбы двух человек.
Годунов опустился на пол у прожектора, на своё обычное место. От стекла, пронизанного тысячами тончайших металлических нитей, исходило тепло, но сегодня этого тепла Годунову было недостаточно. Сидя на полу в полном одиночестве, он осознал всю правоту слов Марины — дыхание этого ледяного мира проникает повсюду.
Словно защищаясь от жестокой действительности, разум Годунова начал наполнятся воспоминаниями.
Марина всегда сидела слева, положив голову ему на плечо, а её непослушные мягкие волосы щекотали Годунову нос. Порой они просто сидели и просто мечтали. О своём будущем, о доме, в котором всегда будет тепло и уютно. Иногда о том, как ледяной панцирь этой планеты превратится в холодный океан, а вместо нескончаемых метелей будут идти такие же нескончаемые дожди. Марина как-то пошутила, что не уверена, что пейзаж за окном станет лучше. Они отчего-то долго смеялись над этими словами, но потом оба сошлись во мнении, что обязательно нужно вернуться и посмотреть, что же вышло из их начинаний. Да, так было совсем недавно… А недавно ли? Анатолий вспомнил, что в последний раз они сидели тут вдвоём больше четырёх месяцев тому назад. Как же много прошло времени с тех пор.
Быть может у неё появился другой?
Эта мысль, словно звонкая и хлёсткая пощёчина, привела его в чувство, но чем больше Годунов размышлял над ней, тем нелепей она казалась. За всё время, пока Марина была рядом, поводов для ревности у него не возникало. Просто она устала ждать его по вечерам, устала засыпать в одиночестве, пока он безвылазно торчал на нижнем этаже, куда ей даже доступа не было.
Годунов с трудом поднялся на ноги — от долгого и неподвижного сидения на полу затекла спина, но зато в голове созрел план действий. Двери лифта бесшумно раскрылись. Годунов шагнул в просторную кабину, с трудом пересилив желание отправится на жилой уровень, пройти по знакомому коридору к её двери, но выбрал самый нижний этаж, на котором располагались лаборатории.
Снаружи вновь началась метель — яростные порывы ветра словно силились свалить башню на бок, а потом похоронить это, инородное для планеты, тело в снегу.