…Выехал, едва рассвело. Снег весело похрустывал, морозец бодрил и радовал. За плечами рюкзак с самым необходимым: складной нож, спички, термос с чаем. Да на всякий случай – пара банок тушенки и таблетки с сухим горючим. Мало ли что…
Топорик приятно утяжелял пояс. Но не волков Кирилл опасался – их тут давненько не видали. Да и не очень отмахаешься-то, зверь стайный все же. И не зеков – в десяти километрах отсюда колония-поселение. И хоть редко убегают, но и такое случается. А все же, как без топора? Без приличной вязанки сухостоя не возвращался. Чтоб любопытные сельчане вопросами лишними не задавались, зачем это Кирилл-бирюк в лес таскается чуть не каждые выходные.
Лыжи шли бойко, с вечера натер их воском. Размашистые движения, от которых кровь быстрее бежала по венам, радовали тело. Он силен, здоров, и жизнь – прекрасна.
Может, сегодня? Именно сегодня? И хоть мелькали уже мыслишки время от времени, что все это чушь, а не мог он оставить поиски. Бывало поленится ли, или нападет усталость от безнадежности… Пару недель всего выдерживал тогда. Пустота росла и ширилась в груди. И в теле ломота, ни рук, ни ног не поднять, будто по пудовой гире подвесили.
Искал Кирилл заброшенную деревню Холмы, родом из которой была его бабка Надя. Деревенька была так себе, не великая ˗ домов шесть. Бабку, еще девчонкой совсем, забрали в село дальние родичи в няньки, хоть сыта была. А деревня сгинула. Сначала пропали люди: несколько старух, две семьи с дитями, и дед˗пасечник. Хаты пустые стояли, двери нараспашку, скотина орет, запертая и не доеная. Искали их, приезжали из райцентра милиционеры в фуражках и сапогах скрипучих. Да не нашли никого. Известное дело, коли не˗живущие кого забирают ˗ все! Года прошли, потом и деревня как сквозь землю провалилась. Бабаня говорила, ни домов, ни сараев ˗ ни следочка не осталось. Лес один да болота.
На теплом шарфе от дыхания застыл иней. Зиму Кирилл любил. Как, впрочем, и прочие времена года. Тяготило его лишь, если какое-нибудь из них затягивалось или приходило не в свою пору. Село будто вымерло. А то, как же. Праздники же затянувшиеся новогодние как никак. Народ гуляет до посинения, пьет да веселится. На работу не надо, скотину сейчас мало кто держит. Все магазинное берут. Вот и спят до обеда. Сам Кирилл тоже не обзаводился хозяйством. И не то, чтобы лень ему – а не к душе оно. Да и мамаша того и гляди, пропьет, допустим, заботливо выращенную свинку. Правда, в последнее время, она стала побаиваться сына. Зауважала после того, как еще тогда шестнадцатилетний Кирилл выставил ее пьяных дружков-собутыльников. Да по шее им надавал хорошенько. С тех пор не водит домой.
А хоть скотину и не держат, зато уж ягоду всякую носит Кирилл из леса, да грибы коробами. И самим хватает – солят, сушат, из ягод и варенье варят, чего только не делают. И мамашу приучил, помогает ему. В выходной день, летом, на базар ездит – продает. Пару раз пробовала было обмануть с деньгами-то. Да не вышло. А выручку всю пополам он, честно делит. Со своей доли часть откладывает, а часть на текущие нужды выделяет. С ее то же делает. Случись что, заболеет ли мать – в сберкассе на нее книжка заведена.
Миновав околицу села, он выехал на проселочную дорогу, что вела к соседней деревне Ивлевке. Лес завораживал. Деревья в инее смотрелись, будто в сказках, что рассказывала баба Надя. Каждая веточка словно из тончайшего кружева. Их затмевали своей мрачной красотой разве что мохнатые разлапистые ели.
Вот и развилка впереди. Прямо – накатанная и широкая дорога на школу, где учились дети из обеих деревень, налево – узкая. На кладбище. Кирилл свернул, совсем немного осталось. За кладбищем – лес. Не тот, который по обеим сторонам дороги – другой. Километра три отмахал на одном дыхании, потом немного сбавил скорость. Впереди, покачиваясь, шел человек. Глядь – завалился в снег, да и лежит. Чего им дома-то не сидится? Напьются и бродят. Вон прошлой зимой сменщик на лесопилке так вот уснул. Насмерть не замерз, а руки потом врачи резали, культяпки беспалые только остались.
Кирилл поравнялся с пьянчугой. Из снега торчали ноги в женских сапожках. Тело же утонуло в продавленном сугробе.
– Эй, голуба, вставай! – позвал Кирилл и расстегнул крепления на валенках, – замерзнешь же, дурноголовая. Как тебя сюда занесло то…
Просыпаться девка не желала. Тогда он дернул за видневшиеся рукава куртки, потянул на себя. И обомлел. На него завалилась бывшая одноклассница – Катька Неволина. Гордость родителей и школы. Да и после окончания – девица сплошь положительная.
Глаза Катькины были мутные, рот искривлен. Голова непокрыта, это при таком-то морозе. Кирилл попытался поставить ее на ноги, да куда там. А потом он опустил взгляд ниже и оторопел – никаких штанов или юбки и в помине нет. Колготы спущены до колен. Из-под короткой куртки виднелись голые покрасневшие ляжки с примерзшими бурыми потеками.
– Что ж с тобой делать – охнул Кирилл, удерживая сползающее вниз тело.
Голова ее безвольно моталась, пока он пытался натянуть непослушными руками колготы. Слов его она явно не слышала или не понимала, лишь время от времени мычала что-то и тоненько, жалобно постанывала.
Скорую вызывать? Так старенький бэушный телефон, купленный как раз для экстренных случаев, все равно здесь не берет. Проверял уже. Оставить нельзя, пока сбегает за помощью – окочурится от холода. Значит – тащить на себе. Раздумывать некогда. Он взвалил Катьку на плечо. Тело ее безвольно повисло. Дородная девица, ничего не скажешь. Рослая и красивая. Кто же её так?
О жизни бывшей одноклассницы Кирилл мало что знал. Не пьет, не курит, замуж собралась вроде. Героиней сплетен, которые мамаша бывает вываливает ворохом не спрося желания слушать их, не являлась. Поди ж ты, кто ж ее бутиратом опоил. Тут Кириллу пришла здравая мысль, а на кого подумают? Про кого непотребные сплетни пускают, что сычом живет, с людьми не знается, волком смотрит? Но бросить Катьку на верную смерть он не мог.
Обратная дорогая тяжело давалась. Девка поминутно соскальзывала с плеча, от нее несло кислятиной и мочой, к тому же, занялась метель, и колючая пороша набивалась в рот и глаза, вышибая слезу. Вскоре Кирилл понял, что лыжни совсем не видно ˗ замело. Вот тут ему стало страшно. Жутко, что не успеет, и Катька сейчас помрет, да и он вслед за ней. Кладбища сельского так и не было видно, а уж пора бы по времени. Метель так же внезапно перестала. Кирилл огляделся ˗ лес явно незнакомый. Переложил в который раз свою ношу на другое плечо и понял ˗ что-то еще не так. Воздух больше звенел, и дятлы не выводили свой перестук. Уши как заложило ватой. Катька издала протяжный стон, потонувший как в толще воды.
˗ Катя, Катенька, потерпи еще немного, ˗ Кирилл присел и уложил безвольное тело на колени, растер щеки. ˗ Замерзает, кажись. Эй, люди! Кто-нибудь есть здесь!?
Была бы машина, быстро бы ее в больницу домчали. Да какое там! Шоссе далеко, а уж, если учесть, что они заблудились, так и вовсе не ясно, чем это закончится.
Страх заставил его подняться. Кирилл двинулся туда, где за деревьями виднелся просвет. Может, дорога, а может, просто просека или болото. Преодолев эти не самые легкие в его жизни сотню-другую метров, он вышел из леса.
˗ Етить, ˗ слова застряли у него в горле. Перед ним раскинулась пологая низина с остовами домов и построек, просевшие крыши которых были покрыты нетронутым снегом. Солнце уже клонилось к закату, утопая в белесой дымке вдали. Пропавшую деревеньку он нашел, только что теперь с этим делать. Был бы один, вырыл яму, набросал бы еловых ветвей, да костер бы развел. И поискал бы дом бабаниных родителей. А с этой что делать? Того и гляди преставится.
˗ Эй, ты жива? ˗ он снова потряс бледную до синевы девицу, ˗ что мне с тобой делать, а? Ну, скажи, на кой ты свалилась на мою голову?!
Кирилл решил дойти до ближайшего дома. Не попытаться ли протопить печь. Хотя какое там! Трубы более полвека не чищены, печь поди осыпется тут же, да и дров сухих нет. Но там хотя бы крыша над головой будет. А тишина сгущалась. Утерев испарину со лба, Кирилл стал спускаться в низину. Ближайший дом оказался совсем ветхим ˗ того и гляди рухнет. Кирилл подошел к крыльцу соседнего и обмер, вцепившись в Катькины ноги. От стены, словно бы из воздуха, отделились несколько белесых мутных фигур, потом еще и еще. Они приближались полукругом и смотрели, хотя лиц у них не было. Сердце, казалось, набатом ухало с перебоями где-то в висках. Кирилл, себя не помня, кинулся было назад с воплем ужаса, запутался и повалился, придавленный ставшей многотонной Катькой. Тело больше не слушалось, а внутренности разрывала неимоверная боль.
***
Прокуренный голос не давал забыться, сверля мозги:
˗ Да, видел я ˗ фольц решил проскочить на красный, а пилот рано стартанул… пересечение Лиговского. Разложился нехило. Живой, повезло парню. Еще б чуть-чуть ˗ в стойку головой вошел бы. Двойке досталось, но тоже жива, сесть пытается. Скорую и гайцов уже вызвали.
Вокруг кружили и грохотали несколько пар ног, вдали шуршали колесами машины.
˗ Братишка, ты как? Держись, давай! Как звать тебя?
Он не знал. Из отбитых легких вырвался только хрип. Чьи-то руки подложили ему под голову что-то мягкое. Воняло паленым пластиком, раздирая сухое горло, а под ладонями был шершавый асфальт.