Я росла в городе. Сначала это была Москва, но я ее почти не помню. Потом Минск. И хоть первые годы после переезда мы жили в частном секторе на сельхоз поселке, я считалась вполне городской девочкой. Можно даже полноправно сказать - столичной штучкой.
Когда я была маленькая, как любой советский ребенок, каждые каникулы меня отправляли в деревню, к бабушкам и дедушке. Зимой же на время учебы в школе мою прабабушку Алену ссылали в город - присматривать за беснучим ребенком, который рыдал по поводу и без и постоянно дрался с младшим братом Мишей. День был прожит зря, если я не проронила ни одной слезинки. Даром что Водолей.
В мое детство у нас не было компьютеров, игровых приставок и по телевизору шло 3-4 канала. Без паузы и перемотки. Зато у нас были книги и улица. Сейчас я уже с трудом помню, как нам удавалось поддерживать связь. Ведь даже домашний телефон был не у каждого. Помню как мы хором кричали под балконами: "Светка! Выходи!"
И удивительным образом наш голосовой месседж доходил до адресата. Светка выходила гулять. Всегда две белые косички с огромными бантами. Мы бегали в казаков-разбойников и догонялки. Прыгали в резинки и убивали друг друга мячом в "горячую каптошку" и "вышибал". Зимой строили крепость из снега, устраивали военное сражение снежками и ждали, когда возле школы зальют каток. А по вечерам сидели на бетонном заборе у школьного стадиона, плевали семечки и обсуждали все на свете. Мечтали. Тогда мы знали ответ на любой вопрос, а если не знали, то обязательно его придумывали.
В деревне развлечений было не меньше, а может и больше. Мы ходили в колхозный сад и объедались еще зелеными немытыми яблоками. Вытаптывали рожь, собирая васильки. Рвали горох и кукурузу и прятались с полными мешками от проезжающих вдоль поля агронома и председателя колхоза. Плескались на канале по колено и ловили мальков руками, таскали лягушек и кормили подбитого аиста.
А по вечерам надо было обязательно успеть вернуться домой до того, как с пастьбы пригнали коров. Помню, как засиделась с друзьями, а потом боялась пройти мимо злой собаки, лежащей посреди улицы. Когда я, наконец, окольными путями обошла препятствие, бабушка уже встречала меня в Вулке (на главном перекрестке деревни) с веником крапивы, которым она меня гнала до дома. А потом мы обе плакали, обнимались, просили друг у друга прощения и смазывали волдыри от крапивы слюной и солью. Народное средство. Так меньше жгло.
Каждый вечер я ждала теплое парное молоко. В 12 лет я уже умела доить корову сама. Для меня это было целое событие. Почетное. Его можно было ждать целое лето. Но обычно бабушка доила сама. Изредка делегируя это право моей маме или дедушке. А мы сидели у сарая с кошками и ждали каждый своей очереди пить прямо из ведра, теплое, с пенкой. Пенка хрустела и ломалась, мягко шипя на воздухе.
А потом мы собирались в доме, включали телевизор, один на ближайшие несколько домов. К нам приходили соседи. Баба Манька и дед Коля. Мы смотрели восьмичасовые новости, "Санта-Барбару" и "Просто Марию". Я пила теплое молоко с домашним белым сыром, намазанным толстым слоем меда, который дедушка собирал со своей пасеки.
У нас была и своя банда. Алка с вулки (Вулка - так называется центральный перекресток в нашей деревне), Серега - сосед справа и Виталик - сосед слева. Иногда к нам присоединялись Ирка, сестра Алки, и Мишка - сосед напротив. Мы постоянно бедокурили, вляпывались в истории и были друг за друга горой. После очередной выходки мне бабушка постоянно грозила: "Будешь себя так плохо вести, пойдешь на ферму телятам хвосты крутить!"
Эта угроза должна была немедленно привести меня в чувство, поставить на путь истинный и сделать из меня пай-девочку. Впрочем, мне кажется, каждый ребенок, который проводил лето в деревне слышал это проклятие в свой адрес. Для меня, городской девочки, из интеллигентной семьи, это было просто немыслимо и вместе с тем настолько интригующе, что я постоянно бегала на ферму посмотреть, что же такого ужасного в "кручении хвостов коровам".