Читайте Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7, Часть 8, Часть 9, Часть 10 романа "Юродивый и смерть" в нашем журнале.
Автор: Юрий Солоневич
2.10. Уходя — уходи
Утром я убрал все продукты в холодильник, закрыл входную дверь на огромный навесной замок и, не оглядываясь, вышел на улицу к «хаммеру».
Возле дома Цыгана я остановился. Калитка и дверь на веранду были раскрыты настежь. Толик спал, одетый, в кухне на скамейке. Я положил ключ от тёткиного дома на стол и снова вернулся в машину.
Я знал, что больше сюда никогда не приеду. И не узнаю, сдержал ли слово Цыган. Я думал, что вряд ли он выполнит данное самому себе обещание. Скорее всего, он потихоньку пропьёт за зиму всё, что можно. А весной уедет на заработки в Россию, чтобы осенью вернуться с деньгами. Или без. Или просто потеряется где-то в многомиллионном мегаполисе, станет бомжом, или рабом, или без вести пропавшим — одним словом, исчезнет без следа из этой жизни и из памяти тех, кто его когда-либо знал. Невелика птичка, чтобы о нём кто-то долго вспоминал или печалился. Сгинул да и сгинул…
А вообще, есть ли такая величина, которая хоть что-нибудь значит в масштабах бесконечной Вселенной? И так ли уж важно для последующих поколений, кем ты был, как жил и как умер? Тянется ниточка моего прошлого в средние века, в рабовладельческий строй, в каменный век и ещё дальше — к белковой массе, плавающей в океане. Что происходило с моими предками, ближними и дальними? Что они значат для меня? Покрыты непроницаемым мраком их судьбы, их помыслы и устремления. Тем мраком, в который мы все понемногу уходим, растворяемся в нём, бесследно исчезаем…
2.11. Удар ниже пояса
Я привёз ему новенькую куртку-аляску, с меховым капюшоном, которую он сразу же надел поверх больничного халата. Со стегаными, непродуваемыми брюками пришлось немного повозиться, и ХВН покраснел, стесняясь своих физических недостатков. А тёплые, меховые полусапожки на молнии привели его в совершенный восторг. Теперь он не замёрзнет, сидя на скамейке.
— У меня это никто не отнимет? — спросил он.
— Никто. Я поговорю с главврачом.
— А сестра-хозяйка не заставит сдать в кладовую?
— Не заставит, обещаю.
— Все мне будут завидовать.
— Пусть завидуют. Люди — порядочные сволочи.
— Это так, — согласился он, надвигая на уши плотную вязаную шапочку, привезённую мною вместе с остальными вещами.
— Я привёз продуктов. И ещё конфет, — сказал я. — Поделитесь с другими, и они не будут смотреть на вас косо.
— Конечно, — обрадовался он.
Совесть кольнула меня: раньше надо было подумать о том, что он здесь замерзает и недоедает. Мне, сытому и упакованному, невдомёк было, что не всем жизнь кажется мёдом.
Мы снова сидели на нашей скамейке — благо погода позволяла насладиться «унылой» красотой поздней осени. Если, конечно, ты тепло одет и сыт.
— У меня к вам скопилось много вопросов, — начал я.
— Я знаю, — ответил он. — Я знаю, что вы ещё путаетесь в обильном потоке новой информации. Так всегда бывает, когда нет чёткого ориентира, нет достаточно понятного примера, опираясь на который можно было бы систематизировать, разложить по полочкам фрагменты нового знания. Я дам вам такой пример, простой и понятный, который достаточно полно отражает суть всех процессов во Вселенной. Впрочем, вы этот пример хорошо знаете. Возможно, даже на отлично.
Я заинтересованно слушал.
— Вам, как химику, известна Периодическая система химических элементов.
Я не удивился тому, что он знал обо мне. Скорее всего, разыскал мои научно-популярные статьи в интернете.
— В этой таблице не хватает только точки отсчёта, нулевой группы нулевого периода, в которой надо поместить нейтрон. Пусть называется нейтроном, или, если хотите, назовем этот элемент в вашу честь.
— Шутите? — спросил я.
— Нет, не шучу, — ответил он. — Весь учёный мир только и озабочен тем, чтобы увековечиться. Принцип Паули, теорема Ферми, закон Клайперона. Прямо телефонный справочник, а не справочник физика. А мы чем хуже? Мы с вами только что предложили ввести в Периодическую систему нулевой элемент, не имеющий электронной оболочки. Ну, чем не оригинальная идея?
Я не ответил. Он внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Значит, ни денег, ни славы вам уже не надо. Значит, вы, как и я, остались в этом мире один-одинёшенек. Ну, что ж, в таком случае вы сможете принять всю правду такой, какая она есть.
— А какая она есть?
— Если говорить о её вкусе, то она горькая, — печально сказал он и продолжил начатую ранее свою мысль:
— В науке ещё очень много заблуждений из-за нежелания людей смотреть в суть явлений, искать ответы на вопросы в давно изученных аналогичных процессах. Результаты наблюдения любого процесса, вы уже это поняли, зависят от позиции наблюдателя, от степени его свободы. Для человека, стоящего на железнодорожной линии, рельсы у горизонта сходятся в точку. Художники называют этот эффект перспективой. Для движущегося машиниста тепловоза расстояние между рельсами всегда одно и то же. А для того чтобы увидеть сразу обе стороны Солнца, наблюдатель должен перемещаться со скоростью света. Математически подобные релятивистские искажения описываются Специальной Теорией Относительности Альберта Эйнштейна. Поразительно, что подобные искажения в психике человека были открыты Зигмундом Фрейдом. У него не было результатов экспериментов, но была честность и смелость признать, что психикой можно управлять точно так же, как примитивным паровозом: дергая за определённые рычаги-образы. И ещё: ядро психики составляют завершённые события, которые, как и железнодорожные рельсы, сходятся в точку за горизонтом сознательного.
— Применительно к химическим элементам, — продолжал он после небольшой паузы, — это значит, что, самоорганизуясь, два только что открытых нами элемента нулевой ячейки начинают вращаться друг вокруг друга и предстают перед наблюдателем как ядро и электронная оболочка с одним электроном. Так рождается водород.
— Это только ваше предположение, — сказал я. — Но оно, надеюсь, не претендует на роль истины.
— Да, конечно, это не очевидно. Зато очевидно, что рельсы у горизонта сходятся в точку. Очевидно, что Земля плоская и вокруг неё вращается Солнце. А также очевидно, что я вам ничего не собираюсь доказывать. Я — даю, а возьмёте вы или нет — вам решать.
— Продолжайте, — только и ответил я.
Он поуютней устроился на скамейке, с видимым удовольствием поправляя на себе куртку и шапочку, а потом сказал:
— Я так и не поблагодарил вас за обновки. Спасибо.
От этого «спасибо» меня вдруг захлестнула волна радости, словно в серый осенний день вдруг проглянуло сквозь свинцовые, плотные облака приветливое солнышко, и я радостно улыбнулся.
«Пусть говорит, — подумал я. — А там — разберёмся…»
— Подпитываясь извне квантами света, водород переходит в дейтерий, затем в тритий, а затем уже в гелий. Всё, на этом все возможные комбинации субъектов исчерпаны. Электронная оболочка гелия состоит из двух электронов, она завершена на первом уровне эволюции. Гелий — совершенен. Казалось бы, как совершенное может стать более совершенным? Но гелий совершенен до тех пор, пока не присоединит ещё один квант света и не перейдёт с одним новым параметром, измерением на новый уровень в виде самого несовершенного лития. Совершенная для плоскости окружность, добавив одно измерение и выйдя на уровень объёма, становится всего лишь элементом более совершенной сферы. Нельзя в бесконечной Вселенной достичь абсолютного совершенства. Всегда есть более высокий уровень эволюции. Совершенство как реализация всех возможных состояний определённого уровня возможно лишь в частном случае, на определённом этапе эволюции. Впрочем… если рассматривать совершенство как принцип… Нет, мне необходим физик от православия. Сам я не в состоянии продвинуться дальше в этом направлении. В книгах всех религий собрана вековая мудрость. Если рассматривать тексты как метафоры, можно найти много подсказок и ответов на самые сложные вопросы. «И сотворил Бог человека по образу Своему». Совершенный на первом уровне гелий преобразует пространство вокруг себя по своему образу и подобию. И, став ядром нового элемента, побуждает этот элемент совершенствоваться на более высоком уровне эволюции. Сам гелий стал совершенным благодаря эталону совершенства в своём ядре. Нет предела совершенству ни в одном, ни в другом направлении эволюции. Этот предел — как принцип, как абсолютное совершенство, назовите его Богом или Эфиром — не в названии суть — не наблюдаем. Принцип — не материален. Вот почему опыт Майкельсона-Морли дал отрицательный результат. Наблюдаемы лишь частные проявления абсолютного совершенства. Вы должны были слышать притчу о трёх слепцах и слоне. Когда один держал слона за ногу, второй — за хобот, третий — за хвост. И каждый, считая себя единственно правым, готов был убить остальных по той причине, что его «истинное и единственно правильное» знание расходилось со знаниями других. И мы подобны слепцам из притчи о слоне — каждый видит лишь свою маленькую часть целого и при этом абсолютно уверен в своей правоте. Каждый возводит своё мнение в ранг абсолютной истины, отвергая все другие мнения. Слепец в своём фанатизме готов даже убить оппонентов. Да что там! Убивает, и гордится этим, и призывает к убийству остальных. Вселенная — вот Божий храм. И строить свои храмы в Божьем храме — это толкать слепцов к междоусобной войне. Это — средневековье с кострами инквизиции, пытками и казнями, кровавой резнёй, концлагерями и крематориями, тотальным уничтожением всех инакомыслящих, иноверцев, инородцев. Всех, не таких, как я. Будь такой, как я, только немного хуже, только такой приятель мне нужен.
Он немного помолчал, переводя дух, и продолжил:
— Совершенство внутри объекта является движущей силой его эволюции на пути к большему совершенству нового уровня. Абсолютное, божественное совершенство возможно только лишь как принцип. Можем назвать его Богом, Эфиром Максвелла — это не поменяет его сути, которая сводится к тому, что эта сущность не наблюдаема. Всё во Вселенной — частицы Бога. Плоть от плоти и кровь от крови. Всё — это частные случаи Эфира, наблюдаемые с той или иной степенью субъективности.
Затем он дотронулся до моей руки и сказал:
— А теперь очень важно: квант света, как последняя соломинка, сломавшая спину верблюда, становится инициатором перехода на более высокий уровень эволюции. Неорганические соединения плюс фотон дают в зёрнах хлорофилла органические вещества. Так появляются растения. Органические соединения плюс фотон — инициируется полимеризация, синтезируется белок, лежащий в основе человеческой жизни.
— Хорошо, — перебил его я. — Ваша теория, как и положено любой теории, должна предсказывать некоторые результаты эволюции. Только тогда можно говорить о правомерности её существования.
— Да, конечно, — согласился он. — Я вам представлю всё в своё время. Сейчас я в общих чертах рассказываю о том, что более подробно я изложил на бумаге. Я вам всё сейчас передам. Но сначала улья, потом — пчёлы, и только затем — мёд.
Кивком головы я выразил своё согласие.
— Итак, на примере Периодической системы мы видим все этапы эволюции химического элемента. Система — это простейшая схема эволюции любого явления во Вселенной. «Большой взрыв» в момент слияния двух субъектов в объект — это начало прогресса. Развитие, наращивание новых слоёв оболочки проходит через ряд этапов, завершающихся совершенным состоянием данного уровня. То есть таким состоянием, на котором реализованы все теоретически возможные комбинации субъектов предыдущих уровней. И мы получаем расширяющуюся до бесконечности воронку времени. Впрочем, не до бесконечности. Когда сила притяжения ядром субъектов оболочки станет меньше силы притяжения этих субъектов объектами внешнего мира, атом начнёт распадаться, регрессировать до предыдущих, устойчивых в данных условиях состояний. Время атома потечёт вспять. Вот в чём и состоит суть смерти.
Он замолчал, а потом сказал:
— Я понимаю, что просто невозможно всё это так сразу принять. На всё нужны время, раздумья, подтверждение опытным путём. Поэтому у меня тоже есть для вас подарок, — он радостно улыбнулся, наслаждаясь произведенным на меня впечатлением, и откуда-то из-за пазухи вытащил сложенную вдвое тонкую ученическую тетрадку. — Вот, я постарался написать всё просто и последовательно. Рассказывая, я иногда сбиваюсь, перескакиваю с одного на другое. Да и эти приступы, они не помогают, конечно…
Он протянул тетрадку мне, и я увидел напечатанную на её обложке таблицу умножения.
— Так будет проще понять мои мысли, — продолжал ХВН. — Ведь написанное можно перечитать несколько раз.
Я согласно кивнул головой и раскрыл тетрадку. На первой странице сверху было аккуратно выведено: «МОЁ ЗАВЕЩАНИЕ».
— Это такой заголовок, — сказал ХВН, поймав мой удивлённый взгляд. — Но вы сейчас не читайте. Мне хотелось бы просто поговорить с вами, так, ни о чём, о разных пустяках.
— О каких именно пустяках?
— О человеческом теле, например.
— Ну, почему бы и нет.
— Вы согласны, что человек в процессе своего эмбрионального развития последовательно проходит этапы своей эволюции — от одной клетки через многоклеточное, земноводное, человекообразное существа до собственно современного человека?
— Конечно, это доказано.
— А то, что человечество прошло путь от планктона в мировом океане через первобытную, рабовладельческую, феодальную формации до современного общества?
Я оставил этот риторический вопрос без ответа.
— Вы согласны с тем, что человек смертен?
Так вот к чему он клонил! Он разрушал всё до основания. Конец жизненного пути отдельного человека был ничтожной трагедией по сравнению с признанием смертности всего человечества. Я раньше не задумывался об этом. Но сейчас всё вдруг высветилось достаточно ярко: человечество так же смертно, как и человек. Как и атом химического элемента. Цивилизации не могут существовать бесконечно. Земля как несчастный, совсем маленький щенок, выброшенный чьей-то безжалостной рукой на обочину дороги — никто не придёт ему на помощь…
Это был нокаут, и я замолчал, не находя никаких слов. Там, за краем человечества, пустота была чернее ночи. Ладно мы… Но дети! Но внуки!
— Как быть? — вырвалось у меня.
— Обманите себя сами, — тихо ответил он.
— Что может противопоставить ничтожно малая величина невообразимой бесконечности?
В ответ он пожал плечами и сказал:
— Сшейте вместе хвост, ноги, хобот и остальное. Тогда и найдёте ответ. Если опустить детали, интересные только для узких специалистов, то вам останется узнать лишь то, в чём состоит замысел Создателя. Это будет достаточно просто, если вы почаще будете пересекать границу круга. Оттолкнитесь от бесспорного: мы есть. Мы есть — абсолютная истина, свидетельствующая сама о себе.
Потом он помолчал и добавил:
— Вы огорчены тем, что я сказал вам правду, а не стал рассказывать сказочку о машине времени? Так вы теперь и сами можете себя обмануть. Я научил вас, как это делать.
Легче от его честности мне не стало. Он убил меня наповал. Да, в этот момент я не хотел знать правду и искал спасения во лжи.
Люди не любят тех, кто разрушает их иллюзии. Но ХВН оставлял мне лазейку: найти то, что придаст смысл бессмысленности бытия. Хотя какой может быть замысел Создателя, если Вселенная никогда не создавалась: она была всегда, бесконечна в пространстве и времени, бесконечна в своём разнообразии? И единственная абсолютная истина заключалась в том, что мы есть. Есть здесь и сейчас. И не быть нас не могло, поскольку бесконечное число комбинаций атомов и молекул обязательно включает в себя ту комбинацию, которая и является каждым из нас. Мы — не случайны. Вот только зачем мы? В чем предназначение каждого из нас в отдельности и всех вместе взятых? ХВН знал ответ на этот вопрос, но утаил его. Или не хотел навязывать, чтобы я сам дошёл до всего, сам себе всё доказал. Он был умён, этот безумец.
Тогда я, хватаясь как за соломинку, сказал ему:
— Бесконечное число вариантов подразумевает, что всё повторяется.
Он мне возразил:
— Повторяется сценарий, но актёры всегда разные. После Шекспира, казалось, больше нет новых тем. А полки ломятся от книг. Ромео и Джульетта всегда были и будут у любого народа. Правда, звать их будут иначе. И мы с вами ещё будем сидеть рядом и рассуждать о вечном и конечном. Вот только это будем не совсем мы. Или совсем не мы, а кто-то другой, похожий на нас так же, как новые листья похожи на прошлогодние. Второй попытки не бывает. Вторую попытку делает другой игрок, — он на минуту умолк, а затем как-то тепло-тепло произнес: — Не знаю, как вам, а мне сейчас хорошо! Хорошо от того, что я понимаю: что бы я ни делал, я не могу сказать наверняка, к чему это приведёт. С точки зрения объективного наблюдателя я не имею выбора, но я субъективен, и моя жизнь для меня — интрига.
— Да какая это интрига — обманывать самого себя! — возразил я. — Всё предрешено, и нет ничего значимого в этом мире.
— Кое-что есть, — парировал он.
— Что?
— Я не знаю. Я только уверен, что есть ещё кое-что. У меня такое ощущение, что я вот-вот доберусь до сути этой тайны. Думаю, и вы это сможете сделать.
Свет во тьме, он смеётся и манит,
Бесконечный, как звёзд хоровод.
И, застыв у причала, «Титаник»
От судьбы своего часа ждёт.
Ждут каюты, недолго осталось,
Ждёт красивый, приветливый порт.
Счастье ждёт, очень сильно заждалось.
Веселее ступайте на борт!
2.12. В последний раз
Возможно, он говорил правду. А возможно, и лгал, чтобы хоть как-то меня утешить. Или удержать возле себя. Он привязался ко мне, и я это понимал. К кому ещё он мог здесь привязаться? К санитару, который не упускал возможности поиздеваться над больными? Конечно, человек один не может...
— Я знаю, меня отсюда никто не заберёт, — вдруг вырвалось у него то ли утвердительно, то ли вопросительно.
И он внимательно посмотрел на меня. Потом повторил эту фразу, но уже без вопросительных оттенков. Проницательности ему не занимать.
И снова с некоторой вопросительной интонацией он сказал:
— Я знаю, вы больше не приедете.
— Почему? — спросил я. — Мы ведь ещё не всё обговорили, я ещё ведь не всему научился.
— Хотите, я верну вам авторучку? — спросил он, так и не ответив на мой предыдущий вопрос.
Я промолчал. Я был уверен, что он ошибается: я обязательно приеду, мне это надо. Но, как впоследствии выяснилось, мы оба не ошибались. Так бывает. Так бывает всегда сплошь и рядом: два противоречия, два противоположных, казалось бы, взаимоисключающих ответа на один и тот же вопрос — верны. Они верны оба, у каждого своя правда, плюс и минус — равнозначны. Правы все, все, и каждый по-своему. Неправы только те, кто отвергает само право быть правым для другого.
— Нет, я хочу вам вернуть вашу авторучку, — снова начал он. — Я хочу вам её подарить. Мне больше нечего вам подарить на память.
— В следующий раз, — сказал я как отрезал.
И он больше не поднимал этот вопрос.
А я, я просто самоуверенный кретин. Это меня надо было держать в психлечебнице, а не его. Это мы, разумные и здравомыслящие люди (как мы сами себя называем), несём смерть для человеческой цивилизации, уничтожая всё в слепой жажде наживы. Мы, в белых рубашках и галстуках, — опасность для Вселенной, а не те, кого держат взаперти и над кем издеваются санитары, тоже, кстати, психически вполне нормальные.
Я посмотрел на часы.
— Побудьте ещё полчаса, — попросил он.
И мы молча, как на поминках, просидели рядом эти полчаса.
Я уходил в глубоком раздумье, надеясь, что при следующей встрече ХВН даст ещё какую-нибудь подсказку. Я надеялся на это. Надежда, как призрачная иллюзия — мы о ней уже говорили. Я видел ХВН в последний раз. В последний раз в этой реальности, которую он называл объективным пространством.
Продолжение следует...
Нравится роман? Поблагодарите Юрия Солоневича переводом с пометкой "Для Юрия Солоневича".