(Реальные истории любителя содержать необычных животных дома).
Рассказал Б.Кауфман, доктор биологических наук:
- Как бы вы отнеслись к предложению поиграть в салочки? Как бы вы отнеслись к предложению поиграть в салочки в начале третьего ночи? Как бы вы отнеслись к предложению поиграть в салочки в начале третьего ночи в комнате, где можно передвигаться только в одном направлении, преимущественно по двум половицам и вдобавок, загроможденной книжными стеллажами, письменным столом и креслом? Я отнесся к этому приблизительно так же.
Ночью я внезапно проснулся от беспокоящего звука. Соня-полчок сидела не в клетке, а на крышке навесного домика, сколоченного из толстостенных сосновых досок, и возбужденно попискивала. Дыра в стенке объяснила все – и изменение звука, и восторг, написанный на мордочке, и развлечения, предстоящие в будущем. Радостно поприветствовав меня , зверек развернулся на крышке и кокетливо посмотрел на мою мрачную физиономию. Объяснив ему всю ошибочность поступка, я протянул руку и попытался ухватить его за шиворот. Решив, что гнев сменился на милость, и игра все-таки состоится, соня сделала шажок в сторону, и мои пальцы уткнулись в пушистый хвостик, сомкнувшись на нем мертвой хваткой. Делать этого явно не следовало, так как, презрительно хмыкнув, мне продемонстрировали один из самых простых способов освобождения от нежелательных объятий: резкий рывок - и шкурка чулком сползла с хвоста, оставшись в руке, а толстенькое тельце с грохотом рухнуло вниз, укрывшись в куче каких-то пакетов и коробок, которых могу поклясться, вечером еще не было. Этот прием мне был уже известен: несколько лет назад от меня таким же способом сбежал другой полчок. «Оскальпированный» хвост очень быстро подсыхает и отваливается. Судя по поведению, животные при этом особой боли не испытывают. Чертыхаясь и бубня что-то о своей забывчивости, я хлопнулся на четвереньки и, чувствуя себя фокстерьером, гоняющим крысу, попытался проникнуть под книжный стеллаж. Видимо именно сейчас я окончательно проснулся, потому что перед глазами отчетливо, вплоть до знаков препинания, встали две цитаты из книги Айрапетянца «Сони». Первая гласила, что сони никогда не становятся ручными, вторая – что, ежели, полчок вцепился в руку, необходимо терпеливо ждать, когда ему надоест ее жевать, и он соизволит отпустить вас. Да, но доска, которую соня, шутя прогрызла…
Бодренько ринувшись к вешалке, я натянул толстые кожаные перчатки и, почувствовав себя полностью экипированным (как свидетельствовало зеркало, трусы и зимние перчатки прекрасно дополняли друг друга), продолжил увлекательную игру. Следующие полтора часа мы носились по комнате, причем зверек терпеливо ждал, пока я выпутывался из ножек стульев или передвигал кресло. Он не делал попыток спрятаться, позволял протянуть к себе руку, но как только до него оставалось несколько сантиметров, с веселым воплем прыгал в сторону. Наконец, когда пот лил градом, мы решили поиграть немного в прятки. В какой-то момент, отвернувшись, чтобы посмотреть на часы и убедиться, что уже начало шестого, я потерял соню из вида и, сколько ни обшаривал каждую щелку, так и не смог его найти. Несколько дней я понятия не имел, где она обретается. Еда, оставленная на полу, не трогалась, а звуки, раздававшиеся по ночам, были удивительно знакомыми. На третью ночь, схватив фонарик, я направил луч света на клетку. Соня сидела в ней, догрызая остатки пряника, и укоризненно посматривала в мою сторону.
На семейном совете мой восторженный рассказ был воспринят моим отцом как само собой разумеющееся: «Ну, конечно, а где же ей еще быть?» Кормушка и пол клетки оказались заваленными печеньем (откуда оно там взялось?), а полчок висел на жердочке и в его выпуклых глазах светилось что-то такое, что долго еще заставляло меня спать вполглаза.