Отец Ивана Семеновича Баркова, петербургский священник, наверное, до конца своих дней так и не решил, прославил или опозорил его блудный отпрыск родовое имя. Впрочем, самые известные люди России не гнушались ни дружбой с королем русской похабной поэзии, ни чтением его скандальных произведений. Например, Н.И.Новиков находил, что Барков — человек «острый и отважный», нраву «веселого и беспечного».
Жизнь Баркова и в самом деле оправдывает этот отзыв.
В 1748 году 16-летним воспитанником Невской семинарии он вопреки воле своего начальства прорвался на прием к академикам М.В. Ломоносову и Й.А. Брауну, которые экзаменовали семинаристов, дабы выбрать из них студентов для Академии при Московском университете. По отзыву Ломоносова, на экзамене Барков обнаружил «вострое понятие» и приличное знание латыни.
Его зачислили в Академию, где он вскоре прослыл даровитейшим из студентов. Но вот смирения и послушания в поповском сыне не было ни на грош. За участие в студенческих попойках и дерзости начальству Баркова даже сажали на цепь. Кончилось тем, что его вовсе исключили из университета и перевели в наборщики Академической типографии.
Расстроенный таким поворотом колеса Фортуны, Барков одумался и в дальнейшем повел себя «тихо, смирно и кротко». Покаяние не было напрасным: ему вновь разрешили посещать университетские лекции. Однако ученая карьера была ему заказана. Все, чего он смог добиться — это скромной должности копииста и корректора при Академии.
Свое скудное жалованье Барков целиком пропивал — правда, теперь уже не столько с веселья, сколько от неудовлетворенности своим положением. Не мудрено, что он скоро впал в полную нищету. Одно из его прошений в Академию наук гласит, что «не токмо самых нужнейших вещей, как-то рубах и штанов и обуви, в чем при деле моем можно было мне находиться, но и совсем никакого пропитания не имею».
В 1755–1756 гг. Барков состоял штатным писцом при Ломоносове: дважды переписал его "Российскую грамматику", снял для него копию с Радзивилловского списка Никоновой летописи, выполнял и другие поручения. Михаил Васильевич ценил его и часто говаривал: «Не знаешь, Иван, цены себе, поверь, не знаешь!». Под его влиянием Барков начал заниматься историей: на основе "Древней российской истории" Ломоносова составил "Краткую российскую историю" (изд. в 1762), а в 1759–1760 гг. подготовил к изданию текст Несторовой летописи — это издание долгие десятилетия оставалось основным источником по древнерусской истории.
Примерно в те же годы он открывает в себе дар поэта и переводчика. По мнению авторитетных литературных критиков, Барков владел свободным и легким стихом, не уступая в этом отношении лучшим поэтам-современникам — Ломоносову и Сумарокову. Пушкин впоследствии замечал, что Барков первый из русских поэтов отбросил архаический стиль и стал писать живым народным языком. Однако громкую всероссийскую славу он приобрел своими непечатными "срамными" произведениями, по выражению митрополита Евгения Болохвитинова. В его порнографических стихах, написанных, вероятно, не без влияния французской эротической музы, нет французского изящества, но зато нет и французской патологии в духе маркиза де Сада. Впрочем, большинство из них, в том числе знаменитый "Лука Мудищев", принадлежат его перу лишь предположительно.
Ни одна биография «русского Франсуа Вийона» не обходится без анекдотов о нем. Вот, например, некоторые из них, собранные Пушкиным.
«Никто так не умел сердить Сумарокова, как Барков. Сумароков очень уважал Баркова, как ученого и острого критика, и всегда требовал его мнения касательно своих сочинений. Барков, который обыкновенно его не баловал, пришел однажды к Сумарокову: «Сумароков великий человек, Сумароков первый русский стихотворец!» — сказал он ему. Обрадованный Сумароков велел тотчас подать ему водки, а Баркову только того и хотелось. Он напился пьян. Выходя, сказал он ему: «Александр Петрович, я тебе солгал: первый-то русский стихотворец — я, второй Ломоносов, а ты только что третий». Сумароков чуть его не зарезал».
«...Сумароков свои трагедии часто прямо переводил из Расина и других... Барков однажды выпросил у Сумарокова сочинения Расина, все подобные места отметил, на полях написал: «Украдено у Сумарокова» — и возвратил книгу по принадлежности».
«Барков заспорил однажды с Сумароковым о том, кто из них скорее напишет оду. Сумароков заперся в своем кабинете, оставя Баркова в гостиной. Через четверть часа Сумароков выходит с готовой одою и не застает уже Баркова. Люди докладывают, что он ушел и приказал сказать Александру Петровичу, что-де его дело в шляпе. Сумароков догадывается, что тут какая-нибудь проказа. В самом деле, видит он на полу свою шляпу, и…»
Впрочем, о том, какое «дело» оставил Барков в шляпе Сумарокова, Александр Сергеевич предоставил читателям догадаться самим.
Поправить денежные дела Ивану Семеновичу помогла ода, написанная в 1762 году на день рождения Петра III. Голос Баркова расслышали у трона среди потока славословий, и президент Академии наук К.Г. Разумовский распорядился назначить Ивана Семеновича академическим переводчиком с годовым жалованьем в 200 рублей. Условием было полное исправление грешника: «Барков, сочиненною ныне одою... также и другими своими трудами в исправлении разных переводов оказал изрядные опыты своего знания в словесных науках и делам способности, а при том обещался в поступках себя совершенно исправить».
Но служба в Академии не пошла ему впрок. После 1766 года следы его теряются. По преданию, спустя два года, 36-ти лет от роду, Барков, которого все знали как веселого пьяницу, внезапно покончил с собой, оставив лаконическую записку: «Жил грешно, умер смешно». По другим сведениям, он допился до белой горячки и утонул в нужнике.
------------------------------------------------------------
Поддержать автора можно через посильный взнос
Сбербанк
5336 6900 4128 7345
Спасибо всем, кто уже оказал поддержку!
