Страх, унижения и ложь: Coda нашла «немчиков» — детей немецких солдат, которым всю жизнь приходилось скрывать свое происхождение, и поговорила с ними, хоть они и предельно неохотно рассказывают о себе и своих родителях.
В 1945 году советский дипломат, академик Иван Майский написал письмо товарищу Сталину, в котором предложил немедленно изъять всех «немчиков» у матерей и отправить их в детские дома. Письма было достаточно: детей начали забирать, в детских домах им давали другие имена и фамилии. Иногда родня пыталась детей спасать и прятать.
«Немчиками» на Юге России называли детей русских матерей и немецких солдат и офицеров. Кто-то родился в результате изнасилований, некоторые казачки жили с оккупантами добровольно и даже выходили за них замуж. Сколько было таких детей — неизвестно, некоторые исследователи говорят о десятках тысяч.
Чтобы спасти детей от чекистов, матери придумывали легенды об отце, якобы погибшем на фронте. Иногда им верили на слово — тогда в сельском совете при выдаче справки о рождении «немчик» получал фамилию своего деда или вымышленного отца. Иногда в справке в графе «отец» ставился прочерк.
Самым тяжелым случаем было, когда секретарь сельского совета мог написать в графе «отец» — «рожден от оккупанта».
В деревне трудно прятаться, да и враги-доносчики всегда найдутся.
Валентина, которую не звали на свидания
Coda отправилась на поиски «немчиков» в Ростовской области. Это оказалось не очень просто. Во-первых, их осталось не так много: это люди, родившиеся примерно в 1943 году, сейчас им около 75 лет, в России не все до этого возраста доживают. Во-вторых, эти люди специально прятались всю жизнь, что тоже не облегчает поиски.
В Чертовском районе Ростовской области, в хуторе Артамошкине, живет Валентина Мрыхина (в девичестве Дерябкина). По словам главы сельского поселения, она была рождена в 1943 году от немецкого офицера, который сожительствовал с матерью Валентины. Это подтвердил и историк Владимир Афанасьев, который в шестидесятых побывал в Артамошкине, изучая историю войны.
— Я молодой был тогда, и стал встречаться с девушкой Валентиной. Красивая. Она с горечью мне как-то сказала, что ее местные парни не зовут на свидания потому, что она — полицейская дочь, — рассказал Афанасьев.
Но и историк на ней не женился.
А Валентина прожила тяжелую жизнь, а не так давно перенесла инсульт — к корреспонденту Coda она вышла, опираясь на трость.
Ее отец был полицейским. Он вступил на территорию их района вместе с немецкими частями в 1942 году и обеспечивал охрану и порядок согласно указаниям жандармерии. На постой его определили в дом матери Валентины. Скоро по всему хутору разнеслась весть, что полицай нашел себе русскую жену.
Ей позволялось беспрепятственно заготовлять дрова на зиму в соседнем пролеске, а другим женщинам приходилось получать на это разрешение.
Если документа не было, то могли расстрелять за связь с партизанами.
Когда мать Валентины забеременела, от людей это невозможно было скрыть. 28 июля 1943 года, когда советские войска уже освободили деревню, родилась девочка. Рожала женщина у себя дома без какой-либо медицинской помощи.
Простокваша и обиды от сверстников — первые детские воспоминания Вали.
— У нас-то и ложек не было: я зачерпывала рукой густую простоквашу и ела, — улыбается она.
— Да, дети меня дразнили сильно, — говорит она, и на глаза пожилой женщины наворачиваются слезы. — Эх! — она машет рукой, отталкивая воспоминания.
Валя хорошо училась. Фотография лучшей ученицы школы висела на Доске почета. До и после занятий она бежала к матери, которая работала на ферме. Вставать приходилось в четыре часа утра. Чистила навоз. Кормила телят, доила по 20 коров.
— Мама рассказывала вам об отце?
— Да я его и не знала! — восклицает Валентина. Она делает жесткий и резкий отмах здоровой рукой, будто отталкивает от себя в воздухе что-то тяжелое.
[custom-related-posts title=”Читайте еще о ростовских степях и войне” order_by=”title” order=”ASC” none_text=”None found”]
Несмотря на то, что Валя хорошо училась, после окончания школы она не смогла стать врачом. Она планировала поступить в медицинский институт, но для этого было необходимо получить направление на учебу в местном управлении образования. Валентине его не выдали. А без этого документа председатель колхоза не отдал ей паспорт (из колхоза в то время без разрешения уезжать было запрещено). Местные власти посчитали, что ребенок, рожденный матерью от полицейского, имеет запятнанную репутацию. Валя была вынуждена пойти работать на ферму дояркой.
Всю жизнь она старалась работать хорошо, чтобы доказать людям, что она такая же как все и своей работой может искупить свою вину и своей матери.
— Дразнили нас сильно. Мучилась я, — вспомнила Валентина. И на глазах у нее снова показались слезы.
Вера, которую воспитал дед
Второго ребенка, рожденного от немецкого офицера, корреспонденту Coda удалось найти в станице Мигулинской Ростовской области. Здесь живет известный местный журналист и писатель Вера Сапрыкина (в девичестве Сидорова). Она работала сельским корреспондентом газеты «Искра», потом — учителем русского языка и литературы. Сейчас она на пенсии, пишет статьи об истории родного края в газету. Не так давно у нее вышла книга «История Верхнедонского района».
Вера родилась 20 апреля 1943 года. Своего родного отца не помнит и не хочет ничего о нем рассказывать.
— Я ношу его фамилию и отчество своего деда. А отец в 1941 году ушел на фронт и пропал без вести. Что про него рассказывать? Меня воспитывал дед.
— А мама вам рассказывала про войну?
— Она родилась в 1914 году. До войны работала на элеваторе. Отец мой пропал без вести в 1941 году. Да, что вы про меня расспрашиваете?! Ничего у меня интересного нет. У меня никакой биографии нет. Я никто и звать меня никак. Идите к нашему соседу. Ему 13 лет было в годы войны, его немцы чуть не расстреляли за пачку сигарет.
Вместе с Верой мы идем к соседу Николаю Подтыченкову, который живет неподалеку.
Вера громко ему кричит, чтобы он рассказал о войне, и убегает.
Николай говорит, что немцы его задержали в двух километрах от станицы и хотели убить, но потом отпустили.
— А вы знали мать Веры?
— Она ушла? — вдруг спрашивает, оглядываясь, Николай. — Но мы-то знаем от кого она родилась.
— От немца?
— Да, от немца, — тихо отвечает Николай. — Я его хорошо помню. Они жили рядом с нами. Ее мать, Мария Сидоровна, была славной женщиной. Немец-постоялец склонил ее к сожительству. По несчастью родилась девочка Вера. Я считаю, немец сделал это насильно.
Думаете, это так просто взять и жить с чужим человеком? Он ведь все время по-немецки говорил!
Я помню его: высокий, обычно одевался в офицерскую форму, но мы часто видели, как он ходил в гражданском костюме. Но об этом я мало кому говорю. Немцы в 1943 году зимой стали отступать. Вместе с ними ушел настоящий отец Веры. Она очень не любит, когда я говорю об этом. Больше от немцев у нас никто не рожал. Никакого наказания мать Веры не понесла. Люди вроде бы как и не знали, что от немца родила. Вера — она грамотная, три диплома у нее. В газету меня пропечатала, как я на гармошке играю. Могу и вам сыграть про немцев.
Николай долго поет частушки времен войны, ему подыгрывает его друг на расстроенной балалайке. А потом, вдруг резко останавливается и спрашивает:
— А мы не предаем Веру тем, что рассказали правду о ней?
«А зачем вам об этом писать?»
— У каждой женщины были свои причины оставлять ребенка, — считает историк Владимир Афанасьев. — В тылу не было медикаментов и врачей, подпольные аборты часто приводили к смерти матерей. И многие женщины, чтобы не рисковать своей жизнью, рожали детей. Сколько их было — неизвестно. Они много лет терпели притеснения и издевательства. Но время прошло, сегодня общество потихоньку движется к «эре милосердия» и многие люди понимают, что дети, рожденные от немцев, ни в чем не виноваты. Так почему же сегодня мы не можем рассказать о них всю правду?
Афанасьев рассказал о трагедии, изменившей его отношение к детям, рожденным от немцев.
— Война — это страшно. Столько судеб и жизней она сломила, — говорит он. — В городе Сальске Ростовской области девушку-комсомолку немец насиловал два месяца. Красивый молодой немец, с университетским образованием. Потом немецкую часть перевели в другой район, а девушка осталась одна со своей бедой. Она забеременела, пыталась сделать аборт — тыкала в себя спицы. Покалечилась, но убить ребенка в своем чреве не смогла.
Когда мальчик родился, девушка увидела, что он — копия ее насильника.
Самое жуткое было то, что после освобождения города она увидела этого немца в числе пленных. Она пошла смотреть на его казнь — он был причастен к убийству 214 детей из Ейского детского дома — и увидела его смерть. Соседи, узнав, что она родила от немца, ее затравили. Девушка не смогла все это пережить и задушила ребенка летом 1943, через полгода после освобождения, и убила себя. Это была родная сестра одноклассника моей мамы. Я был тогда подростком, и эта история потрясла меня. Я написал об этом стихотворение, но нигде его не публиковал. Это страшная тема, но молчать об этом не надо: мы должны узнать настоящую правду о войне.
Впрочем, среди некоторых историков есть мнение, что обсуждать тему «немчиков» не нужно:
— А для чего это делать? — спросила научный сотрудник Старочеркасского музея-заповедника, председатель станичного совета ветеранов Татьяна Ямнова. Мы познакомились с ней, когда разыскивали в станице Старочеркасской немецкого ребенка.
Это может повредить имиджу нашей древней станицы, где родилось три Героя Советского Союза. На улицах им устанавливают бюсты и памятники. Вот пишите об их подвигах.
А зачем писать о человеке, при рождении которого на советской земле наши дети кричали: «Немец родился!». Он жив до сих пор. Но я вам его не покажу.
Ямнова не хочется рассказывать, как два немецких офицера обвенчались с казачками станицы Старочеркасской, и в результате у одной из пар родился «немчик». Но есть люди, которые это помнят.
Катя, Герда и акация на могиле
«Помню, было лето. Жарко. Солнце светило в глаза. Мы с девочками побежали смотреть на свадьбу потихоньку от матери. Если бы она узнала — наказала, — рассказала 84-летняя жительница станицы Нина Кособокова (в девичестве Безродная). — У себя на постое два немецких офицера присмотрели двух наших казачек — Катю Бондареву и Герду Богомолову (ей было 20 лет). Их мужья ушли на фронт сражаться против немцев, а они решили выйти замуж за немцев.
Церемония бракосочетания была в нашем станичном храме. Я отлично помню, что одна невеста была в розовом платье, вторая — в голубом, — говорит Нина. — На головах у невест были венцы — обручи, на которые в два ряда нанизывались белые цветы из воска. Если венцы падали с головы невесты, это считалось плохой приметой. У немецких невест венцы не упали. Немцы были одеты в парадные мундиры, погоны у них были странные, непонятные для меня. Но все люди говорили, что они — офицеры, да и я сама видела, что не рядовые это солдаты».
Скоро офицеров забрали в Сталинград. Там они сгинули без вести. Бывшие немецкие жены — Катя и Герда — остались в станице, дождались после войны своих советских мужей: оба фронтовика вернулись в станицу целыми и невредимыми. Им рассказали, что в их отсутствие жены второй раз вышли замуж за немцев, злейших врагов.
Катю Бондареву муж наказал — отлупил нагайкой. А потом простил.
Герде Богомоловой пришлось туго. Ее муж узнал, что у его жены в 1943 году родился «немчик». Жена назвала его Сашкой. Советский солдат, воевавший с немцами, такого предательства у себя в семейном тылу не пережил — развелся с женой. Впрочем, она недолго бедовала одна: в 1946 году в третий раз вышла замуж за офицера-фронтовика Алексея Шапошникова. Он усыновил мальчика, который теперь хоть и обрел законный статус советского гражданина, но его жизнь была похожа на ад.
Корреспондент Coda все же нашел Валентину Шапошникову — младшую сестру того самого «немчика» Сашки, родившуюся уже после войны.
— Издевались над ним сильно. Вымещали злобу за убитых своих мужей, за голод и холод. Он лишний раз боялся выходить на улицу. Каждое появление на людях причиняло ему нестерпимые душевные муки. Может, поэтому он рос таким слабым и болезненным. Саша умер. Похоронить его на деревенском кладбище не разрешил местный глава администрации. Его фамилию Валентина назвать отказалась — она боится до сих пор.
— А вы можете показать могилу брата?
— Да, она тут рядом.
Дворик узенький, тянется тропинкой, а в самом его конце — безымянная могила — холмик, облицованный белой плиткой без единой надписи. Вместо креста в изголовье родные посадили акацию.
Текст: Полина Ефимова. Иллюстрация: Соня Игинова. Фото: Полина Ефимова и Павел Деркунов
Coda благодарит корректора Ольгу Колесникову