У поэзии Пушкина нет ни начала, ни конца. Она, как твой родимый край, как вечный простор, радует тебе близким, понятным, волнует далеким, еще не постигнутым, но зовущим и дорогим. Пушкин — Родина. Пушкин — жизнь.
Мы не знакомимся с Пушкиным, мы входим в него — в мир, где давно ждут тебя, не удивляются тебе, а угадывают тебя и встречают. Разве ты можешь оказаться один на один с Пушкиным в мире сказок, былин, в мире любви дружбы, в мире подвигов и непокоя?
То тоскующий, как ветер пустыни, то пронзительный и упрямый, то, как вздох богатырский, Пушкин идет, движется, заполняет огромную и мудрую душу земли. Пушкин — в роднике звенящем, в ливне, сверкающем над холмами. И невозможно на вопрос, что для меня Пушкин сегодня, ответить однозначным определением, однозначными страстями…
Один на один с Пушкиным?.. Не получится. Не выйдет! Читая Пушкина, слушая Пушкина, я предчувствую скорого и мятежного Лермонтова, я осознанно подготавливаю себя принять мучительно-совестливого Некрасова. А чуть подальше — Блок. Еще подальше — Есенин. И всё это — моё, для меня и моих детей сотворенное, русское-русское, доброе-доброе, нужное мне, другу, брату-человеку!
Пушкин не только традиция, но и надежда! Да, да, через дебри опровержений, ошибок, через горы святых сомнений пробивайся к Пушкину, шагай к нему — и ты прояснеешь и состоишься. Твои честные заблуждения Пушкин простит, твое недолгое малодушие он забудет. Коль ты пришел к Пушкину, ты укрепишь волю, ты обновишься.
Не постареет Пушкин, не затуманится в веках. Он, как природа живой, работающий, неодолимый. Смертельно раненный в своем поколении, Пушкин явился к нам юным красивым, пророчески яростным. Он дал нам образ человека, рожденного Вселенной, его слово летит и соединяет нас откровениями героев, откровениями целых народов...
Я люблю Пушкина, цветущего, шумящего, катающего громы. Здравствуй, ветер и синева! Здравствуй, Пушкин!
Когда подымет океан
Вокруг меня валы ревучи.
Когда грозою грянут тучи. —
Храни меня, мой талисман.
Пушкин дал нам и образ поэта!.. Разве трагически уставший Владимир Маякояский пришел к Пушкину лишь «поговорить по душам» и снять «накопившееся и наболевшее» за годы бурь молодости? Маяковский пришел к Пушкину — пришел к истоку, к Родине, к себе, говорящему сердцем отвоеванную в боях истину.
Всякое неразумное отдаление себя от Пушкина, от завещанного им кодекса классически достойного поведения поэта, от его врачующего слова дорого обходится тебе и твоему призванию. Мы знаем временных счастливцев модных потреб, мы знаем и продолжительных баловней лжеудачи; конец у них схожий — запоздалый стыд и раскаяние, и хорошо, если так!
Медленней и медленней с годами я читаю Пушкина. Как мне в зрелом возрасте суметь поторопиться на пушкинском слове? Да и зачем торопиться? Ведь «Капитанская дочка» — поэма, музыка, которую надо слушать, ощущать, а «Полтава» — роман, где разворачиваются времена и судьбы!
С Пушкиным ты — дома. С Пушкиным ты — в родном краю, где бы ты ни находился, куда бы ни ехал, ни плыл. И с Пушкиным ты — на людях, в мире!
Не могу объяснить это: видится ли далеко молодая дубрава, собираются ли а вышине тучи, поет ли трепетный жаворонок рядом — всюду чудится Пушкин, чудится жизнь, сильная и знакомая.
И является образ воли, образ поэта:
Тоскует он в забавах мира,
Людской чуждается молвы,
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы;
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья полн,
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубровы...
Рощи, дубравы, поле. Волны и синева. Стон ветра и плач птицы — память Пушкина, память природы. А «широкошумные» — эпитет наш, только-только рожденный, и не на поле, а где-то на небесах, в звездном космосе.
Автор: Валентин Сорокин