Дома убийцы - любимые истории многих поколений. О них ходят небылицы, их сторонятся... но каково, купив чудесный дом, вдруг узнать о том что все его владельцы до тебя умирали при странных обстоятельствах, сходили с ума или пропадали без вести? Как же поверить в то, что смерть живет в его уютных комнатах? И что, если не родился еще тот, кто сможет снять с дома-убийцы его проклятье?
Что может заставить человека покинуть родину? Неприятие действующего курса правительства? Непримиримые разногласия с обществом? Выданный ордер на арест?
Думается, чаще всего родину покидают по той же причине, по которой это сделал Семён — в поисках лучшей жизни.
Но надо сказать, что он был необычным случаем в ряду дезертиров с полей сражения за процветание нации.
Парень вырос в небольшом городке под Уфой. Кое-как закончил школу, отучился в колледже на технолога пищевого производства, отслужил положенное и столкнулся с тщетностью бытия охранника супермаркета «Фунтик», которым управляла настоящая госпожа Беладонна.
Женщина, являвшаяся вероятнее всего ровесницей его матери, проявляла к Семёну, а точнее к его спортивной фигуре, голубым глазам и ёжику блондинистых волос весьма не материнские чувства. И это пугало парня и ввергало в крайнюю степень уныния! Ведь каково, будучи двадцатилетним лбом под два метра, работать на пенсионерской должности в магазине с проходимостью пять человек в час и бояться обрюзглой напомаженной мадам? А точнее того, что отвергни он её ухаживания напрямую, она его мало того что уволит, так ещё и сделает так, чтобы он в родном городе и вовсе работу никакую не нашел.
Среди всего, что было у него в этом мире, Семён дорожил только часами, оставшимися от отца, которого ему не довелось увидеть, потому что тот погиб ещё до его рождения, и своей мамой. Женщиной, в одиночку вырастившей его, своенравного и упрямого до глупости, через силу впихнувшей в него всё, что смогла. Например, знание английского языка. Сама она была учительницей, и то, что Семён вообще мог говорить по-английски и писать, хоть и с ошибками, было, пожалуй, достижением из серьёзных. Чтобы оценить его, достаточно было заглянуть в табель школьной успеваемости Семёна, где среди царства двоек и троек неизменно стояла четверка по английскому.
Потому он стоически терпел ухаживания госпожи Беладонны в «Фунтике», боясь потерять работу и лишиться денег на жизнь и уход за больной матерью. Потому, скрепя сердце и стиснув зубы до желваков, отшучивался от её намёков почти два года и старательно избегал корпоративов, грозивших страшным — остаться с подвыпившей Беладонной тет-а-тет.
Два года постоянного стресса и бессилия перед неизлечимым недугом родного человека. Два года ожидания самого худшего от жизни и радости через силу, потому что другого времени у них с матерью больше не будет… а потому можно было и потерпеть всё что угодно, даже томное прокуренное дыхание вышедшей в тираж тетки, с ветхим декольте, пропорциональным бездне её отчаянного желания найти себе молодого и красивого любовника.
А потом мать Семёна умерла.
Рак добил её ранней весной, парень хорошо помнил тот день: как вернулся со смены, погладил для неё вещи, собрал продукты и отправился в больницу. Как матери не оказалось в палате и врач сказал, что её увезли буквально несколько минут назад в реанимацию. Как он же потом сообщил о том, что её жизненно важные органы не выдержали очередного курса химиотерапии и отказали один за другим. А вот потом всё было как в тумане.
Кажется, пришел в себя Семён только в самолете, который начал своё снижение над Филадельфией. Нет, он помнил и похороны, и то, как ждал рабочую визу, и особенно то, как с помпой уволился, ну… точнее обрубил все концы, публично предложив хозяйке магазина купить себе дилдо побольше, а то и несколько или пропить курс кошачьих таблеток «Стоп-интим», для снижения либидо даже неприличного для её преклонного возраста.
После этого уже фарш обратно было не провернуть, и Семён, насколько мог, быстро распродал всё своё имущество и отправился в страну, которая, по слухам, как раз таких, как он, и ждала: отверженных, бездомных и целеустремлённых, направленных к светлому будущему.
Вот только цели-то у Семёна, пожалуй, и не было. Не было, ради чего жить.
В аэропорту его ждал родственник, Тимофей, обитавший в Штатах уже довольно давно. Вот ведь странная вещь, бывает, живёшь с близкими по крови рядом и вовсе не общаешься, а вот с дальними на короткой ноге, хоть и видел лишь пару раз, да и то в детстве.
Именно так было с Тимофеем. Он был сыном двоюродной сестры матери Семена — вот уж не знаешь, как и назвать правильно такого родственника, двоюродный брат? Троюродный? А может, и вообще племянник? Как бы там ни было, они с Тимофеем были почти что ровесники и виделись всего два раза на занесённых песком времён детских днях рождения, но благодаря интернету и социальным сетям будто вовсе никогда не расставались. Даже после того, как родители Тимофея переехали в Америку, даже после того, как они погибли в той самой катастрофе 11 сентября, а парня усыновила семья из Филадельфии.
Тимофей всегда отличался лёгким нравом и предприимчивостью, которой, вероятно, позавидовал бы и Остап Бендер. Он давно соблазнял Семёна начать новую жизнь в стране возможностей, предлагая должность помощника в своей собственной компании. Вот только не уточняя, чем именно придётся заниматься.
Звучало всё это, конечно, громко, но зная легковесность слов своего родственника, Семён особо ни на что не рассчитывал… просто ему хотелось кардинально изменить жизнь, вот так вот, радикально избавиться от былого вороха тяжёлых воспоминаний. И в общем-то было не важно, какую работу предлагал Тимофей… но она оказалась, пожалуй, слишком необычной…
***
Стоя на скрипучем пороге здоровенного выцветшего от старости особняка, на окраине небольшого города Блумсберг, штат Пенсильвания, Семён опасливо оглядывался, то поправляя рюкзак за плечами, то одёргивая фирменную рубашку с логотипом компании Тимофея. Городок был основан, должно быть, ещё первыми колонистами из голландцев, высаживавшихся в этой части материка, потому что его архитектура во многом напоминала ту, что Семён волей-неволей видел на картинах живописцев, на бесполезных уроках МХК в школе, с которых было не сбежать, потому что вела их мамина близкая подруга. Ну, может, не таких уж и бесполезных.
Тимофей, позвонивший в дверь едва минуту назад, некстати вспомнил про забытый в трейлере планшет и умчался за ним, оставив Семёна. Парень теперь чувствовал себя как ребенок с полной тележкой продуктов, которого родители попросили занять место в очереди у кассы. И вот, кассирша уже начала пробивать его покупки, а родителей всё не было…
За широкой, тяжёлой деревянной дверью, что нетипично для американских домов, заскрежетали замки и засовы, что было типично ещё менее. Сквозь небольшую щель, оставленную дверной цепочкой, выглянул усталый темнокожий мужчина средних лет. Семён только набрал воздуха, чтобы представиться, как владелец дома вновь захлопнул её… и сразу же распахнул спустя мгновение.
— Здравствуйте, мистер Гарднер! Мы вас уже заждались! — сказал он необычайно воодушевлённо и схватил руку опешившего Семёна, чтобы растрясти её в рукопожатии. — Вы и не представляете, мы уже отчаялись найти кого-то вроде вас! Но когда я позвонил Саманте с форума… да, я говорил, что это Саманта Брукс дала мне ваш номер и крайне вас рекомендовала? Так вот, когда я позвонил Саманте, я и не рассчитывал, что вы приедете так скоро! Не сомневаюсь, у вас всегда много работы…
— Мистер Фримэн! — от подъездной дороги в их сторону уже спешил Тимофей. — Небольшое недоразумение, это я Тим Гарднер, а это мой помощник, Сэм Кавински, он не очень-то разговорчив в самом деле, знаете, языковой барьер, слишком сильный акцент, но вот работник отличный, да.
Хозяин дома как-то даже наигранно шлёпнул себя ладонью по лбу и расхохотался, хотя, скорее всего такое поведение легко объяснялось сдавшими нервами и неловкостью, ввиду специфики вызванных специалистов.
— Ох, простите меня, мистер Гарднер, и вы, мистер Кавински. Понимаете, я не нашёл в сети ваших фотографий, только сайт с описанием услуг и рекомендациями от ваших клиентов. Хотя, я понимаю. В вашем деле анонимность наверняка важна, вы же серьёзная компания, а не какие-нибудь парни из телевизора! Ох, что же это я, проходите в дом!
Тим Гарднер был настоящим человеком — так стали называть Тимофея после того, как его усыновила американская семья. Нет, он, конечно, мог оставить себе родительскую фамилию, но посчитал, что Тиму Гарднеру будет проще устроиться в жизни, чем Тимофею Красновольскому. А вот Сэм Кавински родился вместе с легендой о поляке-эмигранте. Тимофей настоятельно не рекомендовал использовать настоящее имя, потому что к полякам здесь почти все относятся нормально, кроме самих поляков, приехавших раньше. А вот русских могут и серьёзно недолюбливать, и даже подозревать в шпионаже на пользу родине, что в любом случае было бы плохо для бизнеса Тима, основанного на доверии… на вере в сверхъестественное…
Внутреннее убранство особняка опасно балансировало на грани музейной экспозиции и хламособирательства. Для музея, пожалуй, было слишком пыльно, а вот для свалки старого хлама чрезмерно аккуратно и вычурно.
Владелец дома пригласил их устроиться в гостиной на диванах с резными кривыми ножками и протёртой бархатной обивкой, а сам отправился на кухню за чаем.
Разглядывать портреты на стенах, необычные изрисованные вазы на многочисленных разномастных тумбах да и прочее убранство было интересно. Прежде Семёну не приходилось бывать в таких домах. Тимофей же, в отличие от него, не стал считать ворон, а тут же занялся делом; установил небольшое подслушивающее устройство под одним из торшеров и, разобрав по-быстрому корпус телефонной трубки, — и в телефон. А также прошёлся по комнате, подготовив реквизит на случай немедленной демонстрации способностей — засунул несколько игл в обои у дверных косяков, насыпал жёлтых кристалликов серы под подоконники. Так что, к возвращению мистера Фримэна декорации для первого акта «я ощущаю паранормальную активность в этой комнате» были готовы.
За чашечкой крепкого чая с бергамотом, мистер Фримэн, который попросил звать его просто Джимом, поведал свою холодящую кровь историю столкновения с необъяснимым.
Признаться, ни Тим, ни тем более Семён, к такому готовы не были…
Фримэны переехали в Блумсберг всего пять месяцев назад и поначалу всё было вполне безобидно. Старый дом, построенный ещё в середине девятнадцатого века, поскрипывал и завывал в каминных трубах по ночам. Но то — обычное дело для построек настолько почтенного возраста и напугать может разве что малых деток да глупых впечатлительных девиц.
Немногим позже, домочадцы начали замечать некоторые странности, которым тоже поначалу не придавали особого значения. Например, начали пропадать вещи, а предметы мебели, картины и прочие украшения дома, будто жили своей жизнью — менялись местами, когда вздумается, переворачивались с ног на голову. И всё то можно было списать на обыкновенную забывчивость домашних или глупые детские шутки, если бы такие казусы не стали происходить даже с теми, кто всего на секунду покидал комнату!
Фримэны окончательно убедились в том, что что-то неладное творится в их доме, после семейного ужина по случаю Дня Благодарения. Тогда за столом собрались не только жители дома, но и гостившие у них многочисленные родственники, так что свидетелей у паранормальной активности было достаточно.
В середине застолья вся семья высыпала на улицу посмотреть на фейерверк, а когда вернулась в дом… столовая выглядела совершенно иначе — из неё исчезли все следы пребывания семьи Фримэнов, вся завезённая ими мебель, техника и даже столовые приборы. А их место заняло всё то, что было здесь в момент их въезда в дом, то, что было распродано или спрятано в подвале. Даже обои на стенах были вновь прежние, выцветшие, с виноградными лозами.
Логическое объяснение таким переменам, как делали это раньше, когда дети жаловались на то, что кто-то выносит их игрушки из комнаты и оставляет на крыльце, они искать даже не стали. Сразу обратились в высшую инстанцию — в церковь. Однако католический священник из местного прихода наотрез отказался пересекать порог их дома, так же как и протестантский. И даже раввин, которого на следующий же день привёз сюда сводный брат Фримэна, отчего-то едва завидев его фасад из окна машины, велел поворачивать обратно… тогда-то Фримэны и озаботились поиском информации об истории выгодно приобретённого ими особняка, ведь все эти люди что-то знали, хоть и отказывались об этом говорить.
Живописная часть пригорода, помпезно обставленный дом, окружённый лесами и зелёными лужайками, по весне утопающими в цветах… всё это было и правда слишком хорошо, для того чтобы обойтись по цене потрёпанной стоакровой фермы. Правду говорят, бесплатный сыр только в мышеловке.
Особняк был построен зажиточным голландцем Йозефом Ван Дайком для своей семьи, которую он намеревался перевезти из родной страны в Америку, как только сам обустроится на новом месте.
Шёл 1810 год, и дела у голландца, владевшего ростовщической конторой, считай что предоставлявшей бухгалтерские услуги, шли хорошо. Как-никак война с Англией за независимость давно закончилась, а торговля товарами и рабами шла бойко. Всем требовались тогда хорошие счетоводы и займ под сходный процент. Только вот путешествия из Старого Света в новый занимали прилично времени. И пока жена с детьми и всем, что называется, «домом», выдвинулась к мужу, он успел пасть жертвой развратной привязанности к рабыне.
Волоокая нигерийская Венера, по слухам, была дочерью вождя какого-то известного племени колдунов. Она опутала голландца своими чарами настолько, что он даже собирался жениться — в те времена такое было просто неслыханно, жениться на чёрной женщине! За такое можно было стать изгоем в обществе, а вместе с его доверием потерять и всякое деловое уважение.
Но вот семейство прибыло, а неверный муж уже не мог отправить его обратно… При этом всё, что голландца волновало с тех пор, как темнокожая ведьма наложила на него свои чары, так это то, как изыскать способ быть с ней и только с ней навсегда.
Способ нашёлся. Доподлинно, разумеется, неизвестно, было ли то убийством или несчастным случаем, вот только жена голландца слегла с тяжёлым недугом почти сразу по прибытии и скоропостижно скончалась.
Чернокожая же рабыня была приставлена к детям в качестве няни. Спустя год или два после смерти матери, один за другим отправились на тот свет и все трое отпрысков голландца. Вероятно, осознав наконец всю степень своего грехопадения, похоронив последнего ребенка, он вышел из себя и забил насмерть чернокожую любовницу в одной из комнат дома. А после этого и сам повесился в конюшне, что располагалась там, где теперь стоял сарай для тракторов и садового инвентаря.
С тех пор особняк Ван Дайков многократно менял своих владельцев.
Сначала долго был в запустении из-за того, что партнёры голландца по бизнесу не могли поделить его имущество. Потом, проданный с аукциона, долгое время принадлежал какому-то плантатору, который так и не посетил его ни разу, потому что началась война Севера и Юга.
В то время здесь устроили госпиталь, указом местных властей конфисковав имущество у истинного владельца-южанина. Но в таком качестве дом был открыт для посетителей очень недолго — в 1863 году в южном флигеле, где лежали иммобилизованные раненые, коматозники и парализованные, случился пожар. В нём погибли три медсестры и больше дюжины лечившихся там солдат. Те, кто всё же был спасён, наперебой говорили о женщине в свадебном платье, шедшей из комнаты в комнату с факелом в руке и поджигавшей всё, до чего могла дотянуться её рука, в то время как людям, лишённым возможности двигаться, оставалось только смотреть на то, как пылают их кровати.
Ходили и другие ужасные слухи. Например, о том, что в доме Ван Дайка живёт сама Смерть и иногда по ночам покидает своё тёмное жилище, чтобы лично забрать чью-то душу на тот свет.
Средств и сил на восстановление госпиталя у властей города не было вплоть до самого окончания войны, а может, причиной тому был и суеверный страх. Но вот после неё полуразрушенный особняк выкупил у города человек практичный и совершенно не суеверный — Мартин Григгер, протестантский священник.
Фундаменталист и к тому же представитель чрезвычайно богатой семьи, нажившей своё состояние на поставках пороха. К слову сказать, торговлю они вели с обоими правительствами и ничуть этого не смущались. Более того, каким-то чудом сохранили своё положение и после победы Севера в войне, не запятнав, так сказать, свою репутацию продажей оружия южанам.
Мартин Григгер планировал превратить особняк в дом Божий — выстроить церковь на его земле, часть здания определить под школу для девочек, часть выделить для жизни вдовам, которых после войны было великое множество, а восстановленный южный флигель оставить под нужды своей семьи. И все дела его спорились до тех самых пор, пока во дворе особняка в торжественной обстановке не был заложен первый камень будущей церкви.
Тогда на церемонию собралось много людей, в том числе меценатов и властителей города. Но едва пастор Григгер приступил к освещению камня, как над особняком сгустились тучи и молния ударила в самое его основание, расколов надвое и едва не убив священника. Поднялась жуткая буря, которая разогнала гостей, часть из которых укрылась в доме. В том числе и дочь генерала-губернатора, Мари, отправившаяся изучать многочисленные покои будущей святой обители вместе со своим возлюбленным Тони. Который, к несчастью, был всего лишь сыном местного коробейника.
Обнаружив отсутствие дочери, губернатор тут же отправил людей на её поиски. Спустя несколько часов удалось найти только Тони, который сидел в одной из спален южного флигеля, уткнувшись носом в угол, и вновь и вновь считал до десяти в обратном порядке. Он считал и когда его допрашивали, и сидя в суде, на скамье подсудимых, и позже, в клинике для умалишённых, до самого своего последнего дня. А вот Мари так больше никто и не видел.
После этого случая Мартин Григгер изменил своё решение о создании обители в Блумберге, слишком уж плохая была бы у неё репутация, а вскоре вовсе переехал в другой город, где успешно продолжил начатое дело.
Шли годы, у особняка сменялись владельцы, и у всех что-то не ладилось. Дом словно прогонял людей, не желая терпеть над собой чью-то власть. Те из владельцев, кто не появлялся на его пороге, а просто вкладывал средства — могли быть хозяевами дома и его предместья десятки лет. Те же, кто пытался обжить красивый особняк, не протягивали там и года — всегда случалось какое-то событие, после которого глава семьи принимал волевое решение покинуть проклятый дом насовсем.
Последним владельцем особняка до Фримэнов, была престарелая Присцилла Эбенгшот. Странная одинокая дама, переехавшая в Блумберг из-за бомбёжек Лондона ещё в начале сороковых. Ей было всего три года, когда она с родителями начала жить в доме, который отписал им дядюшка, известный в Блумсберге меценат и рантье. Эбенгшоты, в отличие от родственника, были совсем не богатыми людьми и выбирать им не приходилось. Впрочем, в смекалистости отцу этого семейства отказать было нельзя. Вероятно, почувствовав неладное, он предпринял самый умный шаг из всех возможных — превратил дом в гостиницу «с привидениями», а сам отстроил небольшой коттедж на въезде в поместье, где и жил с семьей до самой своей смерти.
Дом долгое время был включен в один из самых популярных мистических туров по Северным Штатам. Ночь в гостинице с привидениями стоила прилично, да и постояльцы подписывали бумаги об отказе от претензий на случай чего… вот только отказ от претензий — ничто для полиции, расследующей убийство.
Это случилось в декабре 1980 года. Незадолго до того на экраны вышел фильм «Сияние» режиссера Стенли Кубрика, который живо подстегнул волну интереса к домам с паранормальной активностью. И вот, один экстравагантный Нью-Йоркский делец решил пощекотать нервишки своих друзей и партнёров по бизнесу, организовав празднование Рождества в «одном из самых жутких домов США».
Присцилла Эбенгшот, на тот момент уже похоронившая обоих родителей, была последней, кто видел их всех живыми. В сочельник, обеспокоенная криками и шумом в доме, она вызвала полицию, но в департаменте шерифа, внимательно выслушав её, предположили, что то — просто затянувшееся веселье подвыпивших богатеев. Поэтому патруль отправился к гостинице мисс Эбенгшот только к полудню.
Из двадцати четырех постояльцев рождественской ночи в живых на момент прибытия полиции был только один. Он сидел на крыльце дома, с револьвером в руках и отказался опустить его при приближении сотрудников полиции, сообщая что-то о том, что «те, другие всё ещё в доме, и если он отдаст оружие, то никогда не сможет убежать от них, потому что всё ещё не знает правду», после чего положил дуло себе в рот и спокойно нажал на спусковой крючок.
Даже видавшие виды сотрудники полиции штата, прибывшие в качестве подкрепления из Филадельфии, не могли скрыть своего ужаса от увиденного — дом был буквально залит кровью. Создавалось впечатление, что там орудовала целая банда маньяков-потрошителей, измывавшаяся над своими жертвами всеми доступными способами. В результате всё свели к сумасшествию того самого парня, что застрелился на крыльце — младшего партнёра фирмы, тридцатилетнего белого воротничка, в прошлом с отличием закончившего Йель и намеревавшегося жениться на дочери того дельца, что и затеял эту необычную рождественскую вечеринку.
Предполагалось, что босс не так уж хорошо к нему относился, высмеивал, угрожал разрывом помолвки со своей дочерью, и последней каплей стало некое событие, которое произошло на праздновании. Но кто знает, быть может, так всё и было на самом деле...
После происшествия Присцилла Эбенгшот закрыла свою гостиницу на ремонт, но так и не открыла вновь, вплоть до самой своей смерти в 1998 году. Затем дом долгое время пустовал, перейдя в собственность попечителей исторического наследия штата Пенсильвания. О его громкой истории забыли все, кроме старожил Блумсберга да детворы, по сей день рассказывающей о нём ужасы на ночных посиделках у костра.
Шли годы, дом не молодел, а делать из него общественно полезное место — музей или парк, чтобы хоть как-то покрыть расходы на содержание, никто не торопился. Особняк Ван Дайка тяжким бременем лежал на городском бюджете, и его было решено продать, а точнее сдать в пожизненную аренду с правом наследования, под обязательство сохранения исторического внешнего вида и самого дома и всего поместья в целом.
Так он и достался Джиму Фримэну, удачливому бизнесмену. Семьянину, лелеявшему мечту о создании настоящего родового гнезда, коим обещал стать прекрасный особняк 19 века, имевший роскошный вид на луга и лес изо всех окон своих многочисленных, богато обставленных комнат.
Тимофей и Семён сидели абсолютно неподвижно. Чашки с совершенно нетронутым чаем, зависли в их руках. Вероятно, оба в этот момент думали об одном… но Тим первым отбросил своё оцепенение и нарушил повисшую в комнате тишину.
— Да, мистер Фримэн, признаться, история вашего дома весьма поразительна, но… но не нова для нас! Знаете, три года назад мы «чистили» один такой дом в Белфасте, это в северной Ирландии, если вы не слышали. Да, мы иногда выезжаем за пределы Штатов, сами знаете, таких специалистов, как мы, не так много. Ну, так вот. Там был особняк и постарше вашего, а история, не побоюсь этого слова, покровавее. Не буду распространяться, клиент весьма значимое лицо и попросил анонимности, но могу сказать, что мы управились за неделю. Главное в таких делах — найти первоисточник проблемы, пробоину между мирами и закрыть её насовсем, чтобы, так сказать, заплатку потом не сорвало!
— Да, да, конечно! — Обрадовался владелец особняка и расплылся в ослепительно белой улыбке. — Я буду рад помочь всем, чем только смогу. Я предоставлю вам все материалы, которые мои люди нашли об этом доме и, конечно же, оплату. Не сомневайтесь, я заплачу как положено и покрою все ваши расходы. Только чеки предоставьте, пожалуйста. Мне для отчётности. Вы же можете выставить счёт, так?
— Разумеется, мистер Фримэн, мы — лицензированное агентство и работаем в рамках законодательства США, платим налоги, всё как положено.
— Отлично! А то знаете, я уже имел дело с дилетантами. Эмм... жена привела какую-то шарлатанку, так вот, она брала только наличные и даже чеки не принимала… конечно, я прогнал её с порога, едва она заявила мне такое.
— И правильно сделали, — просиял Тимофей, доставая планшет. — Для начала решим вопрос с суммой и сроками, но тут всё, как условились. Также потребуется внести предоплату на наш счёт. Я могу выслать документы на принтер? Мой планшет поймал его.
— Да, да, разумеется, я схожу за бумагами, кабинет наверху. Вы и не представляете, до чего приятно иметь дело с нормальными деловыми людьми, особенно в таком щепетильном вопросе.
Едва Джим покинул гостиную, Семён вырвал планшет из руки Тимофея и, как мог, тихо зашипел на него:
— Ты вообще в своем уме, деньги с него брать? Ты что, не слышал его историю? Да тут точно что-то не чисто! У меня от этого дома волосы на жопе дыбом встают — отсюда валить надо под любым предлогом. Это тебе не голуби в вентиляции старухи Норрис и не крысы в подвале на Харпер авеню, тут явно какая-то чертовщина!
— Это ты не в своём уме! Тут сумма шестизначная, на эти деньги и развернуться можно или вообще на несколько лет в отпуск уйти! Думай своей головой, какие к чёртовой бабушке призраки? Ты с каких пор во всю эту хрень верит-то начал? — Тимофей схватил его за плечи. — Сеня, приди в себя! Шоу своё запустим, сайт наконец обновим, офис снимем, заживём по-человечески! Тут деньги сами в руки плывут, а ты в штаны наложил, как пионер от дедовских сказок.
Парень отобрал планшет и деловито поправил рубашку с вышитым логотипом своей компании, лаконичными белыми буквами «GT» на сиреневом щите из-за которого выглядывала чёрная рукоятка меча. «Guard Team» — глупая и слишком претенциозная аббревиатура не нравилась Семёну. Да и выбрана она была Тимофеем не столько потому, что отражала сферу их деятельности, сколько потому, что совпадала с его инициалами. Впрочем, его компания — ему и, как говорится, музыку заказывать.
Темнокожий хозяин особняка вернулся в гостиную с распечатками и небольшим ноутбуком. Бюрократическую сторону вопроса решили быстро, и как только задаток отобразился на счету Тимофея, все трое приступили к осмотру дома.
— Два этажа и мансарда, десять спален в основной части дома, столовая, две гостиных и три кабинета, включая музыкальный зал. — Перечислял мужчина, проходя впереди них по коридорам и лестницам. Время от времени он приоткрывал двери, предлагая гостям заглянуть туда. Всякий раз им открывалась обстановка, с которой хоть сейчас пиши картину или устраивай там фотосессию в классическом стиле. Дом был физическим воплощением слова «шикарный», даже несмотря на то, что обивка мебели кое-где была потёртой, а паркет на полу скрипел, жалобно требуя чтобы его перебрали. — Ещё четыре спальни, гостиная и маленькая кухня в южном флигеле, он соединен с основной частью дома глухим коридором. Также есть сарай для тракторов у южного края, лодочный сарай с небольшой мансардой у озера за лесом. И ещё коттедж, вы должны были проезжать его, направляясь сюда. Там живёт моя помощница, миссис Смит, Анна… в общем, она сама скажет вам, как к ней обращаться. Она смотрит за домом, готовит нам, да и вообще выполняет функции экономки. У нас также есть два садовника, если хотите, сможете побеседовать с ними завтра. Они приходят дважды в неделю и тоже… видели всякого здесь. Ещё есть горничная, Саманта, но она, как вы могли заметить, сейчас в отпуске. Извините за беспорядок, столько пыли, вот ума не приложу, откуда она только берётся! Раньше были ещё Ребекка и Роззи, но обе уволились. Совсем недавно. Толком причин не объяснили, но если хотите, могу дать их номера телефонов и адреса. Вы говорите, а то я не знаю, что именно вас может заинтересовать. — Сказал Джим, жестом приглашая выйти на парадное крыльцо. — В общем, устроиться можете в любых спальнях в этой части дома, они все гостевые. Есть даже одна с двумя кроватями, думаю, вам подойдет.
— О, благодарим! — белозубо улыбнулся Тимофей. — Только мы обычно спим в своём трейлере, притом всё чаще днем. Знаете ли, основная работа у нас, она ночью.
— Да, понимаю. В общем, располагайтесь, я распорядился, чтобы Анна следовала всем вашим указаниям, как моим. Все материалы по дому вы сможете найти на чердаке, я соорудил там что-то вроде хранилища. Уже даже стеллаж пришлось заказать, столько там всего! Да, по ночам основной свет в доме выключается. Пока. Потому что проводка старая, и мы ещё не успели заменить — боимся возгораний. Но вы не переживайте, этим занимается Анна и несколько светильников по дому работают на аккумуляторах. И ещё… удачи вам. Надеюсь, уже на будущей неделе вручить вам вторую часть суммы со своими благодарностями.
— А вы… — начал было Семён, но Тим толкнул его в бок.
— А я, мистер Кавински? Ах, я… ну, мне, если честно, не хочется вам мешать, да и дела кое-какие накопились в компании. В общем, дом целиком и полностью в вашем распоряжении. И домочадцы мои тоже не будут вам мешать, я позаботился и об этом. Что ж, вам осталось проследовать в коттедж к Анне, она сделала вам дубликаты ключей и наверняка сможет не только чаем напоить. Будет предлагать черничный пирог — даже не думайте отказываться!
Глядя вслед удаляющемуся внедорожнику Джима, Семён абсолютно чётко ощущал, что мужчина не просто оставил на них дом, а буквально сбежал из него, радостно переложив свои горести на плечи двух идиотов.
— Да ладно тебе, брось! Всё же прекрасно, мы ещё и одни остались тут. Ох, Сэм, только не говори, что ты во всё это поверил. Привидений же не бывает, будь профессионалом!
Быть профессионалом было не сказать, что приятно, но совершенно не трудно, когда дело касалось изгнания паранормальных существ. Например, когда одна престарелая ирландская леди утверждала, что в её подвале живут гремлины, на деле оказавшиеся поразительно здоровыми и живучими крысами. Или когда пришлось помочь истеричной домохозяйке, считавшей, что слышит голоса умерших в доме, а это оказались звуки из голубиного гнезда, провалившегося в воздуховод.
Лично Семёну неприятна была не работа как таковая, а то, в какую форму они Тимофеем обличали свою помощь. Ведь это всегда было продуманное, фееричное представление с последующим рассказом удивительной предыстории появления паранормального существа и объяснением, почему оно больше не вернётся в дом, а не честное развенчивание мифа с предоставлением доказательств в виде тушек убитых крыс.
Тим говорил, что они супер-дезинсекторы. Их работа это нечто на стыке дезинсекции и психологии — парадезинсектология, вывел он свой собственный термин. Тимофей утверждал, что сверхъестественное в обыденном видят только люди определённого склада ума, проще говоря, доверчивые и впечатлительные, а ещё чаще всего не умные. И если сказать им в лоб правду, они могут и не справиться с ней. Не поверят, потому что не смогут потом жить с тем, что собственное предчувствие их обмануло.
А значит, снова найдут какой-то триггер для начала нового, ещё более тяжелого психоза.
Потому сочинение правдоподобной сказки было обязательным элементом их услуг. И схема, которую можно было положа руку на сердце назвать мошеннической, успешно работала. Семь лет до того, как к «GT» присоединился Семён и вот уже три месяца, как с ним.
Парень успокаивал себя тем, что ничем плохим они в общем-то и не занимались. Никого не грабили, просто приезжали на место, разбирались в ситуации, чаще всего доставая с чердаков летучих мышей или застрявших в вентиляции птиц, придумывали сказочное объяснение происходившей в доме «паранормальщине». Успокаивали особо впечатлительных, даря могущественные амулеты, созданные то Тибетскими ламами, то Камбоджийскими чародеями. Причём те и другие выглядели одинаково, потому что были куплены в одной и той же лавке в Чайна-тауне. Забирали условленный гонорар и ехали дальше, когда на новый вызов, а когда в какое-нибудь интересное местечко, отдохнуть и расслабиться. Жизнь не напрягала и Семёну, в самом деле, именно этого и хотелось. Ввиду отсутствия какой-либо цели в своём ежедневном существовании.
Вот только особняк Ван Дайка… это было что-то совершенно другое…
Анна Смит, попросившая называть её просто — миссис Смит, оказалась совершенно неприветливой дамой, как говорится, застёгнутой на все пуговицы. Хотя, быть может, её неприветливость была вызвана характером деятельности новых гостей дома и тем, что она, как человек разумный, не верила во всю эту чепуху про призраков. Тогда, пожалуй, её даже можно было за это уважать. Отдав ключи через порог и предупредив, что она намерена ежедневно проверять сохранность обстановки в доме, женщина вполне открыто пригрозила им своими связями в полиции и рекомендовала питаться не за счёт семьи, а едой из супермаркета на заправочной станции, что в двух милях от дома. После чего вполне невежливо попрощалась и захлопнула дверь.
Что ж. И такое обращение было для парадезинсекторов не впервой.
Тимофею не терпелось приступить к работе. Точнее ему чрезвычайно хотелось закончить её как можно скорее, забрать деньги и начать их тратить на развитие бизнеса.
Пока выгружали оборудование из трейлера и кузова их пыльного грузовика , Тим не переставая трещал о перспективах, уверяя Семёна, что именно это дело станет отправной точкой в истории их грандиозного успеха. Но для начала нужно было до темноты расставить камеры-ловушки.
Зачем, если привидений не существует?
Да, их не существует, но это не значит, что ничто не тревожит людей вовсе! В объектив спрятанных видеокамер в разное время попадались не только грызуны, гулявшие в стенах и нагло показывавшие свои морды из розеток, но также соседи, повадившиеся воровать чужие продукты, родственники-наркоманы под покровом ночи утаскивавшие ценности из домов своих бабушек. И даже лоси, как у себя дома гулявшие по дворовым лужайкам, переворачивавшие мусорные баки и ломавшие садовую мебель. Так что установка камер — первое дело.
С этого и начали.
На оборудование денег Тимофей не жалел никогда, вот только их всегда не хватало. Поэтому камеры были хоть и не самые дешевые, а всё же не ТОП. Edimax IC-3210F, выкупленные оптом у какого-то разорившегося детективного агентства, реагировали на движение и изменение температуры в комнате, то есть активировались только в такие моменты и могли трое суток снимать непрерывно, передавая изображение по беспроводной сети прямо в пункт управления — на сервер, расположенный в их трейлере. Угол обзора был скромным, качество было скромным — всё было более чем скромным, но зато объектив можно было поворачивать дистанционно, так же, как и включать камеру с приложения, что тоже имело свои преимущества. Камеры работали в режиме ночного видения и даже писали звук, но в очень слабом диапазоне. Хотя для нужд и того было достаточно.
Их размещением ребята и занялись, поделив ключи и фронт работ на северную и южную части дома. Путем нехитрой жеребьёвки с помощью камня, ножниц и бумаги, Семёну досталась самая жуткая часть дома — южная.
Жуткая не по тому, что там было жутко, а именно из-за кошмарной предыстории, рассказанной мистером Фримэном в гостиной. На самом деле комнаты в южной части были светлее, здесь было больше окон и для драпировки мебели и штор использовались более светлые, лёгкие ткани. Со стен на него не взирали картины с жуткими старомодными портретами, как в северной части, а всё больше попадались натюрморты и пейзажи, в которых узнавались местные красоты. Вероятно, кто-то из многочисленных владельцев дома рисовал и притом совершенно недурно.
Закончив с музыкальным залом, с красивой полукруглой пристройкой, окна которой выходили в летний и зимний сады, Семён направился в кухню. Здесь тоже всё было светлым — бежевая мебель в кантри стиле, белый кафель на полу и стенах. Для того, чтобы пробить всю комнату, достаточно было установить две камеры — одну над вытяжкой и вторую куда-то с противоположной стороны. Для этого прекрасно годилась застеклённая полка для специй, к ней-то Семён и направился. Но едва распахнув створку, он выронил всё, что держал в руках, и, чего уж там, едва не наложил в штаны.
Из стеклянного отражения на него смотрело бледное женское лицо.
— Я вас иначе себе представляла. — Сказала девушка, протягивая Семёну свою маленькую тонкую руку. — Я слышала, что вы приедете, но не думала, что так скоро. Меня Элия зовут, а вас?
Сердце Семёна все никак не хотело приходить в нормальный ритм.
— Семе… Сэм. Кхм… Сэм Кавински.
— Вы русский?
— Э… нет, я поляк.
— Ой, извините, пожалуйста. Я плохо различаю национальности по фамилиям. Для меня все славянские — русские. — Улыбнулась она. Теперь Семён заметил некоторую необычность её внешности. Да, девушка была светлокожей блондинкой, но волосы её, заколотые на затылке, вились чрезвычайно мелкими кудряшками, а маленький вздернутый нос и полные губы свидетельствовали о наличии в роду африканской крови.
— Вы дочь Джима? Мистера Фримэна?
— Ах, да. — рассмеялась девушка. — А что, не похожа?
— Да нет, что вы. Я сразу узнал, у вас отцовские глаза.
— Ой, не хитрите! Глаза у меня мамины. Может, я могу вам чем-то помочь?
— Да нет, я справлюсь.
— Ну, ладно. Будете подниматься наверх — скажите мальчишкам, что я в библиотеке. Мы читаем после обеда, папа всё ещё надеется, что в них проснётся его генетическая любовь к классической литературе. Но, видимо, эти его гены передались только мне, а им бы лишь бы в стрелялки играть.
— Мальчишки, — пожал плечами Семён, незаметно для себя приосаниваясь, — это нормально. Я передам.
Девушка ещё раз улыбнулась ему и вышла из кухни.
«Ну до чего же хороша» — подумал про себя парень и, спохватившись, поднял связку камер с пола. Одна оказалась разбитой, и Тимофей точно вычтет её стоимость из его зарплаты.
Мальчишек наверху Семён не застал, зато нашёл запертой одну комнату, от которой у него не было ключей. Устанавливать камеры в жилых спальнях было не по правилам, всё же личное пространство и все дела, а вот в коридоре между спальнями и в гостевых — было делом обязательным. Покончив с этим, парень вернулся к трейлеру, где его уже поджидал Тимофей.
— Познакомился с домочадцами? — ехидно осведомился он. — А мистер Фримэн заядлый любитель белого шоколада, да?
— Ой, брось. Что за расистские шуточки!
— Это ты его жену не видел. Весьма аппетитный образец Бельгийского, я бы попробовал.
— Прекращай, говорю. Камеры поставил, но одну… вот…
— Да забей, после этого дела всё равно новые купим, главное, на второй этаж хватило? Ну и всё тогда. Нас кстати пригласили на ужин, так что переобуйся хоть, а то твои кеды выглядят как биологическая угроза человечеству. Возьми у меня что-нибудь, а то ещё подумают, что я польских иммигрантов за еду работать заставляю. И ты это, кончай на работе по-русски разговаривать, не пали легенду.
До ужина было ещё много времени и много дел. Они с Тимофеем расставили датчики движения по периметру особняка, разместили камеры в сарае для тракторов и в лодочном сарае у чудесного озера, в которое Семён бы обязательно нырнул, если бы не май месяц и температура чуть выше десяти градусов. А также настроили оборудование на запись, проверив камеры.
В большой библиотеке Элия вместе с двумя братьями читала книгу, причём один из мальцов комично строил из себя бездыханный труп, развалившись на ковре возле её ног. В кухне высокая стройная женщина что-то грациозно смешивала в кастрюле — не иначе их будущий ужин. В остальных комнатах дома царила безжизненная пустота, которая теперь, впрочем, уже не казалась Семёну такой пугающей.
В пять тридцать они вернулись к дому, но на этот раз, как положено, позвонили в дверь, а не вломились без спросу.
На пороге их встретила красивая блондинка, стройная и притягательная, с чертами лица родовитой леди, а не простой американской домохозяйки, матери троих детей. Она представилась Бертой и попросила впредь чувствовать себя как дома — заходить без стука.
За ужином Тима и Семёна посадили во главу стола, на противоположных концах вокруг них не переставая носились мальчишки — Арэн и Гай, не такие светлокожие, как сестра, но всё же не смуглые, хотя и не блондины тоже.
Ужин прошел в расспросах о работе ребят. Мальчишек больше всего интересовали кровавые подробности домов с привидениями, но Берта всё время одёргивала сыновей, прося не поднимать такие темы за столом. Элия же, вероятно, специально севшая ближе к Семёну, всё время ловила его взгляд и пыталась увлечь разговором о книгах, в которых парень, говоря по правде, был не так уж и силён, потом о путешествиях, о его родной Польше, о которой он и вовсе не знал почти ничего, кроме того, что её, кажется, когда-то называли Речью Посполитой. Оттого Семёну было немного не по себе, ведь он явно показал себя угрюмым и совершенно неразговорчивым человеком.
А ведь ему, в этом он признался себе уже после, хотелось ей понравиться не меньше, чем она пыталась понравиться ему. Вот только гнать ему от себя нужно было такие мысли. Как можно дальше гнать.
После ужина женщина отправила детей спать в южную часть дома, а сама переместилась с гостями в гостиную, предложив выпить немного бренди на сон грядущий.
— Знаете, Берта, — признался расслабившийся Тимофей, — если честно, вы не создаёте впечатление напуганного человека. После сегодняшнего ужина я бы сказал, что вы вполне справляетесь. Да и дети, судя по всему, чувствуют себя весьма уютно в доме.
— Ох, мистер Гарднер, да… Тим, простите. Дело в том, что мой муж несколько более впечатлителен, чем я и дети. Он такой человек, знаете, ему свойственно раздувать из мухи слона. Но вы не подумайте, я не пытаюсь скомпрометировать вашу работу. Да, в этом доме определённо что-то есть, как наверно и во всех старых домах. Что-то своенравное, но вполне… вполне мирное, если с этим научиться сосуществовать. Знаете, я бы назвала это не призраком, а душой дома. И она, эта душа, любит покой и не терпит шума. А вот мой муж, Джим, он предпочитает веселье и шумные сборища, и вероятно уже не сможет перестроиться. Поэтому мы, конечно, попытаемся что-то изменить так, как он хочет. Но, если честно, я не верю, что у вас что-то получится. Скорее всего, вы уедете ни с чем, а нам придётся сменить место обитания на что-то более новое. Место, где Джим сможет проводить эти семейные праздники и шумные вечеринки столько, сколько его душе будет угодно.
— То есть вы хотите сказать, что не видели ничего паранормального в этом доме? — уточнил Тим.
— Ну, было что-то несколько раз. Но вообще, за исключением той глобальной перестановки в День Благодарения — нет. Ничего такого не припомню. А дети, знаете, они вообще склонны сочинять всякое. Вон, Элия так все время в облаках летает, ей бы с молодыми людьми общаться — нет, она все эту макулатуру старую перечитывает.
— А что именно было? — подхватил Семён, пытаясь увести разговор в сторону от юной особы, некстати затронувшей его чувства.
— Да так. В сарае тракторном пару раз кто-то завывал по ночам. То ли человек плакал, то ли собака какая-то скулила. Ну, ещё в подвале постоянно лампочки лопаются, но там скорее всего проводка неисправная.
***
— С Бертой всё ясно, — констатировал Тимофей на обратной дороге к трейлеру. — но с ней проблем возникнуть не должно. Судя по всему, ей вообще всё равно, что в доме происходит, а к мужу она относится снисходительно, по принципу «чем бы дитя не тешилось». Так что нам нужно придумать какую-нибудь правдоподобную историю, чтобы и у неё рациональных подозрений не осталось, и её мужу мистики хватило. Думаю, нужно разыграть сценарий с идолопоклонниками и привидением умершей вдовы. Как считаешь? Ну, дом же когда-то был отелем, а теперь сюда посторонних не пускают. Какие-нибудь сумасшедшие вполне могли ездить сюда ежегодно, чтобы почтить память той негритянки из истории, которая Ван Дайка этого соблазнила. В конце концов, она же ведьмой там какой-то была. Что скажешь?
— Ты босс — тебе решать. — Попытался отвертеться Семен. В голове его крутились невесёлые мысли о том, что ему придётся принять участие в обмане этих приятных людей и от этого было как-то уж даже слишком противно. Так противно, как ещё никогда не было.
С этими мыслями он и лёг спать. А снилась ему Элия.
Она выталкивала его из дома, кричала на него, умоляла бежать отсюда. А он умолял её бежать с ним. Но девушка отпиралась и снова толкала его к двери, говоря, что отец и мать никогда не разрешат ей покинуть дом. И вдруг сон разорвал чей-то жалобный крик.
Семён проснулся, резко сев в кровати.
Этот крик ему вовсе не снился, он разбудил его! На часах было три часа ночи. На соседней койке в трейлере беспощадно храпел Тимофей, надрываясь не тише пароходного гудка, а за окнами тихо завывал ветер.
Может, показалось?
Тишину нарушил новый вопль, полный боли и отчаянья. Кажется, это был мужской голос. Семён пинком ноги попытался не вставая с кровати разбудить работодателя, но тот, видно, хорошо набрался бренди после ужина, и теперь его не поднял бы даже пушечный залп.
На ощупь натянув на себя то, что висело на стуле у его койки, парень вытащил из шкафчика возле двери большой фонарь с толстой рукояткой-дубинкой, которую если что, можно было пустить в дело, и вышел наружу.
Холодный ветер мигом заставил его продрогнуть — Семён негнущимися пальцами кое-как застегнул куртку и пошёл в сторону звука, подсвечивая себе дорогу фонарём.
Вопль повторился снова. Сомнений не оставалось — мужчина кричал откуда-то со стороны тракторного сарая. Семён хотел вернуться в трейлер, чтобы посмотреть, есть ли что-то на камерах наблюдения, что они установили там днём, но мужчина начал завывать ещё жалобнее и чаще, а парень прошёл уже половину пути до того места.
Приблизившись к сараю, он увидел там свет. Тусклый жёлтый огонёк просвечивал через неплотно прилегающие доски — внутри помещение, должно быть, освещала керосиновая лампа или что-то вроде того.
Идти внутрь Семёну не хотелось совершенно. Говоря по правде, он и вовсе не был уверен в правильности своего решения пойти сюда одному.
Из-за стен сарая послышалось какое-то бормотание, всхлипы… и снова этот полный боли вопль, который, должно быть, мог бы издавать человек, который всё потерял, не иначе.
Семён набрался смелости и пошёл к дверям. Толкнул одну из створок — заперта. Толкнул снова. По ту сторону кто-то начал причитать на непонятном парню языке, кажется, это было похоже на молитву на латыни.
— Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem, factorem caeli et terrae…
— Эй, вы там? У вас всё в порядке?
— Сrucifixus, mortuus et sepultus, descendit ad inferos…
— Ответьте! Я могу вызвать вам скорую, вы ранены? Вы так кричите, вам больно? Я помогу…
— Inde venturus est iudicare vivos et mortuos…
— Слушайте, это не ваша земля! Я вооружен, и у меня телефон, если вы не откроете мне прямо сейчас, я вызову полицию!
Но человек по ту сторону словно и не слышал его, как ни в чем не бывало продолжая всхлипывать и читать свою молитву. Тогда Семён решил, что дожидаться развязки тут точно не имеет смысла, что бы не задумал человек в сарае — это точно не было что-то хорошее.
— Я вхожу, слышите? — предупредил парень, и сгруппировавшись для надежности, разбежался и ударил в створки плечом.
Дверь распахнулась едва он врезался в неё, и Семён влетел внутрь, жёстко упав на землю, припорошенную сеном и влажными опилками.
В сарае было абсолютно темно и пусто. Никакого причитающего мужчины, даже никакой лампы. Здесь, как и прежде, днём, пахло машинным маслом и дровами, сваленными с краю от старенького красного мини-трактора. Всё было так, как он оставил считанные часы назад.
Парень отряхнулся и прошёлся по небольшому помещению. Здесь не было ни закутков, ни хлама, за которым можно было бы спрятаться. Семен заглянул и в поленницу, и в кабину трактора — пусто. Ни следа. Будто и не было ничего.
Совершенно оглушённый произошедшим, парень вышел из сарая и уже почти затворил дверцы, когда какая-то тень привлекла его внимание… и он поднял глаза к потолку…
Прямо над тем местом, где Семён недавно растянулся после неудачного выбивания двери, на толстой стропиле в петле раскачивался мужчина. Его лицо было искажено, глаза закатились, а язык вылез наружу, точно толстый кусок розовой колбасы… Парень отпрянул назад и, споткнувшись, упал навзничь. В ушах шумело, а сердце его билось, как сумасшедшее. Тело в этот момент перестало слушаться, и он совершенно не мог заставить себя встать.
Как? Что это? Что теперь делать?
Словно пьяный, Семён дважды предпринимал попытку подняться, прежде чем это у него наконец получилось. Он должен, должен взглянуть ещё раз!
Вернувшись к дверям, фонарём в вытянутой руке толкнул створку, и та со скрипом поддалась.
Никого.
Под потолком сарая было совершенно пусто — только стропилы и перекрестья, да старое велосипедное колесо непонятно зачем подвешенное на гвоздь. Растерев лицо, как после долгого сна, и ущипнув себя до боли за руку, Семён ещё раз осмотрел сарай.
Пусто. Никого.
Но этого же просто не могло быть! «Видео!» — мелькнуло в его голове — «Всё должно было остаться в записи!»
Не раздумывая больше, он что есть сил бросился к трейлеру. Влетел в него, едва не выбив собой дверь, и сел за ЦУ. Так они с Тимофеем называли рабочий стол с тремя мониторами, двумя клавиатурами и шумным мини-сервером, который был помещён в углубление на место трейлерной кухни. Её они благополучно демонтировали и заменяли более частыми остановками в кафе и закусочных. А вот Центр Управления заменить нельзя. Это ведь и точка связи, и база данных, и гарантия сохранности файлов — у их сервера не было доступа к интернету, только к локальной сети, к которой подсоединялись все выставляемые ими камеры видеонаблюдения и датчики.
Кому могло понадобиться воровать их данные? Не важно! В плане технологий Тимофей был настоящим параноиком, особенно после общеизвестного скандала с участием Сноудена.
Найдя нужную точку записи и выставив тайминг, он включил воспроизведение.
На экране была темнота. Ничего. Просто чернота, даже не белый шум! Семён переключился на другую камеру — снова то же самое. Включил режим реального времени. На экране появился чёрно-белый сарай, трактор, куча дров, край колеса, свешивавшийся с потолка… отмотал на три часа ночи — вновь чернота. На 2:55… сарай, куча дров, трактор… колесо… 2:56… 2:59… 3:00 — чернота. Словно кто-то в этот момент опустил шору на объектив камеры. Совершенно не понимая, что происходит, а главное — что это всё значит и что с этим делать, Семён кинулся будить Тимофея. Спустя минут пять неугомонного растряхивания, он всё же смог встать и членораздельно спросить, какого хрена Семёну от него надо.
Выслушав историю от бледного, как полотно, товарища, он пожелал увидеть всё своими глазами.
— Да сбой какой-то, Сёмыч. Что ты распсиховался? Перепил немного, с кем не бывает. Не будем тебе больше наливать, вот и всё.
— Ты меня что, не слышишь? Я видел его. Я уверен, это был тот самый, Ван Дайк… как его.. Йозеф Ван Дайк!
Тимофей серьёзно и внимательно посмотрел на него и сказал:
— Ты ж мой впечатлительный юноша. Ну, ничего. Закончим дело, свожу тебя в Диснейленд, знаешь, там «Туннель ужаса» есть… там так кирпичей наложишь, что больше в жизни вот такой фигни бояться не будешь. Ложись-ка ты спать, мальчик. Утро вечера мудренее.
Семён на психе толкнул друга в спину и рухнул в койку, даже не раздеваясь.
Это всё была правда! Это всё было, и он это точно видел.
— А вот это уже интересно…
— Что? — Семён чуть не упал с кровати.
— Как думаешь, кто это? — парень указал на левый край центрального экрана, где выводилась трансляция с камеры #16. Она показывала коридор между спальнями в южном флигеле, и там из угла в угол ходила женщина в длинной ночной рубашке. Волосы её были в жутком беспорядке, а лица не видно. При этом она явно была не в себе — хваталась за голову, прижималась к дверям, падала на колени и снова вставала, чтобы продолжить свои блуждания по коридору.
— Пойдём посмотрим? — неуверенно предложил Семён.
— И я это слышу от человека, который мгновение назад утверждал, что призрака двухсотлетнего мертвеца в сарае видел?
Семён пожал плечами. На самом деле идти в дом ему вовсе не хотелось, а вот доказать Тимофею, что здесь действительно творится какая-то чертовщина — очень.
— Может, это миссис Фримэн лунатит? Я вот слышал, что лунатиков будить нельзя.
— А что, если нет? Что, если это какая-то психичка, которая их и терроризирует? Поймаем бабу и наша работа закончена. Можем ехать в Диснейленд. — Резонно заметил Семён.
— И то верно. Значит, пойдем смотреть. Возьмём-ка go-pro на случай необходимости визуальных доказательств.
Одевшись со скоростью пожарного расчёта, парни нацепили поверх одежды нагрудное крепление с экшн-камерами и, вооружившись фонариками-дубинками, отправились в дом, где судя по данным камеры #16, в коридоре между спальнями южного флигеля продолжала расхаживать женщина.
В дом они попали, отперев дверь ключом, и, как можно тише ступая по скрипучему паркету, отправились во флигель. Миновав затенённый музыкальный зал и кухню, где на разделочном столе аккуратной стопкой стояла посуда, из которой они совсем недавно ели свой ужин, они прошли по узкому коридору, соединявшему основную часть дома с этой отдельно стоящей пристройкой.
В гостиной первого этажа было совершенно тихо и темно из-за зашторенных окон, но и из коридора вверх по лестнице звуков не доносилось, хотя они должны были быть. Семён отлично помнил, как скрипела лестница и потом паркет в коридоре между спальнями, когда он поднялся туда, чтобы развесить камеры.
Аккуратно ступая по скрипучей лестнице, они дошли до того коридора и осветили его лучами своих фонарей.
Как и ожидалось -- пусто, никого. Ни души. Только в отличие от сарая, здесь не было высокого потолка, чтобы в отсутствии чего-то незримого можно было усомниться.
— Да. Странно. Может, ушла? —Тимофей достал из глубокого кармана своей ветровки планшет и открыл приложение с записью камер видеонаблюдения. Пролистнул экран, ещё несколько. — Оп! Смотри.
Музыкальный зал пересекала тонкая фигура женщины в длинной ночной рубашке. В руке у неё блеснуло что-то металлическое.
— Что за?.. Как она могла пройти мимо нас?
— Хрен знает. Может, спряталась на кухне? Смотри, у неё что-то в руке. Может, нож взяла? Плохо дело. Пойдём, надо её остановить, пока не наделала какой-нибудь фигни. Нам же потом копам объяснять, кто такие и что в доме делали.
Спускаясь по лестнице, пересекая коридор, кухню и музыкальный зал, они держались рядом. Впереди шёл Тимофей, поглядывавший на планшет, а позади него Семён, на всякий случай оглядывавшийся назад и по сторонам. Мало ли, вдруг та женщина в самом деле посторонняя и здесь не одна.
— Остановилась в гостиной, где чай пили. Стоит. Разговаривает что-ли с кем… пошли.
Выйдя из музыкального зала в холл, они услышали еле различимый голос и выключили фонари. Женщина плакала и что-то говорила, то срываясь на высокую ноту, то переходя на шёпот. В этот момент стоило порадоваться тому, что предусмотрительные хозяева застелили холл в главной части дома не паркетом, который все двести лет будет предательски скрипеть, сообщая о каждом шаге, а мраморной узорной плиткой, да ещё и кинули сверху ворсистый персидский ковер.
Парни очень аккуратно пробрались к двери, ведущей в гостиную, и замерли перед ней… в комнате было два голоса, не один.
—… виновата! Ты не понимаешь, это я сделала с ними, я! Я! Я! — сорвалась на крик женщина и захлебнулась рыданиями.
— Не говори чепухи, Ребекка! Мне противно слышать от тебя эти гнусные суеверные выдумки. Ложись спать. — Второй голос, низкий и жёсткий, принадлежал мужчине.
— Ребекка. — Прошептал Тимофей. — Мистер Фримэн сказал, что одну из уволившихся горничных звали Ребекка.
— Да что там, мать его, происходит…
— Тсс… ещё что-то говорят…
— Да послушай же, послушай меня! — сквозь истерику причитала женщина, — Оавэ — это не суеверия, он существует и он забрал их тоже, потому что они не были очищены после рождения, не были принесены к древу! Он… он просто запутался… я злилась, а он думал, что они тоже враги… о, Боже! Это всё я!
— Молчи, дура! Ты… ты хоть слышишь себя? Ты с ума сошла? Это сказки, всё твои сказки! Я запрещал, запрещал тебе их рассказывать им? Запрещал, но ты никогда меня не слушала! Никогда! — Внезапная тишина за дверью. Пощёчина, яркая и громкая, как вспышка молнии в затянутом облаками небе. — Это не я. Это ты нас всех убил. И ты знаешь это, поэтому не хочешь даже выслушать меня.
— Что? Ребекка… стой, что ты делаешь… опусти пистолет…
Семён буквально увидел, как расширились зрачки Тимофея — парни не сговариваясь толкнули дверь в гостиную в тот самый момент, когда прогремел оглушительный выстрел…
… звук рассеялся, едва они влетели в комнату с дубинками наперевес.
Никого, совершенно никого не было здесь, в уютном полумраке, рассеянном маленькой настольной лампой. Только три стакана из-под бренди всё ещё стояли на столике у дивана — два пустых и один полный на четверть.
— Что это было? — совершенно ошарашенно произнёс Тимофей, обратившись к Семёну, словно тот мог дать какой-то ответ.
— Вот-вот. Я о том же себя спрашивал в сарае. А ты мне что предложил? В Диснейленд скататься? Что, поехали вместе? Чур ты за рулём.
— Нет, это просто какая-то неведомая бабуйня! — Тимофей чуть не выронил планшет, судорожно выдёргивая его из кармана, а затем ещё раз, пока искал нужную камеру и правильный тайминг.
Всё то же самое — чёрный экран. И на этот раз камера снова отказывалась воспроизводить запись с трёх часов ночи. Притом, если переключить видео на режим реального времени, всё воспроизводилось нормально.
— Я понял. Мы вирус поймали или сбой какой-то электромагнитный произошёл. Камеры просто не делают запись с трёх часов ночи. Они только на прямую трансляцию работают. Ну ничего, на крайний случай у нас есть экшн-камеры, с них запись не удалится.
— Тимофей…
— Что? У тебя есть лучше объяснения? Призраки в доме? Ой, брось. В этой старой рухляди наверняка есть чёрные ходы и всякие там потайные двери в стенах. А ещё я читал, что из-за сложной системы вентиляции происходящее в одной комнате в таких старых домах может слышаться в другой настолько отчётливо, словно там оно и происходит. Да я тебе сейчас ещё десяток нормальных объяснений найду! Давай лучше поищем эту бабу на камерах, зуб даю, актриса погорелого театра где-то здесь ещё бродит.
Парни сгрудились над планшетом, листая трансляции с камер одну за другой, но не находили никаких следов присутствия…
— Стой!
— Да что ты орешь…
— Назад, коридор во флигель.
Тимофей листнул на нужный экран, а затем на следующий, где отображалась гостиная флигеля — и чуть не выронил планшет.
Камера показывала, как искореженная чёрная фигура ползла к лестнице, переставляя вывернутые назад ноги, хваталась за стены огромными лапами с многосуставными пальцами. Вдруг, добравшись до лестницы, человекоподобное существо остановилось и начало поворачивать голову, медленно, точно сова… на 180 градусов… лицо его было обезображено двумя десятками маленьких чёрных глазок, блестевших в лунном свете, лившемся из окон… Оно смотрело прямо в камеру! Прямо на них и медленно раззявило толстогубую пасть в истошном крике, который они услышали здесь, стоя в гостиной — в тот же миг изображение с камеры погасло, пошло полосами белого шума, а потом потемнело.
— Надо… надо бежать отсюда. — Одними губами произнес Тимофей.
— Южный флигель, там спят дети Фримэнов!
Парень громко проглотил комок, застрявший в горле.
— Ты ссум… сумам… с ума сошел? — Глаза Тимофея расширились, он схватил Семёна за рукав куртки. — Оно видело нас, что, если оно идёт сюда?!
Тимофей не раздумывая кинулся к двери гостиной и затворил её, навалившись собственным весом.
— Скорее! Что-нибудь! Вот, вон — давай кочергу от камина.
Семён выхватил её из стойки и швырнул другу, а тот тут же заблокировал с её помощью ручку.
— Дверь в столовую! Давай ещё одну, там есть ещё одна?
Заблокировав и вторую дверь, они придвинули к ней комод, а к другой сдвинули книжный шкаф.
Минута… две… пять… Ничего не происходило — увиденное и услышанное ими мгновение назад начало казаться каким-то миражом.
— Скажи, что ты это тоже видел. — Совершенно не своим голосом спросил Тимофей.
— Я бы не двигал с тобой мебель.
— И то верно. Так, надо посмотреть, может, другие камеры ещё работают?
И остальные сорок две камеры действительно всё ещё работали, но на них не было ничего. Ни на одной. Только тёмные сонные комнаты и коридоры, только пустые помещения.
— И что делать? Выйти из комнаты? Разбудить Берту? Идти проверить детей? Вызывать полицию? Что нам делать?!
— Ты меня спрашиваешь? — Поразился Семён. — Это ты семь лет охотником на привидений работаешь, а я вообще за этот дом браться не хотел!
— Ладно, ты прав. Надо взять яйца в кулак и рассуждать логически. — Тимофей плюхнулся на диван и уронил голову в ладони. — Так. — Внезапно громко сказал он и, словно ветром подхваченный, кинулся к столику, на котором стояли опустошённые и недопитый стаканы с бренди. — Что, если миссис Фримэн решила нас немного развлечь этим вечером и подала на десерт коктейль с галлюциногенами?
— А парные галлюцинации возможны?
— Да чёрт его знает. В любом случае — это хорошая новость. Значит, нам просто сейчас нужно лечь спать и, возможно, через несколько часов вся эта дрянь попросится из нас естественным путем.
— А если нет? Если всё это на самом деле?
— На самом деле, Семён, нужно всегда склоняться к более реальному варианту — тогда не прогадаешь.
— Ну, хорошо. Если ты так в этом уверен, то нам следовало бы сходить во флигель и проверить, как там дети.
Видно было, что Тимофей колеблется, но вера в материальность мира наконец победила в нём чувство самосохранения. Вместе они вернули мебель на место и с дурным предчувствием, будто ступают на трухлявое бревно над пропастью, сняли импровизированные запоры с дверей.
Мгновение… ещё одно… ничего не происходило, никто не врывался в комнату с истошными криками, и парни один за другим с фонариками-дубинками на изготовку вышли в просторный холл.
Семён двинулся вперёд, в сторону южного флигеля, но друг поймал его за рукав.
— Погоди. Давай ещё раз проверим всё, на всякий случай.
Достали планшет, начали листать. Пустые тёмные комнаты, пустые комнаты, снова пустые комнаты, камера #10 отключена. Пролистали до конца, все остальные работают, даже в гостиной флигеля, что вышла из строя, когда им привиделось то, что привиделось. А камера #10 — нет.
— Что там?
— Кабинет прямо над нами. — Тимофей жалобно посмотрел на Семёна и как-то совсем робко спросил. — Может, не пойдем?
Вопрос повис в воздухе без ответа — Семён уже устремился вверх по широкой лестнице с коваными перилами. Все произошедшее с ним этой ночью странным образом разожгло в парне какой-то злой пофигизм. Его раздражала загадочность происходящего и этот страх, что творившееся вокруг заставляло его испытывать. Странный, необоснованный страх, не имеющий под собой какого-то физического основания. Всё, что он видел сегодня, напоминало ему мираж. Пугающий, но настоящий не более, чем отражение на поверхности воды.
Едва они добрались до верха лестницы, как услышали голоса… сомнений не было — это Берта говорила с мужчиной… с тем самым мужчиной, голос которого они слышали в гостиной первого этажа считанные минуты назад.
Предательски поскрипывая старым паркетом, парни подкрались к слегка приоткрытой двери, из-за которой лился приглушённый свет. Говоривших не было видно, только их тени на стене, смутные фигуры, одна из которых нервно ходила из стороны в сторону.
— … Ох, ну что ты придумываешь? Мы оба знаем, что всё давно по-настоящему. Или это не ты приходил ко мне вчера ночью?
— Прекрати.
— А что? Боишься, она услышит? Бедняжка целый день возится с детьми и ещё работает на кухне, могу поспорить, она сейчас дрыхнет, как лошадь, в которую ты её превратил. Знаешь, я просто диву даюсь, на что готовы женщины ради своих детей… а знаешь, я тоже так могу, да. — Томно вздохнула Берта. — Но, не ради детей, ради любви… к одному красивому статному мужу, а?
— Хватит. Ты что, опять пила?
— Ох, бедный мой богобоязненный муж, ужели мы не чисты перед Господом Богом в своей любви? Может, хватит уже строить из себя? Я жена тебе перед всеми людьми, я жена тебе ночами, когда ты приходишь ко мне, чтобы заключить в свои жаркие объятья… но вот так, наедине, когда есть только ты, я и Бог, я тебе не жена? Только при свете луны ты можешь не притворяться со мной? А может, ты запутался? Может, слишком много лжи для одного добропорядочного мужа?
— Ты знаешь, что я не могу… зачем ты снова спрашиваешь меня об этом?
— Дети — они её, а не твои. И это уже не скрыть за милыми ангельскими мордашками. Ах, какие чудные у вашей дочурки кудряшки! Ну, чисто ангел Господень! — расхохоталась Берта. — Ты не скроешь свой позор, твоя ложь выплывет наружу, как утопленник по весне. Выбери меня и спасись! Вместе мы что-нибудь придумаем…
Истошный крик раздался с лестницы, прямо за спинами парней. Этот звук… дикая смесь на грани свиного визга и лошадиного ржания — который, раз услышав, уже не забыть.
Она нашла их, тварь из гостиной южного флигеля. Стояла прямо здесь, перед ними, переставляя свои вывернутые ноги и длинные руки с многофаланговыми пальцами. Существо изогнулось и вновь возопило, воздев ужасное многоглазое лицо к потолку.
Буквально выдернув Семёна из оцепенения, Тимофей увлёк его за собой дальше по коридору, где всё ещё свисала с потолка раскладная лестница на чердак, которой он пользовался утром, когда размещал наверху оборудование. Вместе они почти взлетели по ней и втянули ступени со створкой-заглушкой буквально за мгновение до того, как неведомый ужас успел ухватиться за них — на счастье чудовище было не столь проворно, сколь ужасно.
— Ну, что? Какие грибы, говоришь, вызывают такие неслабые приходы? — сквозь сбившееся дыхание спросил Семён. Его друг ничего не ответил, просто рухнул без сил рядом.
Помолчали, приводя в порядок мысли и ритм сорвавшегося на спринт сердца. Прислушались к звукам внизу — тишина. Планшет вновь показывал предательски пустые коридоры, комнаты, залы…
— Я, знаешь, что думаю, — уверенно сказал Тимофей, — ну его, всё это. Переименуем фирму, будем работать простыми дезинсекторами, как в лицензии написано. И никаких больше паранормальных явлений. Вообще, квартиру снимем, нет, две квартиры снимем. Два взрослых мужика! Сколько можно спать в трейлере и жрать в МакДоналдсе. Я вот всегда стейки жарить хотел научиться. Тибоны там всякие, ребаи. Ты, Семён, умеешь стейки жарить?
— Это ведь мозаика… точно! Это всё не просто так! — От внезапного прозрения у Семёна зашумело в ушах. Сложно передать это чувство, когда что-то происходило у тебя перед самым носом, а ты не видел очевидного и тут — бац! Ведро холодной воды! Горячая игла под ноготь! Кусок кости в котлете — истина открывается перед твоим взглядом, и ты начинаешь видеть порядок в царившем вокруг хаосе. — Всё началось с сарая. Мистер Фримэн рассказывал, что именно там повесился Йозеф Ван Дайк… ну, не там, на том месте в общем. Еще он рассказал о том, что голландец забил до смерти свою любовницу, но что, если он этого не делал...
В тёмной части чердака раздался грохот — Тимофей и Семён инстинктивно вскинулись, встав на изготовку с фонариками, но в белом свете люменов обнаружилась только большая коробка, вывалившаяся из металлического стеллажа, заваленного всяким разным хламом, но аккуратно рассортированным. Из её картонной утробы выглядывали исписанные листы бумаги, вырезки старых газет и фотоснимки. Старые фотоснимки, на которых люди не улыбались, а часами сидели перед объективом, делая фото, одно из немногих в своей жизни.
Пока Тимофей пытался собрать всё обратно в коробку, Семён выхватил один единственный снимок, привлекший его внимание. На нем высокий, стройный мужчина с пышными светлыми бакенбардами, одетый в узкий фрак, придерживая трость, смотрел куда-то вдаль. Фоном к пафосному снимку служила карта Америки, вот только не Соединенных Штатов, а всего материка.
— Это он. Тот самый мужик из сарая! Смотри! — Развернув к Тимофею фото, Семён прочёл с обратной стороны красивый, убористый почерк «Jozeph Van Dijk, oct. 1810» — Йозеф Ван Дайк, я же говорил. Ну-ка, что ещё там есть? Вытряхивай. Брось, Тимофей, ты же не думаешь, что после всего, что сегодня с нами произошло, эта коробка просто так выпала с полки?
Тимофей, отметив резонность замечания, совершенно варварски вывернул содержимое на пол. Здесь была просто куча старых фотоснимков, открыток, писем, записных книжек...
— Неет…да неет… — протянул парень, выуживая из кучи одну потрёпанную карточку.
На ней были запечатлены статная женщина и трое детей — красивая девушка лет шестнадцати и двое мальчишек погодок. Во внешности каждого ребенка угадывалось смешение европейских и африканских кровей.
— Это что, Берта? — челюсть Семёна в буквальном смысле отвисла. — Это… Элия и пацаны. Тим, глянь, они же?
— Может, постановочное?
— Да перестань! Нам ли сегодня ещё чему-то удивляться.
Среди фотоснимков было много и тех, где Берта, дети и Йозеф были вместе, а также отдельные фото Йозефа с детьми и Йозефа с Бертой. Нашлось и более раннее фото, где мистер Ван Дайк был моложе. Ещё не носил пышных бакенбард и узкий, сшитый по моде фрак, а сидел в более простой одежде рядом с красивой смуглокожей девицей с пышным каскадом мелких кудряшек, убранных в прическу, насколько это было возможно. На руках мужчина держал красивую светленькую девочку, похожую на ангела из-за своих больших, широко распахнутых глаз, белокурых волос и пухлых губ.
На обратной стороне фото значилось: «Супруги Йозеф Ван Дайк и Ребекка Ван Дайк с дочерью Элией, март 1803».
— Стой, стой! — замахал руками Тимофей. — Так. Мы ужинали с призраками, это я уже как-нибудь переживу, после знакомства с ужасом адского прихода, но вот дальше — совсем непонятно.
— Видимо, первой миссис Ван Дайк была вовсе не Берта, да и матерью всех детей этого горячего голландца явно была тоже не она.
— Ну, и кто же она тогда, эта Берта?
— Актриса. — Раздался в комнате знакомый девичий голосок, от которого здоровые парни шарахнулись, как от пушечного выстрела.
В сумраке за стеллажами клубилась тьма, из которой время от времени показывались узловатые многосуставные пальцы и глаза… много глаз…Наконец темнота рассеялась, и из-за стеллажа, к вжавшимся в противоположную стену парням с решительностью воинов-камикадзе, написанной на их лицах, вышла Элия, одетая в длинную белую ночную рубашку, наподобие той, что была на женщине, которую они пришли вылавливать в доме.
— Берта была актрисой, которую нанял мой отец по совету своих партнёров. — Продолжила она свою мысль.
Семён не делал этого, должно быть, с малолетства и оттого не помнил точно, какой рукой правильно, поэтому перекрестился левой. Тимофей повторять не стал. Он вообще, казалось, даже забыл, как дышать.
— А я знала, что ты не поляк. Они католики, а ты по-другому крестишься, пусть и не той рукой.
— Ты настоящая… а это существо — это тоже ты? — Умнее вопроса Семён в данной ситуации выдать просто не мог.
— Я существую, если ты это хотел узнать, но я не одна — мы все вместе в едином теле. Мы ждали кого-то, кто сможет рассказать миру правду о нас очень давно. Мы уже и не надеялись, что вы появитесь. Нам нужны были те, кто поймёт, но все только пугались и совершали глупости… никто не смог дойти до конца, выслушать каждого из нас и понять. Все убегали или закрывались, но чаще сходили с ума. Мы так долго вас ждали!
— Вы?
— Души этого дома, пленники Оавэ. Хотя… он и сам пленник здесь, так что мы пленили друг друга. Это считается?
Семён на всякий случай отодвинулся от неё, что не осталось незамеченным.
— Я расскажу всю историю такой, какой она и является на самом деле. Так вы сможете исполнить обещанное мистеру Фримэну. Мы покинем дом с вашей помощью, а вы получите деньги. Уверяю, мы хотим одного и того же.
— И чего же?
— Покоя. — Бесхитростно ответила девушка. — И лучшей жизни. Достойной.
Отцы моих родителей, Ребекки Гарсия и Йозефа Ван Дайка, были торговыми партнёрами. Поэтому ничего удивительного в том, что они решили поженить своих детей не было, тем более, что те любили друг друга с самого детства. К темнокожести моей матери в Голландии не проявляли особого интереса, испанские мавры — подумаешь, новость. Вот только переехав вместе с нами в Америку, отец столкнулся со сложностями и непониманием, ведь волей судьбы ему предстояло вести дела с работорговцами… людьми, чьим товаром были темнокожие мужчины и женщины.
Деловые партнеры и наставники предложили отцу лучший выход — спрятать жену от мира и заменить её для всех актрисой. Они нашли ему подходящую на роль Ребекки Ван Дайк, и он согласился. У отца не было выбора, он не мог вернуться обратно в Старый Свет, без денег, без положения. Он бы разорил этим нашу семью.
Так считал отец.
Берта быстро вошла в роль хозяйки дома. Она блистала на приемах, важно разъезжала по городу в повозке, торжественно жертвовала приютам от имени своего мужа, который богател день ото дня. Но всё это быстро наскучило ей, ведь было не настоящим. Возвращаясь домой, в наш особняк, она из леди превращалась в третьесортную актрису, считай что прислугу. И это не могло долго продолжаться.
Она соблазнила моего отца и отравила его душу мыслями о том, что он никогда не сможет жить честной, открытой жизнью со своей законной женой. А дети слишком похожи на свою родную мать, чтобы отец мой смог признать нас наследниками, не заложив фундамент для справедливых подозрений.
Когда-то он лелеял надежду, заработав достаточно денег, вернуться в Старый Свет и зажить так, как хочется, не пряча нас в южном флигеле. Но из-за неё перестал в это верить и потерял цель в жизни. А Берта тем временем взяла верх. Она приглашала в дом гостей всё чаще и унижала перед ними мою мать, так, как только могла, пока моя мама, в страхе потерять нас и испортить жизнь мужу, не смирилась со своим положением няньки и кухарки.
Дошло до того, что и мои братья перестали считать её мамой — стали называть матерью Берту. И даже я стыдилась её… чёрной работы и вечно грубых, тёмных мозолистых рук…
Но моя мама была не простой женщиной. Её воспитывала бабушка, которая ещё помнила свои корни, чтила заветы предков и оттого дала своей любимой внучке особую защиту. Привязала к её духу, дух защитника — Оавэ. Он должен был истреблять любого, кто сотворит моей маме зло. А зло творили мы. Мы все! Она не хотела этого, но в час слабости, обвиняя нас в своём горе отвергнутой жены и матери, потерянной молодости и чести, она призвала Оавэ, и тот забрал нас, одних за другими. Сначала Берту, потом меня, Арэна и Гая.
Мама поняла, что сотворила, только когда всё было кончено, и пошла к отцу рассказать об этом. Она надеялась, что он поймёт, что он раскается вместе с ней, осознав свои ошибки, и тогда она сможет простить всех нас и, главное, себя. Но этого не произошло. И у неё был только один путь — закончить свою жизнь. Моя мама причинила зло самой себе и тем самым замкнула круг. Оавэ не мог покинуть этот дом, а вместе с ним и мы.
Узрев древнего духа над телом своей жены, мой отец наконец признал свои ошибки, и это уничтожило его, он не смог с этим жить.
После всего, партнёры его компании по-своему рассказали эту историю. Так, будто Берта умерла задолго до нас, а не в одно время с нами, а моя мать была всему причиной. Её похоронили здесь, у стен дома, как делали с любой чёрной прислугой в то время. Поговаривали, что оттого стены дома стоят дольше и становятся крепче. А вот Берту, отца и нас положили в общем фамильном склепе.
И теперь всё, чего мы хотим — это воссоединиться. Моя мать должна быть с нами, по крайней мере, в загробной жизни, а не бродить, как и её Оавэ, как и мы все в стенах этого дома, вновь и вновь переживая свои ужасные смерти и самые скорбные моменты жизни.
Первые лучи рассветного солнца проскользнули в круглое чердачное окно и упали на пол, пронзив фигуру Элии. Почувствовав это, она улыбнулась и внезапно игриво наклонилась к Семёну — поцеловав его в щеку. Это был совершенно невесомый поцелуй, словно дуновение ветра или касание пера — не больше.
— Я знаю, вы поможете нам и теперь можно больше ничего не бояться. — Сказала девушка, растворяясь в набирающих силу лучах рассвета.
***
— Знаете, я крайне признателен вам. В конце концов, не очень приятно знать, что в твоём дворе вот так вот просто похоронены чернокожие женщины и мужчины. — Сказал Джим, не выпуская руку Тимофея из своей. Позади него на крыльце толпилась вся его огромная семья — красавица жена, двое сыновей и три дочери. Все смуглые, что турецкий кофе. — На самом деле, никак не ожидал такой истории от Северных Штатов. Ну, да что ж. Это часть нашей сущности — так закалялась сталь этой нации.
— Мы очень благодарны вам за то, что вы устроили для Ван Дайков этот поминальный ужин. — Сказал Тимофей, поправляя галстук с логотипом своей компании «GT». Дела с некоторых пор не просто шли в гору, а мчались на подъемнике. — Теперь-то они точно покоятся с миром, как минимум, вместе в своём склепе. Ну, будем надеяться, что так.
— А где ваш коллега? Мистер Кавински, кажется?
***
Двумя этажами выше Семён смотрел в маленькое чердачное окно, сжимая в руках старую фотографию юной девушки в кружевном платье. Даже на этом строгом фото она улыбалась, красивая и беззаботная, точно первый луч утреннего солнца.
А он улыбался вместе с ней. Потому что теперь знал истинную цену возможности дышать, следовать своему пути, надеяться на будущее и не собирался ни дня потратить зря.
Дорогу осилит идущий — не важно, кто ты, откуда и что уже было в твоей жизни. Если ты находишь в себе силы двигаться вперёд во что бы то ни стало, обязательно найдёшь своё предназначение.
И тогда ничто в твоей жизни до и после того дня не будет напрасным.
