Слышали, наверное, высказывание: «Я была идеальной матерью, пока у меня не появились дети»? Это прям про меня. Я была чудесная мама-теоретик. С некой толикой практики, не без этого. Мне доводилось нянчить двоюродного братишку (вот прям всерьез, на меня, четырнадцатилетнюю тогда, оставляли его, трехмесячного), я умела надевать памперсы на любые крутящиеся попы от трех месяцев до двух лет, могла покормить, занять, поиграть, помыть, одеть-раздеть, погулять. Я не умела одного, самого главного. Я не умела быть мамой.
Но как у каждой женщины, а особенно беременной долгожданной и желанной беременностью, у меня были свои мечты и свои представления о том, как оно должно все быть. Нет, я, конечно, знала (и читала, и видела) и про послеродовую депрессию, и про гиперактивных детей, и про банальную усталость ввиду отсутствия какой-либо помощи (что меня, собственно, и ждало, я помощи и не ждала). Но я наивно полагала, что это все вещи из параллельной вселенной, которые со мной (такой умной, начитанной и предупрежденной) никогда не произойдут. Я думала, что беременность – это самое сложное. Потому что ребенок зависит от твоего состояния здоровья, потому что ты его не видишь и не знаешь точно, что с ним. Помню, мне даже мечталось, чтобы было прозрачное пузо, так поспокойнее.
Мои представления о том, как оно будет у меня все происходить, методично разбивались о суровую действительность. Токсикоз меня выбил из колеи в первую беременность. Во вторую я была уже подготовлена, ждала повторения, но Бог миловал, и это было совсем не так тяжко. Меня вырвало-то всего два раза, и то, первый раз после капельницы с магнезией, от которой у меня жутко разболелась голова, да и второй раз тоже на фоне головной боли. А так я просто не переносила семечки да холодец, которые в обычной жизни обожала (любовь к семечкам у меня, кстати, вернулась после родов, а вот холодец я до сих пор что-то не очень). Но в остальном… Я думала, что страхи отпустят меня, как только я перешагну опасный порог, во время которого замерла предыдущая беременность, но я продолжала бояться. Думала, что перестану, когда будет двенадцать недель, вроде бы опасное время позади. Но мне все равно было страшно. Надеялась, что станет легче, когда малыш будет шевелиться, но и шевеления меня пугали – то слишком активно, то слишком вяло. А еще эти выделения! Я использовала только белую туалетную бумагу, чтобы не пропустить тревожного изменения цвета. Я приглядывалась по несколько минут, ломая глаза – не розоватое ли, не коричневатое, вдруг, кровь? А потом – вдруг это подтекают воды? Дела тесты, следила, оооо… Решила для себя, что перестану бояться, когда срок дойдет до той черты, за которой уже спасают ребенка, когда он жизнеспособен и может выжить. Но по факту я перестала бояться только в роддоме. Хотя и тогда временами мне было жутенько.
Направление в роддом мне выдали на 35-й неделе. Так что насладиться декретом мне не удалось. Только ушла – а тебя уже кладут. Правда, на 35-й я не легла, выторговав себе еще несколько дней до 36-й. Меня запугали возможными последствиями, успокоили, что всегда ждут и отпустили. Я, как вы помните, супер-дупер сознательная беременная, супер-дупер сурьезно готовилась к естественным родам. Противопоказаний у меня, в общем-то, не было – сахара всю беременность в норме, анализы хорошие (хоть гемостаз и на клексане только выровнялся), со зрением все в порядке, с почками тоже (несмотря на плохой анамнез – у меня был камень, когда мне было 17 лет, но об этом я умолчала, и так мочу возила каждые две недели), ктг в норме, кровотоки хорошие, плацента не старая. В общем, рожай – не хочу. Тем более, что настроена я была, как уже сказала выше, просто ну вот очень серьезно. Ребенок должен пройти через родовые пути, мать должна потрудиться, бла-бла-бла… Я училась правильно дышать, я смотрела записи родов, я стала идеальным рожающим теоретиком, хотя и допускала мысль об оперативных родах, если так будет лучше для ребенка. Но уже в отделении патологии заведующая, осмотрев меня, вынесла однозначный вердикт: «Сахарный диабет? Замершая была? Лет сколько? Тридцать шесть? Только кесарево! И никаких возражений!» Да, собственно, возражений я и не имела. Кесарево так кесарево. Все равно роды были бы не очень естественными, потому что до пдр мне никто доходить бы не дал, вопрос о родоразрешении не позже 38-й недели был закрыт и даже не обсуждался. Так что ждала бы стимуляция, прокол пузыря и прочие прелести. Что ж, в этой ситуации кесарево даже более щадящее. Но все равно было немножко обидно – я ж готовилась, я ж старалась, я ж надеялась. Еще одно идеальное представление было повержено.
В идеале я представляла, что, едва увижу свою кроху, расплачусь (я вообще плачу на раз-два, практически на любой грустной или умилительной сцене в фильме или книге, а тут такое – как не расплакаться), что меня накроет волной материнской любви, что я буду радоваться и, грубо говоря, писать кипятком от счастья. Однако этого не произошло. Как не произошло ни разу во время узи, когда мне показывали малышку на экране. Мне достаточно было знания, что с ней все в порядке, и дальше я жила спокойно. Первая мысль, когда мне ее показали, после того, как вытащили из живота, была: «Почему у нее такие темные волосы? И почему у нее вообще волосы? Она же должна быть лысой!» (ну мы все по женской линии рождались и рожали лысых – мама, бабушка). Потом, когда ее обработали и запеленали, и поднесли ко мне, я только прижалась к ней щекой и подумала, какая она мягонькая и тепленькая. Пока не подсказали, не сообразила ее поцеловать.
Честно признаюсь, что я не ожидала, не могла ожидать, что с моей девочкой будет что-то не так. Мы родились 7-8 баллов по шкале Апгар, весом 3900 (и это на 38-й неделе! Я наивно полагала, что моя малышка будет едва ли больше трех килограмм) и ростом 56 см (плакали костюмчики на 50 см, которые я прикупила в роддом, думая, что до естественного срока родов детки не могут быть больше). Хоть я и старалась быть всю беременность хорошей девочкой и держать сахара, тем не менее, родилась она с диабетической фетопатией (осложнение, вызванное диабетом матери, внутренние отеки), в гипогликемии (критически низкий уровень сахара в крови, малышке сразу начали капать глюкозу) и с гипоксией (тут, думаю, объяснять не надо, с этим многие сталкивались). Ну и до кучи гипокальциемия - последствия гипоксии мозга, пониженный мышечный тонус, дочка была не очень активная, это проявилось сразу – дочка плохо сосала и много спала. Но врачи говорили, что все корректируется, если не запускать, и предложили нам перевод в отделение патологии новорожденных на долечивание. Я рыдала, не переставая, виня себя во всем. Ведь, если бы я была здорова, то и малышка моя была бы здорова тоже. А так… На самом деле все действительно корректируется, и мы быстро поправились (например, сосать активнее нам помогла научиться обычная пустышка. У меня были плоские соски, и дочке было тяжело из них добывать молоко, а тут натренировалась – и дело пошло), но тогда мои мысли были сплошь черными.
Я жила на автомате, почти ничего не чувствуя, кроме тревоги и всепоглощающей усталости. Наивно полагала, что это от того, что так долго лежу в больнице (две недели до родов в отделении патологии, почти двое суток в реанимации, пять дней в послеродовом и десять в патологии новорожденных). Готова была бежать оттуда в тапочках и халате, лишь бы домой. А тут еще муж подливал масла в огонь – ему хотелось торжественной выписки и он заставлял меня все про это узнать, у меня же на это не было ни сил, ни желания, хотелось только выйти оттуда поскорее. Нет, выписка у нас получилась почти идеальной – тихо, с цветами, меня ждала чистая квартира, украшенная шариками и нашими фотографиями. Но крови друг у друга мы попили перед этим немало. Мне почему-то втемяшилось в голову, что он отказывается нас забирать, а ему – что я не хочу ехать домой. Такие вот недостатки средств современной связи. А просто поговорить у нас не было возможности – из отделения не выпускали и никого не впускали.
В общем, отъезда домой я ждала как манны небесной. И была уверена, что все ужасы на этом закончатся, и начнется мирная семейная жизнь. Как вы понимаете, это еще одно мое разочарование в идеале.
Продолжение следует.