Недавно краем глаза зацепил новую работу журналистки Джессики Вайсберг об американской культуре колонок вопросов и ответов. В ней она вспоминает первый пример такого контента на английском, который вышел в газете The Athenian Mercury.
Это случилось около 300 лет назад: издатель, два его непонятных родственника и человек, который, возможно, был врачом по профессии, представлялись 30-ю экспертами во всевозможных областях и отвечали на вопросы читателей. Формат оказался мега-популярным. Люди с упоением задавали знатокам вопросы по типу: «Почему конский навоз именно той формы, какой он есть; состоит ли солнце из огня; если человек родился без рук и ног, значит ли это, что в нем и души меньше».
Если вы считаете, что просто времена были такие, вы ошибаетесь. Людей до сих пор волнует форма лошадиных какашек и всякое мракобесие. Действительно стоящими вопросами большая часть читателей не задается, а если и задается, предпочитает обращаться к идиотам, которые потом называют ответы бренд-журналистикой. Единицы интересуются настоящей наукой и настоящими знаниями и те предпочитают пережеванную десятком посредников информацию.
Не хочу сказать, что все как один должны читать научную литературу. Просто скажу, что академические издания должны существовать — для обмена идеями, для развития науки, для того, чтобы кому-то заинтересованному было куда обращаться однажды.
Что же у нас. На прошлой неделе соучредитель «Фаланстера» Борис Куприянов рассказал о плачевном состоянии академического издательства «Наука». Как я понял, он не имеет к нему прямого отношения, просто в курсе происходящего. «Наука» — это одно из российских научных издательств. Оно продолжает традиции структуры, которая существует почти три сотни лет (то есть зародилось приблизительно вместе с колонками вопросы-ответы). «Наука» издает кучу журналов и книг по узким специализациям — их там больше 100.
Проблемы «Науки», как это водится, связаны с бабками. Их издательству катастрофически не хватает. Как пишут в «Таких делах», более 500 редакторов готовятся распустить, а жить всей структуре осталось несколько месяцев. Директор по издательской деятельности «Науки» Олег Вавилов рассказал, что издательство живет в огне уже 20 лет. Оно вроде бы и государственное, но зарабатывать должно само. В итоге долги, головняки с закупками, невозможность конкуренции, коммерческие стервятники доклевывают последнее, активы растаскивают, крах, финал. Главные факторы — очередная мутная муть при Академии наук и люди, чью научную специализацию можно охарактеризовать как «К актуальным вопросам современного наёба и распила».
Не буду грузить лишними деталями — их можно почерпнуть из рассказа Вавилова и Куприянова. Просто обозначу проблему: «Наука» — одно из немногих российских академических издательств — должно выворачивать себя наизнанку и бороться с внутренними демонами, чтобы зарабатывать копеечку редакторам и авторам, оставаясь при этом на плаву. Проблемы «Науки» — это фактически проблемы науки и только. Меня и вас вроде бы не касается происходящее, потому что мы не выписываем себе какой-нибудь «Вестник современной ихтиологии».
Интересно, что за пару дней до истории Куприянова я прочел колонку ученого из Университета Шеффилда Нила Лоуренса. Она называется: «Почему тысячи исследователей в области ИИ бойкотируют новый журнал Nature». Сейчас постараюсь объяснить вкратце что тревожит профессуру.
В отличие от нашего издательства Шредингера в западных академических кругах есть четкое деление на коммерческие и государственные научные издательства. Springer Nature — одна из крупнейших коммерческих групп. Под флагом этого издательства выходят десятки журналов по тому же принципу, что у «Науки» — к названию «Nature» прибавляется дисциплина и приглашаются авторы. Nature Machine Intelligence — новое пополнение в модной линейке. Посвящено издание, как понимаете, вопросам машинного обучения и искусственного интеллекта. Тема горяча, но для нас, праздных обывателей, только в контексте идиотских статей в стиле «Когда уже искусственный интеллект заменит твоего никчемного батю на заводе».
Springer Nature зарабатывает на подписках. То есть существуют люди и коммерческие организации, которым интересны именно научные публикации. Они платят за это, а топовые авторы, которые публикуются в журналах, получают за это до трех кусков за раз. Уверен, вы задаетесь вопросом: что же, блин, этим тысячам ученых не нравится? Нил пишет: «Наш успех привлек их внимание». [Их — чертовых капиталистических свиней].
Вот как он описывает проблему:
Аудитория уже платит налоги, которыми финансируют наши исследования. Почему люди должны платить еще какие-то деньги за прочтение результатов исследований? Коллеги из университетов, в которых не так хорошо с финансированием, тоже в плюсе. Университет в Уганде получает ровно такой же доступ к ведущим исследованиям в области машинного обучения, как Гарвард или Массачусетский технологический.
У академических издателей есть одна карта, которую можно разыграть — их бренд. Разнообразие и количество академических исследований означает, что исследователю в одной области сложно оценивать работу в другой. Тогда бренд журнала используется в качестве свидетельства качества. Когда ученые хотят продвинуться по службе, наличие публикаций в «журнале с именем» может сыграть в их пользу. Nature — это Rolex от мира академического издательства. Но в отличие от Rolex, сотрудники которого несут ответственность за инновации в своих часах, Nature полагается на ученых в сборе контента. Мы часовщики, а они просто дистрибьюторы.
Многие в нашем исследовательском сообществе считают, что бренд Nature не может быть уполномочен свидетельствовать об академическом качестве. Мы против вторжения коммерческого издания в нашу сферу.
Если вы уже заскучали, это нормально. В конце концов, Нил — ученый, чего вы хотели? Надеюсь, вы сразу уловили суть проблемы, потому что мне пришлось несколько раз перечитать колонку, чтобы въехать (честно говоря, мне сначала просто очень понравилось сравнение издательства с Rolex).
Западных академиков волнует вопрос общедоступности знаний и марок качества: кто наделил Nature правом быть «лучшим академическим издательством»? Проблема брендов в научном издании правда порождает вопросы ко всем публикациям — если что-то публиковалось в Nature, значит ли это, что автор — топовый специалист в теме и к нему должен прислушиваться весь мир?
Я думаю, что проблема Нила и его коллег хоть и важна, но все же уступает по значимости проблемам нашей «Науки». Одни ученые могут выбирать, чьи деньги брать, другие — фактически согласны на любые, но никто не дает. Все это несправедливо, потому что в итоге из-за каких-то недостойных настоящей науки проблем мы теряем один из охренительно важных столпов общества, которое может собой гордиться.