Радушно встретил ласковый прибой,
Ничто не предвещало божьей кары,
Заботой душу радовал покой,
Луч солнца не нашёптывал удара.
Разлукой опечалены; дух встреч
прокладывал тропу монетой в море,
Помечен бесконечный рейс на смерть,
Чтоб близких ослепить дыханьем горя.
Молитвы обречённых матерей -
"Спасти и сохранить родное чадо" -
Тоскою отзывались; крик детей
на клочья резал сталь и сполох ада.
На вопли, осуждённых на конец,
Взор обратил печальный южный ветер,
Овеял безысходный стон сердец
и души искупал в подлунном свете.
На взлёте начинается отсчёт...
Финалом смертоносного исхода
явился моментальный переход
в обитель лучезарного восхода.
Их не спасло железное крыло,
Весь ужас предрассветного полёта
укрыло безупречное тепло
и вечная отцовская забота.
Исчезла боль, и дух, питавший страх,
Развеян был во мраке нежной ночи,
Пылинкой обратился тленный прах,
А души освятили божьи очи...
Сердца сжимала пытка, и печаль
ломала судьбы тех, кто в ожиданье
грешил на исключительный Грааль,
Чьи силы искорёжил спазм рыданий.
Надежда разбивала душу в кровь,
А вера разрывала дух на части -
"Ну где же ты, Господняя любовь?
То казнь, то бичевание, то страсти".
Христовы страсти вынес Ты на суд,
Предательством не сломлен луч надежды,
Был выстрадан родительский приют,
И духом окроплён очаг невежды.
Как жало, в образцовое чело,
Впивались неприветливые иглы,
Резвилось на крови безгрешной зло,
Чтоб дух струя неверия настигла.
Венец терновый грыз святую плоть,
С намереньем разрушить символ веры,
Чтоб души на обломки расколоть,
Не дав стать частью возрождённой сферы...
На детских душах высшая печать,
Их блики на вселенском небосклоне
мерцают, заставляют трепетать,
Дождинкой опускаются в ладони.
Пусть смех лучистый выжжен был дотла,
Но свет их душ волнует подсознание,
Свободны и надёжны два крыла
для ангела в просторах Мироздания.