В редакции идёт подготовка к интервью. На столе ждут блокноты и ручки, чашки и изысканный десерт. Камеры настроены, все морально готовы. Ждём танцовщицу, которая будет представлять наш город на танцевальный конкурс всероссийского уровня. Дверь открылась и… я обомлела… Зашла дама лет так за 60. Даже опытный фотограф завис на долю секунды. Ведь мы ожидали увидеть взрыв молодости, экспрессии и красоты! А перед нашим взором предстала эта худощавая дама, которая чинно уселась в кресло. Чопорная, в строгом костюме. Так и хотелось спросить: а не ошиблись вы дверью?
Проглотив недоумение, мы начали беседу. Кофе дымилось, фотоаппарат щёлкал, разговор заладился очень откровенный.
- Танцевать я мечтала с детства, всегда была пластичной и гибкой, - рассказывает наша собеседница. – Но на свои первые танцевальные тренировки попала когда мне было уже больше 40.
- Почему? – хором задаём резонные вопросы. – Родители не пускали? Жили в глуши и не было кружков? Не хватало времени?
А вот и не угадали. Жила наша героиня в Москве, свободного времени – вагон с тележкой. Родители, видя, как девочка увлечённо пытается танцевать в своей комнате, предлагали, нет – уговаривали её пойти учиться в танцшколу. Но дочь… отказывалась.
- Выключите диктофон, - вдруг попросила она меня. – Я вам расскажу больше, но это не для публики. Можете потом написать об этом, не указывая моего имени. Просто я была… зажатая.
Да, да именно так она охарактеризовала свою проблему – зажатость. Ей было пять, когда родилась младшая сестра. Здоровье младенца было слабенькое и родители направили на неё все силы, внимание и средства. Возили по санаториям, заказывали через знакомых какие-то редкие лекарства. А наша героиня чувствовала себя обделённой. Она старшая, здоровая, потому спрос с неё был строгий и претензий к ней было больше, чем к сестрёнке. Дома к ней всё время в чём –то придирались: не шуми, не мешай, лучше иди уроки делай. И она притихла. В школе страшно стеснялась проявлять малейшую инициативу. Даже подготовившись к уроку, зная правильный ответ на вопрос учителя, она не могла связать и двух слов. Над ней стали посмеиваться одноклассники. А потом и издеваться. Другие девчонки искали себя – рисовали, пели, плясали, шумели и хохотали. Они пробовали красить губы, строили глазки и мальчишки оказывали им знаки внимания. А наша собеседница тогда чувствовала себя некрасивым и глупым посмешищем.
- Я была в постоянном напряжении, морально тяжело, мышцы всегда натянуты, как струна, - вспоминает она. – Меня словно зажали в тиски и я не знала, как из них выбраться. Родители абсолютно этого не замечали, им важно, чтоб я не мешала им.
Школы окончила с троечным аттестатом. Об институте даже не мыслила, мол, куда уж мне, такой ужасной. Отучилась в училище на швею. А потом лет на 15 засела за швейный станок в ателье. За копейки. На работе быстро освоила роль посредственной работницы, на которую можно и наорать и премии лишить за малейшую провинность.
Сутулая, не накрашенная, взгляд под ноги. Кому такая нужна? Жила с родителями, лечила свои грыжи в спине. Младшая сестра давно устроила свою жизнь, была счастлива и с ними, конечно, не жила.
- Только лет в 35 я медленно начала понимать, что мои болячки – следствие хронической напряжённости, - продолжает она. – И я начала учиться становиться раскрепощённой. Было трудно, очень трудно. Не было никого, кто поддерживал бы меня, ободрял.
Первый шаг – расправить плечи, привести себя в порядок. Второй – смеяться при людях, улыбаться чаще. Третий – записаться на уроки танцев, о которых всегда грезила.
И вот к 40 годам она преобразила себя сама. А потом её пригласили заниматься танцами профессионально. Оказалось, что у неё редкие способности в движении, в чувстве ритма. Она научилась быть яркой, красивой и счастливой. В 45 в неё влюбился мужчина – тоже танцор. Ушли боли в спине, исчезли комплексы, а им на смену пришла радость каждого дня. Но это был путь длиной в жизнь.
Вера Грисиз