Автор: Александр Мовчан
Инициативу нового мэра — ежегодно устраивать первого июня свободный вход в зоопарк — горожане поддержали с энтузиазмом, и День защиты детей праздновался не хуже, чем в советское время.
Гремели песни о крылатых качелях, Беловежской пуще и о том, как вместе весело шагать по просторам. У фонтана великанские Чебурашка и крокодил Гена зазывали сфотографироваться, клоуны тоже надрывали голосовые связки, предлагая воздушные шарики и сладкую вату. Весёлый паровозик — будто выехал из мультфильма — катал малышей в ярких вагончиках вокруг пруда с лебедями. Возле кривых зеркал собралась хохочущая толпа.
Лиля, хмурясь, смотрела на детвору, требующую у родителей фанту и чипсы. Она ещё в институте знала, что столкнётся с трудностями, но с детдомовскими подопечными было непросто и к окончанию первого учебного года сил почти не осталось.
Группка, приодетая из сэконда, жалась к воспитательнице. Пышный бант Светы Смышленковой постоянно щекотал Лиле локти — белокурая подвижная девчушка хотела, чтобы у неё выросла такая же густая коса, и мечтала стать учительницей.
Особняком держался Витя Найдёнов. Его нашли в конуре с четвероногим другом на заброшенной стройке и недавно перевели из детского приёмника-распределителя. Мальчик нуждался в особом подходе, ведь он отставал в развитии от сверстников, хотя и был физически крепче всех. А ещё Витя, будто магнитом, притягивал бездомных собак и никогда не плакал. Кроме последнего ЧП.
Повариха традиционно закатила истерику — на этот раз исчез жареный куриный окорочок. По подсказке Светы обглоданные косточки нашли в тумбочке Найдёнова, и на кухне устроили очную ставку.
Мясистые пальцы поварихи мяли передник, отвисшие щёки тряслись, как у бульдога. Витя, округлив желтоватые глаза, смотрел то на руки охающей тётки, то на сумку с блестящим жирным пятном. Мальчик пытался что-то сказать, но его не слушали. Витя сжал губы, и клеймо «вор» отпечаталось вертикальной морщинкой над переносицей.
Лиля, поёжившись, стряхнула нахлынувшие воспоминания, расправила опущенные плечи и повела группу вдоль вольеров.
Дети смеялись, показывая пальцами на животных, и нестройным хором читали стихи о тигрятах и совятах, страусёнке и львятах.
— Лильиванна, пошли дальше! — Света тянула воспитательницу за ремень джинсов.
После волшебства аквариумов и террариумов, как бы ни были хороши диковинные рыбы и змеи в чешуйчатых узорах, требовалось размяться на свежем воздухе. Решили пойти покормить сочной травой оленей и погладить их шелковистую шкуру, а потом — к обезьянкам! Кто же их не любит?!
Зелёные мартышки вертели головами синхронно с ребятишками. Бабуины скалились, морщили длинные носы и отворачивались. Тинейджеры гоготали, опрятные девочки и мальчики фукали, пенсионеры шушукались, а детдомовцы называли красные зады недовольных обезьян жопами.
Увидев почти зеркальное отображение представителя homo sapiens, орангутанг вытянул губы трубочкой. Самец шимпанзе суетливо затолкал подругу с детёнышами в тёмный угол и в молниеносном прыжке оказался у решётки. Он пронзительно завизжал и так затряс клетку, что добродушный лысый мужчина отпрянул, закрываясь руками, а зарёванных малышей повели к ларькам с мороженым.
Вертлявые капуцины попрошайничали. Обезьянок было немного жаль — вопреки табличкам с запретами их обильно подкармливали сладостями.
К Лиле сквозь гомон толпы донеслись знакомые голоса — пронзительно-крикливый Смышленковой и не по-детски низкий Найдёнова.
— Ты и здесь воруешь?!
— Сама крыса! Как бульдожиха!
Лиля, извиняясь, протискивалась между зрителями обезьяньего шоу.
— А кто по мусоркам лазит? — Света подбоченилась, глядя на Витю, подталкивающего веточкой конфетку; вытянутая из вольера лапка капуцина никак не могла дотянуться к лакомству.
Витя поднялся с корточек и оттолкнул девочку. Несильно. Света врезала Найдёнову коленкой в пах.
Лиля, тяжело дыша, наконец продралась сквозь плотные ряды. Витю трясло, растопыренные пальцы сжимались в кулаки.
— Что происходит?! — гаркнула воспитательница.
— Он меня ударил… — Смышленкова тёрла глаза, — и обозвал воровкой!
Лиля замахнулась, Найдёнов пригнул подстриженную под «ноль» голову. Стремительная ладонь на излёте дёрнулась, но всё-таки отвесила оплеуху.
Обычно преданные глаза мальчика сузились. Он побагровел, развернулся и нырнул в толпу.
— Ну и учителя пошли… — вздохнул старик с инвалидной палочкой.
Женщина интеллигентного вида процедила:
— Точно! Шляются, где попало, а дети дерутся.
У Лили пересохло в горле. Стало неимоверно душно.
— Где это видано, чтобы маленькая девочка, — старик палочкой указывал на Свету, — била старшего мальчика, да ещё по…
Интеллигентка фыркнула, не дав закончить:
— А что вы хотели? Она с учительницы берёт пример!
Лиле хотелось куда-нибудь спрятаться, а ещё лучше — уволиться. Совсем. Нервы окончательно сдали. Внутри не то что горело — душа словно в ад попала.
Света, как ни в чём не бывало, протянула минералку.
— Лильиванна, пейте!
Лиля кивнула, сделала пару успокоительных глотков. Витя часто убегал. Правда, недалеко и ненадолго — работники ЖЭКа рассказывали, возле какого мусорного контейнера видели мальчика с дворнягами. А здесь, где его искать?
— Надо по радио объявить, — Смышленкова показала на динамики, прикрученные к фонарным столбам.
Лиля потеребила ленту в косе и сказала:
— Собирай группу.
Бант Светы утвердительно качнулся.
Задорная музыка давно смолкла, и теперь из громкоговорителей вещал приятный мужской голос, приглашая на выход посетителей зоопарка, а Витю Найдёнова — к друзьям, ожидающим возле здания администрации.
Детдомовцы, сбившись в кучку, исподлобья смотрели, как, приняв от волонтёров хныкающую полненькую девочку, пустилась в плач бледная женщина с растрёпанной причёской. Воспитательница, добавив к общественным деньгам свои, купила детям ещё по стаканчику «пломбира» и снова отправилась на поиски Вити.
Солнце сползало к горизонту, где-то в густых ветвях трещала сорока. Разорванные цветные упаковки, скомканные салфетки, блестящие обёртки выпадали из переполненных урн и шелестели по пустеющим аллеям.
Лиля, запыхавшись, сбавила шаг. Будто обручем сдавило виски и тревожно ныло под ложечкой. Везде уже побывала, а мальчика так и не нашла.
Протяжным львиным рыкам отвечали воем волки, тявкали гиены — близился звериный ужин. Сорочий треск раздался неожиданно близко. Лиля вздрогнула. Кто-то из животных в беде. А может?..
В конце ряда клеток с хищниками она увидела Витю, стоящего на четвереньках. Мальчик упёрся головой в решётку — какие-то сантиметры отделяли от шакала. Морда, острее, чем волчья, медленно приближалась к вздёрнутому носу, оказавшемуся на чужой территории. Лиля замерла.
Мальчик и зверь неотрывно смотрели друг на друга. В чёрные дырки шакальего носа с тихим свистом втягивалось нечто невидимое, шерстинки на облезлых боках вздыбились. Витя бормотал, как шаман, входящий в транс:
Мой отец — степной шакал,
Пищу сам себе искал.
Далеко в стране песчаной
Провожал он караваны
И в пустыне при луне
Громко плакал в тишине.
Ел он кости и объедки,
А теперь живёт он в клетке.
От дождя он здесь укрыт
И всегда бывает сыт.
Защемило сердце — не все стихи Маршака весёлые. И как всё-таки похожи звери и ребятня из детского дома! Пусть крыша над головой, еда; но свобода ограничена. У животных — стенками вольеров, а жизнь детей — по распорядку дня, и заправленные койки, как в казарме. Если будущее животных понятно ― в леса или горы им не вернуться, ― то судьба воспитанников госучреждения крайне туманна и очень может быть, что некоторые окажутся за решёткой в тюрьме, как звери в клетках.
Витя прогнулся в спине и наклонил голову. Шакал лизнул нос мальчика, взвыл и заметался, поджав хвост. Найдёнов обернулся, тёплые лучи заходящего солнца замёрзли в янтарных глазах.
— Витя, родненький, — Лиля опустилась на колени и коснулась плеча мальчика, — прости меня. Пожалуйста!
Найдёнов с разворота вцепился девушке зубами в ладонь и выкрутил руку, как в болевом приёме самбо.
Лиля упала. В плече вспыхнул пожар, из глаз брызнули слёзы.
Витя вскочил воспитательнице на спину, заламывая руку ещё сильней. Хрустнули кости. Указательный палец заелозил, болтаясь на лоскуте содранной кожи, кровь хлынула из страшной раны, пропитывая насквозь новенькую блузку.
Девушка извивалась всем телом и, давясь слезами, прерывисто скулила, шакал подвывал в клетке. Найдёнов, безостановочно щёлкая зубами, тянулся к Лилиному горлу.
Неистовое клацанье оглушало. И ещё смердело. Стойкий запах псины так и не смылся хозяйственным мылом, а сейчас вонь удесятерилась. Задыхаясь, Лиля, словно в кошмарном брейк-дансе, вертелась и дёргалась на скользкой траве, пока не стряхнула мальчишку.
Витя перевернулся в кувырке, вскочил на четвереньки и, пригнув к земле отмеченную точками зелёнки голову, начал бегать вокруг воспитательницы. Он щерился, делал ложные выпады, рычал. Срываясь в тявкающий лай, разворачивался и опять бежал, шустро перебирая руками и ногами. Набрасывался всякий раз неожиданно, исступлённо царапая и кусая.
Ошеломлённая Лиля не могла встать и слабо отбивалась левой рукой — правая была сломана и только мешала. А когда Витя вырвал зубами кусок мяса вместе с лохмотьями блузки и, оглядываясь по сторонам, торопливо проглотил — девушка перестала сопротивляться. Из её горла вырвался булькающий хрип.
Хищный оскал тут же навис сверху, и кровь с улыбающегося рта закапала прямо в глаза. Лиля зажмурилась, мотая головой.
Тысячи раскалённых иголок вонзились в мозг. Найдёнов, схватив за косу, тащил воспитательницу в заросли кустарника.
Не такой представлялась ей смерть. Мысли и вопросы путались, сматываясь в тугой клубок, а затем, разбегаясь, обрывались.
«Пломбир» чересчур мягкий… У Смышленковой есть ещё розовый бант, он меньше и не будет съезжать набок… Какаду — просто умора! А денег всего на обратный проезд… Почему? Почему здесь и за что?! И что будет теперь с душой?!
Всё её существо сжалось в углу сумрачной комнаты, окна которой безвозвратно закрывались от Света. Тьма накрывала чёрным одеялом, и уже было совершенно всё равно, куда волокут её тело, и как её зовут...
Тоненькие ниточки паутины искрились на ярком солнце. Дожди прекратились, наступило бабье лето, и она впервые вышла на прогулку.
Как же приятно пахнет, как ласково шелестят под ногами золотисто-багряные листья! И даже немного жарко… А невидимый палец всё равно ноет. Если он болит, то почему нельзя затянуть невидимым бинтом?
Синее небо начало чернеть. Стремительные свинцовые тучи, выплёвывая дождь вперемешку со снегом, кинулись на солнце, чтоб запеленать в мокрую простыню.
Она передёрнула плечами.
Кряжистые тётки в белых халатах докурили и встали с лавочки.
Пора пить молоко и принимать лекарства. Опаздывать нельзя, могут наказать!
Она засеменила по шуршащей листве и, выйдя на дорожку, остановилась, будто врезалась в стену.
Сжимая в кулаках прутья решётки, из окна детского отделения ей улыбался мальчик с желтоватыми глазами.
По ногам потекло.
Она знала, что моча такого же цвета, как глаза мальчика, и течёт из-за взгляда, от которого стало невыносимо холодно.
Внутри разом опустело. Под бесконечно далёкий и одновременно близкий, размеренно-неумолимый, но чистый и благостно зовущий звон в солнечном сплетении что-то забилось, завертелось, готовое вот-вот вырваться, улететь.
Она поняла, что сердце через мгновение остановится, и вдруг вспомнила, что зовут её Лиля, а Витя Найдёнов — совсем не мальчик.
Тело, как спичка, сломалось в коленях и, слегка качнувшись, упало. А душа отлетела.
Нравится рассказ? Поблагодарите Александра Мовчан переводом с пометкой "Для Александра Мовчан".