Был в нашем классе и другой ученик – полная противоположность Краснощёкову – это Володя Васильев. Маленький, щупленький, симпатичный мальчик. Он не имел друзей среди одноклассников, его нельзя было увидеть в компании других мальчишек. Держался в школе обособленно, стараясь никому не попадаться на глаза. После уроков, прижав к груди свой портфель, он мчался домой, сломя голову. Мы с подружками смеялись, мол, Володька бежит, как заведённый. Я жила с ним пососедству, и потому знала, что он общался только с ребятами нашего переулка. Теперь понимаю, что, осознавая свою физическую слабость, душевную мягкость, одним словом, неумение постоять за себя, он во избежание неприятностей со стороны других мальчишек, пулей вылетал из школы, чтобы его невозможно было ни остановить, ни догнать, если вдруг кому-то и взбрело бы в голову это сделать. Конечно, в классе девчонки не обращали на него внимания, а для мальчишек он порой становился объектом насмешек и унизительного, хотя казалось безобидного, обращения. Они любили стрелять из трубочек. Делали из промокашки катышки и плевали – кто дальше. Бедному Володьке частенько доставалось из таких дальнобойных орудий. Он с добродушной улыбкой закрывался от нападающих портфелем, едва успевая разворачиваться то в одну, то в другую сторону. У некоторых учителей на уроках мы вели себя просто безобразно: разговаривали, каждый занимался своим делом, кто куда хотел, туда и пересаживался. Если парта перед Володькой бывала свободной, мне часто приходилось её занимать. Я садилась, широко расставив руки, перекрыв всем телом его и, обращаясь к плюющим, говорила: «Попробуйте только попасть в меня!» И все мальчишки знали, что в этой игре у меня карта была козырной. Совсем недавно узнала, что Володя Васильев проживает в южном портовом городе, выучился, в своё время работал на руководящей должности. У него хорошая семья. И я за него понастоящему порадовалась.
А вот о Саше Калиберде не могу вспоминать без угрызения совести. Тем более, что, относительно недавно, узнала, что его родители жили с ним на съёмной квартире и жили очень бедно. Но в наше время бедность не считалась пороком. Поэтому и я не задумывалась, в какой нужде жили порой те или другие мои товарищи. И хотя, как сейчас, так и раньше желание модно одеваться было присуще подросткам (мы замечали любые обновки друг у друга), но для подавляющего большинства представителей моего поколения это не было вопросом первостепенной важности. Мы умели ценить людей не за одёжку, а за душевные качества и ум. Многие в нашем классе знали о том, как обедал Саша в школьной столовой, и, без всякой злобы, посмеивались про себя. А я лишь сейчас поняла, что ему просто приходилось голодать. Он не мог наесться…даже хлеба! В нашей столовой для учеников хлеб был бесплатным. Он стоял в хлебницах на каждом столе. И я, покупая за двадцать копеек полноценный обед (полпорции супа или борща, гарнир с котлетой и чай, или же сырники, оладьи с компотом), была частым свидетелем того, как Саша, купив за две копейки стакан чаю, съедал по пять-шесть кусков хлеба. Учился он слабенько, но переходил из класса в класс. К хулиганам не относился, а потому выпадал из моего поля зрения.
Дружил ли с кем-нибудь или нет, не знаю, но ко мне он тянулся и не редко посещал меня дома. То по поводу домашних заданий, то диафильмы посмотреть, а то покушать фруктов из нашего сада. Особенно по осени, у нас было много слив. Не помню, угощала ли я его ещё чем-нибудь. Неужели, нет? – и сердце сжалось сейчас от возможного моего детского безразличия, когда не проникаешься переживаниями другого, пусть даже всего лишь знакомого, а терпишь его присутствие только из вежливости, в силу своей воспитанности и природной доброты. И вот, однажды, произошёл инцидент, который врезался в мою память навечно. И, вспоминая всякий раз тот момент, я повторяю про себя: «Прости меня, Саша Калиберда!» В классе у одной из соучениц пропал какой-то учебник. После долгих расследований наша Евгеша, продержав после уроков дополнительно часа полтора, выяснила, что его присвоил Сашка. Обрушив на него тираду справедливых обвинений, она тем самым побудила наш дружный класс к справедливому наказанию. Не помню, кто был инициатором, но все единодушно пришли к решению наказать его. На следующий день, после уроков, мальчишки поджидали его за школьными воротами. Попытаться бежать, скрыться не было у него возможности. Да и толку-то что, если назавтра он всё равно должен будет явиться в класс. Рано или поздно произойдёт то, что должно произойти. Теперь я понимаю, с каким чувством обречённости выходил на улицу тот двенадцатилетний мальчишка. Когда я с подругами подошла к своим одноклассникам, которые представляли собой начавшую вершить свой суд гурьбу, Сашка уже лежал на снегу. Сжавшись в комочек, он прикрывал лицо руками, а живот ногами. Каждый из нас должен был ударить его хотя бы один раз, чтобы у него не было ни на кого обиды. Подойдя, я увидела, как некоторые мальчишки старались проявить усердие в этом деле и били по два-три раза. (Ясное дело, что лежащего, в основном, бьют ногами). А потом, обращаясь к следующему, говорили: «А теперь ты!» Смалодушничать при всех для многих было недопустимо. Моя Танька подошла и не ударила, а, скорей, шлёпнула слегка его рукой и, смущённо улыбаясь, но с чувством выполненного долга, отошла в сторону. Лариска наотрез отказалась. Тут подошла и моя очередь, и я крикнула: «Да прекратите вы! Сколько можно бить?! Тала, ты слышишь меня?» В голосе был такой приказ, что Тала тут же дал команду, и все отошли от лежачего, хотя к тому моменту ещё не весь класс подтянулся. Я уверенна, что далеко не каждому хотелось бить Сашку Калиберду, но чувство стадности заставляло их наступить на собственное «я». Почему же меня мучает угрызение совести, когда я вспоминаю этот случай из своей школьной жизни? Да потому, что не помню, помогла ли я ему подняться, подошла ли на следующий день к нему в классе! Неужели оставила без внимания?! Одного, униженного, избитого! Его детство, по-видимому, было без игрушек, раз родители не купили к школе все необходимые учебники, и он, перебиваясь кое-как без них, однажды, увидев на парте забытый, присвоил его себе. Неужто я не прониклась к нему состраданием, а только в силу своих природных добродетельных чувств поступила гуманно? Да, дети бывают жестоки. Это наблюдается особенно в нынешний деградированный век. Недавно узнала, что Саша женился на нашей однокласснице, которая по праву считалась одной из самых красивых девочек не только нашего класса. И у неё, и у него этот брак не первый, но, по большому счёту, это уже не столь важно, главное, что ему есть с кем доживать жизнь.
Вспомнился и другой момент из моей школьной жизни, когда меня, ученицу девятого класса, направили пионервожатой в шестой класс. Какую я вела там работу, не помню, но возле моего дома всегда было полно ребят. Училась-то я в другой школе, и они не имели возможность видеть меня каждый день. Потому, улучив минутку, появлялись у моих ворот с одним и тем же вопросом: «Когда ты к нам придёшь?» Моё появление было для них подобно празднику. Но закончился учебный год, и мы расстались. Жизнь перебросила меня в другой класс, уже в восьмой, и в другую школу, вернее, в школу-интернат, где я ушла в работу с головой. Как писал Е.Евтушенко: «Пришли иные времена, взошли иные имена». Прошло более десяти лет после описанного эпизода. И вот однажды я встретилась с одним из своих пионеровшестиклассников. Возле магазина, куда направлялась, стояла группа ребят, примерно, моего возраста, но не моего круга. Они разговаривали между собой в грубой форме, держались развязно, по всей вероятности, были выпивши. Один, увидев меня и оценивающим взглядом смерив с ног до головы, что-то сказал остальным, и вся компания мигом повернулась в мою сторону. «Да это же Люда, наша пионервожатая!» – услышала радостный возглас. Я смотрела на того, кто был когда-то моим пионером, и не узнавала: на его лице появился отпечаток, который обычно оставляет зона. Но его широко раскрытые глаза сияли детской радостью! «Люда! Ты помнишь, как мы…» – и он начал вспоминать некоторые эпизоды из нашей общей жизни, которые я, к стыду своему, не помнила совсем, оттого почувствовала себя смущённо. Улыбаясь и вежливо что-то отвечая, я заторопилась за покупками, тем более, что он стоял в окружении своих товарищей. «Какая она хорошая!» – это были последние его слова, которые донеслись до меня, прежде чем я скрылась в магазине. Конечно же, если бы мы встретились с ним вдвоём, то я, безусловно, подарила бы ему дорогие для него минуты воспоминания.
Вот сейчас, заканчивая описание этого эпизода, подумала: «А ведь я в его детстве была ярким тёплым лучиком, который озарял его мир. Мир, который был по отношению к нему, повидимому, суровым, скупым на радости. А я дарила ему праздник. Значит, своё имя «Людям – милая» оправдала.
Со своими восьмиклассниками я проводила много времени. Три-четыре раза в неделю бывала у них в интернате. Случалось, что засиживалась до ужина, особенно, если с кем-то из учителей было возвращаться домой, так как интернат находился на окраине города. У нас без конца проводились какие-то репетиции, КВНы, смотры и беседы… беседы… беседы. В то время я увлекалась классической литературой, много размышляла, любила выписывать мудрые выражения. Они разместились у меня в трёх общих тетрадях, и я все их знала наизусть и умело применяла в различных ситуациях. Часто зачитывала своим пионерам эти «золотые россыпи». И вот, однажды, выходя с ребятами после обеда из столовой, забыла одну из тетрадей на стуле. Вернулась буквально через пару минут, но её уже там не было. Больно сжалось сердце, ведь для меня она была ценностью, результатом не одной прочитанной книги. Было ясно, что взял её только тот, кто знал, что в ней находится. Но шум поднимать не стала, ведь украдена была не какая-то вещь, а моё мироощущение, мой внутренний уклад, которые для кого-то, возможно, станут опорой в жизни. «Пусть она, для девчонки или для мальчишки, останется воспоминанием обо мне», – так подумала я тогда. На выпускном вечере один из ребят сказал, обращаясь ко всем: «Слушайте, пацаны! А мы, ведь, ей даже никакого прозвища не дали. Она всегда для нас была только Людой». Прожив большую часть жизни, глядя уже в сторону заката, я поняла, что от рождения была воспитателем. Тогда, как тут не написать серию маленьких рассказов, в которых смогу поведать читателю о тех случаях, происшедших со мной, которые особенно запомнились?! Возможно, кому-то моё поведение станет примером для подражания.
Людмила Деева
