Аналитик Зыкин спустился в метро. Настроение у аналитика Зыкина было превосходное. Сегодня вышел в печати его тысячный анализ. Ну как в печати? В печать его еще не пускали, так, на сайте публиковали. И то, под псевдонимом «Д. Дзюбенко». В свое время он сам настоял на псевдониме. Зыкин считал, что псевдоним придает тайны, зловещности и еще этот, как его... Ореол мученика. Кто раньше мучил Зыкина, никто не знал, но у него было такое мужественное и усталое лицо, что каждый из новых знакомых непременно верил, что вот именно Зыкина кто-то раньше пытал. И на осторожные вопросы он немедленно замолкал, затем подходил к запотевшему темному московскому окну с бокалом коньяка, плечи его мрачно вздрагивали, а глаза косо и печально смотрели в необъятную мглу. Правда и в том, что коньяк ему наливали редко, отчего он страдал. «Пока они там в Луганске отсиживаются на терриконах, мы, тут в Москве, бесстрашно создаем новое будущее». К сожалению, Зыкин опечатался и набрал слово «Бесстрастно» вместо «Бесстрашно», но никто не вчитался в смысл фразы, прокатило и так. Потому Зыкину это понравилось и он стал вставлять его в каждый свой анализ: «Яблоко. Должен. Сгнить. Бесстрастно. Клянусь. Клятвой». Телеграфный стиль был его отличительным знаком. Слова так казались весомее. Никаких. Бесстрастных. Сомнений. А смысл? А кому он нужен, этот смысл? Аналитик вошел в вагон метро, мест не было, он приткнулся возле штанги. Огляделся по сторонам. Взгляд его упал на сидящего рядом мужчину. Мужчина уткнулся в планшет, время от времени проводя пальцем по экрану. Второй рукой он почесывал бороду. Это. Был. Успех. Статья была подписана «Д. Дзюбенко» Аналитик Зыкин радостно нагнулся и прокричал что-то в ухо мужчине. Но в это время поезд метро загрохотал железными суставами и пассажир ничего не понял. Тогда аналитик Зыкин сунул мокрые губы прямо в ушную скважину и проорал: -Смотри, смотри как жжет, чертяка! - и ткнул пальцем в планшет. - Талантище! Не чета этим... Кому этим, аналитик сказать не успел, как мужчина бросил на него короткий взгляд. Поезд останавливался, зашипели двери, мужчина кинул пару коротких слов. Тишина кипятком ударила по щекам Зыкина, отчего его белесые брови стали видны, прыщ на носу оказался Везувием, а лицо налилось кровью. Он немедленно выскочил из вагона, дождался, когда двери закроются, поезд тронется, и закричал: - Сам ты болван! Сам ты балбес! Тщета! Червие! - потом замолчал, подумал и добавил: - Неграмотное быдло! Для кого я пишу, боже мой, для кого я пишу... И он побрел на выход, закрывая лицо руками и посматривая между пальцев: не оценит ли кто его страдания? Но москвичи не замечали его тщедушную фигуру, плетущуюся к выходу из станции. Эскалатор поднял тельце к выходу. Зыкин зашел за угол и крикнул в пасмурное небо: Я же для тебя писал, русский народ! На плечо его легла тяжелая рука: - Зачем орете, гражданин? Зыкин, резко обернувшись, узрел двух полицейских, один из которых был бурятского вида: - Я... Я? Я не ору, я выражаю гражданскую позицию... - Пикет без уведомления? - Да что вы, что вы, вашбродь, я писатель... - Ну, поздравляем, что писатель. Нарушать-то зачем? - Я больше не буду, - торжественно пообещал Зыкин и зачем-то приложил руку к голове. Полицейские хохотнули, уточнили, не нужна ли помощь и удалились. Когда они исчезли из виду, Зыкин прошипел: «Сссатрапы...» До редакции можно было доехать на трамвае или пройти пару кварталов. Денег не было, поэтому Зыкин решил заняться здоровым образом жизни. Сидя в приемной главного редактора, уставший Зыкин пил бесплатную воду и сидел в халявном вай-фае. Надо было отвечать на комментарии. Большая их часть была от каких-то дебилов. «Димон, когда макбук вернешь?». С этого же макбука Зыкин и отвечал: «Тщета. Выход — суицид». Сходил в туалет, на всякий случай, порезал левую руку, заранее припасенной бритвой. Сфотографировал отражение в зеркале. Выложил в комментариях. Подумал и добавил: «Меня пытают». На всякий случай добавил яндекс-кошелек и не уточнил, где именно пытают. Еще подумал. Уточнил, где именно пытают. «В подвале». Через полчаса добавил подробностей: «В МГБ». На вопрос: какой страны, на всякий случай забанил спрашивающего. И все это, не выходя из туалета. В кабинет главного редактора он прорвался спустя час. - А вы кто? - не понял редактор. - Я? - с руки стекала крупными сгустками кровь. - Я же Зыкин! - Зыкин, - согласился крупный мужчина, похожий на седовласого льва. - И что? - Ой, я Дзюбенко! У меня тысячная статья вышла на вашем портале! - Дзюбенко, Дзюбенко, - седовласый лев поморщился, на секунду превратившись в безносого сфинкса. - Аааа, это через вас мы всякое говно сливаем? - Да, да, да! Тысячное! Вы не поверите, меня в метро люди читают. Все! И хвалят, хвалят! А полиция? Наша доблестная полиция на улицах узнает, помощь предлагает! Дзюбенко! Сила! Мощь! Я! - А что вы от меня хотите? - Повышения... - В смысле? - В смысле зарплаты. Сто рублей за тысячу знаков, это как-то скромно для моей персоны. - А сколько хотите? - Сто... Сто десять! - А сто пять? Сошлись на ста семи. Вечером, когда стемнело и у Зыкина сели батарейки, он сидел перед зеркалом, открыв полторашку «Очаковского пива», урожая 1998 года. И говорил он зеркалу: - А ты, говоришь, не уважают? В метро читают? Читают. Полицейские помощь предлагают? Предлагают. Сам! САМ! Зарплату мне поднял, какая никому не снилась! А вот я в ФСБ позвоню, они там узнают! И ведь позвонил, зараза. На телефон доверия. О чем он говорил, никто не узнал, кроме психолога на линии. Но у товарища капитана работа такая — выслушать, записать и забыть. И товарищ капитан поставил любимую свою песню в телефон Зыкина. Ой-ёёёё! Ой-ёёёё! Ой-ёёёё! НИКТО НЕ УСЛЫШИТ! Сладкая слюнка стекала на грязный стол, голова покоилась на макбуке. «Меньше всего нужны мне твои камбэги!» Уставший товарищ капитан листал трэки в Яндекс.Музыке. Надо же спасать чувака. Пусть растут все цветы. Зыкин спал. Да, ты не такой как все, Зыкин. Начинался новый день. Надо отдохнуть перед новым боем. Пока там, в Луганске, отсиживаются на передовой, в Москве идет бой. Плоду. Нужны. Деньги. Так. Победим. Ибо.