Автор: Андрей Белов
Девушка танцевала одна в зале. Все приглашенные были в другой зале: там был шум разговора, смех и тосты в честь ее 14-летия. Она танцевала самозабвенно, не замечая ничего вокруг. «Он пришел! Он пришел! Он поцеловал меня!» – повторялось в ее голове. Она сразу поняла, что этот поцелуй не был простым поцелуем ребенка взрослым человеком: в нем были чувства, и этот его взгляд – взгляд на... не девочку, а на женщину, говорящий о зарождающемся в нем желании и захватывающий этим желанием и ее. Вся ее душа, от самого дна до краев, была заполнена счастьем – счастьем бытия и счастьем быть молодой; ее жизнь, можно сказать, еще и не начиналась, она как бы только проснулась и с удивлением приоткрывала глаза на мир, где существуют только двое.
Казалось, этот танец будет длиться бесконечно, как сама любовь, которая была первой и, как обычно представляется, тоже будет бесконечной. Она еще ни разу не прижималась к мужчине и не целовалась. Это было в первый раз. Проживи ты хоть тысячу жизней, но первый раз навсегда останется первым, в этом его чудо: ты уже на границе девственности; но в этом и его грусть: нельзя повторить то, что дается человеку только один раз.
Девушка была в предвосхищении бесконечного счастья и верила, что первый поцелуй будет повторяться вечно, и это предвосхищение волнами поднималось в ней откуда-то снизу, доходило до головы и впитывалось в самую душу. Ее «па» были восхитительны своей неумелостью и своей откровенностью – казалось, что, глядя на нее, видишь саму ее душу, еще не познавшую оборотной стороны жизни – Зла, и вспоминаешь себя, еще непорочного, с раскрытым для всех сердцем. Она не заметила, как вошел дворецкий. Тот стоял очарованный, держа поднос в левой руке, и в восхищении смотрел на происходящее перед ним.
Меня тоже пригласили на тот вечер. Устав от бесконечного шума толпы, с бокалом вина я вышел из главной залы, где происходил прием, и, отправившись осматривать все помещение в целом, наткнулся на эту залу. Сразу поняв интимность происходящего, я не стал входить, а остался за портьерой, где мне, оставаясь невидимым, хорошо было видно все происходящее в помещении. Я был зрителем в этом театре, и какова будет моя роль, пока не осознавал.
Так судьба свела нас троих в одном месте: я – с бокалом вина и за портьерой, танцующая девушка – почти девочка, дворецкий с подносом и… тишина, нарушаемая только шуршанием ее платья; ее шагов, настолько они были легкие, слышно не было, а может и я, очарованный танцем сердца, просто не слышал их.
Взгляд девушки был настолько отрешен от всего мирского, что ей самой казалось, что под ней нет опоры и она парит в пространстве, как птица. «Неужели это Любовь? – только эта мысль была у нее в голове. – А Он? Да, да, конечно, он тоже любит меня, иначе и быть не может!»
Я настолько увлекся действом, что бокал выпал из моих рук и, как мне показалось, разбился вдребезги с оглушительным грохотом.
И я, и девушка вздрогнули; танец прекратился, девушка стояла в недоумении, соображая, где она и что она здесь делает. Дворецкий продолжал стоять, не выказывая ни малейших эмоций. Они стояли с девушкой напротив друг друга молча, не зная, что сказать, и не могли решиться, кто же должен первый нарушить молчание.
Дворецкий понимал, что, как прислуга, он должен что-то сказать. Он не мог извиниться, чтобы не показать, что он все видел, стоял и наблюдал, и тем самым оскорбить гостью. В тоже же время и уйти молча он тоже не мог: это было бы крайним неуважением.
Дворецкий весь внутренне напрягся, вытянулся в струнку, вспоминая, какие же простые и в тоже время приятные слова можно сказать, не потеряв при этом собственного достоинства. Мне было жалко на него смотреть, и я, увидев у него на подносе бокал, вышел из-за портьеры, изображая праздношатающегося, и поздоровался с девушкой, делая вид, что дворецкого не замечаю.
Наверное, только я во всем мире мог увидеть тот бесконечно благодарный взгляд дворецкого, которым он посмотрел на меня. Он весь приободрился и с достоинством, с которым могут говорить только потомственные дворецкие, произнес:
– Ваше вино, сэр!
Девушка, так ничего и не сказав, но сильно покраснев, выбежала из залы.
Когда мы вслед тоже выходили из залы, дворецкий, как и положено, пропустил меня в дверях, и за своей спиной я услышал:
– Спасибо, сэр! Я видел, что вы прятались за портьерой, но не мог вам, находящемуся в таком неловком положении, предложить бокал!
Я остановился в дверях, он остановился у меня за спиной. Теперь уже мне предстояло глубоко задуматься, кто же кого не ввел в неловкое положение. На это у меня ушло мгновение и я, не оборачиваясь, сказал, склонив голову:
– Спасибо, вы истинный джентльмен!
Нравится рассказ? Поблагодарите Андрея Белова переводом с пометкой "Для Андрея Белова".