Гийом оставил свой городишко в пригороде Парижа и приехал в Москву учиться в институте кинематографа. Почему француз выбрал российский ВУЗ, осталось для меня тайной. Впрочем, я об этом и не спрашивала.
Гийом подрабатывал репетиторством. И когда я искала себе франкоговорящего преподавателя, мой выбор пал на него.
Мы, конечно, не только спрягали глаголы и вставляли пропущенные предлоги, но и болтали обо всём на свете. Наши споры и взаимные подколы научили меня говорить по-французски гораздо быстрее, чем учебники.
Гийому нравилось жить в России. Он - житель крошечного Нанта - восхищался величием Москвы и очарованием подмосковных просторов. И только две вещи вызывали у него постоянное недоумение. И даже раздражали.
Первая - это почему мы называем хлеб десятком различных слов: батон, буханка, булка, калач, каравай, лаваш, лепёшка... Для французов это всё - только хлеб. Без вариантов. Лё пэн - и хоть ты тресни.
А второе, что напрягало Гийома, - это закрытые двери квартир и высокие заборы дач.
- Вы отгораживаетесь друг от друга, - говорил он мне.
- А как по-другому? - Спрашивала я.
- Дружить с соседями... Чтобы в любой момент можно было зайти к кому угодно в гости.
- Интересно! А если я не хочу никого видеть?
- Так нельзя, это неправильно. Не дружелюбно!
- А я ещё и комнату на замок запираю, - подначивала я француза, - чтобы родственники не беспокоили.
Гийом закатывал глаза и элегантным французским матом учил меня жить.
Но, кстати, про комнату - абсолютная правда. Мой сын с трёх лет знает, что без разрешения ко мне заходить нельзя. Никогда. Я не дружу с соседями. Да что там, я их вообще не знаю. И оставить кому-то чужому ключи в отпуске, чтобы поливали цветы, - это немыслимо для меня.
И высокий, глухой забор тоже моя тема. Мало ли, чем я захочу заняться в саду? Любопытные взгляды меня попросту раздражают. Мне вполне хватает метро и улиц Москвы, чтобы насладиться избытком людей. А у себя я хочу быть одна. И в этом плане я очень люблю замкнутые на три замка пространства.
- В принципе, в каком-то общеглобальном смысле, людей я люблю, - поясняла я Гийому, - но себя я люблю больше.
Вот этого он и не мог никак понять. Как это мы, москвичи, такие весёлые тусовщики, активные, энергичные и компанейские живём по древнему английскому закону.
Мой дом - моя крепость.