Как-то я написала в одном своем дневнике о парнише, почти доведшем меня до истерики. Некогда я считала его хорошим человеком, доверяла ему многие свои тайны. Он тоже в меру откровенничал, выслушивал мои вопли- сопли и советовал держать себя в руках
–Почему я никому не могу сказать о том, что люблю?- писала я, вытирая слезы.
–Я говорю, только меня всерьез никто не воспринимает,- отвечал он и утешал меня, как мог.
Меня тянуло к общению с ним. Мне казалось, что лучшего виртуального друга, чем он, и не найти.
Потом он пропал куда-то. Я писала ему письмена, не длинные- не короткие, которые он всегда оставлял без ответа.
И вдруг он объявился.
– Хэлло! Как жизнь! Я знаю, ты сейчас в Москве.
– Ты женился?- задыхаясь от волнения и успев прочесть только «хэлло», спросила я.
– Ты что, девочка, что ли, несмышленая?!
Я долго перечитывала строчки с хамским содержанием, чувствуя, как сердце колотится где-то в глотке. Мои плечи опустились, руки- тоже.
– Ты обалдел, что ли? – как-то вяло поинтересовалась я. – Зачем такое написал?
– А ты думала, что вечно будешь кормить меня своими соплями о неудавшейся жизни?
Мне показалось, что в наше некогда дружеское общение вмешался некто под именем бес, решивший покуролесить малость и ввести меня в полнейшее заблуждение.
На том конце «провода» действительно, как будто сошли с ума.
Сыпались сальные скабрезности вперемежку с банальными «хочу», предложения непонятного происхождения вызвали во мне стойкую тошноту.
– Я думаю, нам надо позабыть друг о друге, – сделав существенную паузу, заявила я. – Иди с миром.
– Подожди, подожди, – написал «друг». – Я вот все время думаю, ты серьезно решила, что твои стихи понравятся читателям? Они же (стихи) такие мыльные и ненастоящие, без пошлости и изюминки, без того, что так ценится сейчас молодежью!
Наверняка, ты даже не догадывалась, что читая твои «опусы», я по-своему переделывал их.
Я задвинула вглубь «дружеские» признания годичной давности о «сумасшедшей поэтике» моих стихотворений, в которой уверял меня «друг».
– Вот, например, этот стих, к которому невозможно подойти ни с какой стороны:
Тихая гавань в кольце нежных рук
Только лишь кажется, кажется мне.
Ты- мой единственный ласковый друг,
Но почему-то стоишь в стороне.
Тихая гавань в объятьях твоих
Просто мерещилась, просто слова.
Ветер несмелый под окнами стих,
Отяжелела моя голова.
Тихая гавань- уставшим приют,
То, что покажется мне и тебе,
Там очень праздничный, яркий салют
В небе, расцвеченном в каждой судьбе.
Тихая гавань, ну, где же ты, где?
Сколько еще до тебя мне идти?
Кто мне поможет в тяжелой беде
Этот приют долгожданный найти?
— Может для кого-то он и сойдет, но не для меня. Слишком скучен и однообразен, как мелодия из старой шарманки. Смотри, как бы заиграл этот стих, если его переложить на другой мотив:
Я накумарилась до не могу
Словно по гире на каждой ноге,
Словно мираж на крутом берегу,
Я отдыхаю в проклятом стоге.
Тихая гавань, ну где ты, в натуре?
Сколько еще до тебя мне чесать?
Ты мне ответь, как отъявленной дуре,
Где ты находишься, где, твою ….
Я вчитывалась в издевательские строчки, сквозь пелену бешенства, застилавшую мне очи. По привычке подобрав рифму вместо троеточия, я покраснела.
– Ты не соблюл размер,- сыронизировала я, отсылая предпоследние слова бывшему другу. – Так стихи не пишутся. Тем более, «вставки» «матового» содержания слишком банальны и изъезженны.
– Зато как весело! Или хочешь, другой твой стих...
– Хватит, – пресекла я его попытку продолжить бестолковый монолог. – Хватит, мне не интересно.
– Зря… – донеслось до меня и затихло. «Отвали»,- подумала я, слишком расстроенная для того, чтобы делать вид, что ничего не произошло. – «Видимо, не любит за что-то Бог мужчин, раз отнимает у них последние остатки разума».
