Чудовищная газовая атака во время второй битвы при Ипре (1915) встряхнула мир. Никто не мог поверить, что германские химические войска выбросят в воздух 180 тонн хлора, от которых английские и французские военные ничем не могли защититься. Желто-зеленоватые облака заполонили поле битвы, оставляя тысячи людей умирать в траншеях.
Антанта взывала к проявлению гуманности, ссылалась на международное право. Но бюрократы из Берлина дотошно разъяснили, что положения Гаагской конвенции регламентируют только запрет на отравляющие снаряды, но не газы. Цинично, бесчеловечно - да. Но не забудем, что джентльменов на полях сражениях не было и в глубокой древности, когда химическое и биологическое оружие только зарождалось. Одним из первых видов “химоружия” стали отравленные стрелы, которые изрядно упрощали жизнь охотникам и воинам.
Смерть с небес
В Занзибаре специалисты обнаружили стрелы с отравленными наконечниками, изготовленными около 13 тысяч лет назад. На мысль, что уже тогда человечество обращалось к ядам, натолкнула уплощенная форма костяных наконечников. Они не могли убить животное, зато могли занести в тело жертвы яд - тем более, недалеко от места раскопок обнаружили следы ядовитых плодов растений семейства молочайных. В далекие времена люди всего лишь пытались упростить работу охотника без риска для здоровья.
Другие находки говорили, что в древности люди неплохо разбирались в ядах, охотно пользовались диамфотоксином, получаемым из личинок жуков - благо, такая стрела могла свалить 500-килограммового жирафа. Не обходили стороной скорпионов и ядовитых змей. Все, чем можно было травить, использовали по прямому назначению.
Само использование ядовитых стрел тысячи лет назад не должно вызывать вопросов. В первую очередь охотники старались уберечь себя от разъяренного зверя - инстинкт самосохранения иногда работает лучше жажды добычи. И нет ничего плохого в том, что добытчик потратит меньше сил, оставив царапину на звере, чем будет рисковать собой.
От мифов до Трои
В античной мифологии достаточно примеров, когда боги и полубоги прибегали к настолько приземленной мере, как отравление наконечников стрел. Сам Геракл только таким путем смог победить лернейскую гидру. Отрубив все головы чудовищу при помощи соратника Иолая, Геракл вспорол брюхо гидры и окунул наконечники в смертельно опасную желчь.
Герой постоянно прибегал к “химоружию”, поливая стрелами защитников Трои, убивая дракона Ладона, сражаясь с гигантами и разбойниками. Он даже угрожал своим луком Гелиосу, сумев запугать бога. Увы, одна из вспышек безумия привела к страшным последствиям. Геракл не совладал с собой и убил свою жену Мегару и сыновей именно отравленными стрелами.
Фольклорист Эдриана Мейер из Принстонского университета считает, что практика применения отравленных боеприпасов безболезненно перекочевала в античность. По ее словам, косвенные намеки на химоружие присутствуют и в “Илиаде” Гомера. Во время осады Трои говорится о ранении греческого царя Менелая, в которого угодили меткие троянские лучники. Когда лекарь сделал ему кровопускания, из раны пошла “черная кровь”. Описанный случай намекает на применение яда гадюки, которым были смазаны стрелы.
Не гнушался использованием подобного оружия и Одиссей, который использовал сок ядовитых растений. Гомер описывает, что для подготовки к бою он направился в Западную Грецию, чтобы именно там раздобыть смертоносное растение. Тем более, что список подобных растений, известных античным обитателям, перевалил за два десятка. А кроме этого, никто не мешал воспользоваться навозом, насекомыми, лягушками и теми же змеями. Возможно, различалась только эффективность.
Античные авторы и оружие кочевников
Распространенность отравленных стрел не могли обойти стороной античные авторы. Многие из них сконцентрировались на страшном оружии сарматов, луки которых часто именую “скифскими”. Племена номадов настолько беспокоили южан, что они не всегда могли определиться, какой именно яд используют кочевники.
Ученик Аристотеля поведал миру о страшном способе изготовления яда в своем труде “О чудесных слухах”: “Рассказывают, что скифский яд, которым пропитывают стрелы, добывается из ехидны. Скифы подстерегают детенышей, ловят их и оставляют гнить несколько дней; когда им покажется все достаточно сгнившим, они наливают человеческую кровь в горшочек, закрывают его и зарывают в навоз, а когда и это сгниет, то водянистый отстой, образующийся над кровью, смешивают с гноем ехидны и делают смертоносный яд”.
Никандрий в своих схолиях к “Противоядиям” акцентирует внимание на том, что подобный яд убивает немедленно. Подобной точки зрения придерживались Овидий Назон и Гай Плиний Секунд - правда, они считали, что стрелы сарматов содержат змеиный яд. “Это неотвратимое злое оружие и оно приносит немедленную смерть даже от легкого прикосновения”, - пишет Гай Плиний Секунд.
В свою очередь, Теофраст полагал, что кочевники разбираются во всем многообразии ядовитых растений. По его словам, номады охотно сдабривали ядом наконечники. При этом одна отрава могла вызвать мгновенную смерть, а другая доводила человека до полного истощения, заставляя жертв страдать.
Страх перед ядами
Попытки регулировать применение отравленного оружия - не прерогатива современных структур. Если вернуться к эпохе Гомера, то можно обнаружить своеобразный запрет у греков - по их мнению, боги запрещали как тотальное уничтожение вражеских сил, так и использование ядов.
Схожей позиции придерживались жители древней Индии, хотя мы знаем, что во времена похода Александра Македонского в Индию ему противостояли лучники со смазанными ядом стрелами. В сборнике религиозных норм, религиозных и моральных предписаний, который мы знаем как “законы Ману”, также уделяется внимание этому вопросу.
Попытки ограничить использование ядовитых стрел приводило только к локальным “успехам”, поскольку многие народы не слишком хотели соблюдать правила причилия и “международные нормы”, которые были, мягко говоря, не регламентированы. Стоило отказаться от яда - и к тебе приходили германцы или кочевники, которые были готовы пронзить любого отравленным наконечником. Проблему удалось частично решить с развитием персональной защиты, но ядовитые стрелы все же никуда не пропали.