Сергей Максимович поднял чашку с давно остывшим чаем. Настенные механические часы в массивном деревянном корпусе громко пробили один раз: "час ночи" - отметил он и сделал глоток. Чай не вызывал ни каких вкусовых ощущений – просто холодная вода пробежала внутри тела.
- Интересно, - прошептал он, - слышны ли мои часы соседям? Наверное, за многие годы привыкли. Я что-то не припоминаю жалоб, - продолжал рассуждать хозяин квартиры, затем посмотрел в окно, и рассуждения оборвались мыслью о встрече с ней.
Он попытался сосредоточиться на чём-то ещё, всё тщетно, её образ вставал перед глазами и усиливался пониманием неизбежности, вновь взглянул на часы – уже скоро.
Редкие растянутые облака, словно случайные мазки кисти, не меняя своей формы, медленно проплывали по ночному небу. Огромный диск Луны поднялся над многоэтажкой и завис, словно уличный фонарь. Света от него было достаточно, чтобы разглядеть появившуюся женскую фигуру в конце улицы. Цвет красно-чёрного костюма сливался с потускневшими в ночи окружающими красками, но Сергей Максимович знал – она будет в нём. Он сел в кресло и закрыл глаза. Замок не щёлкнул, дверь не открылась и не закрылась, она просто появилась в комнате.
- Я здесь, - произнесла она, - и готова слушать.
- Я больше не прошу тебя ещё на год откладывать мою смерть, поэтому сегодня я прочту своё худшее стихотворение, - сдавленным голосом произнёс поэт, открыл глаза и посмотрел женщину.
Она стояла у окна, лунный свет обтекал изящную фигуру и не позволял увидеть лица. Но он и не хотел встретиться с ней взглядом, так как хорошо помнил его неотразимое действие ещё с первой встречи, когда она медсестрой впервые появилась в палате. Тогда она сказала, что пришла за ним, а он не сразу понял, о чём речь. Тогда женщина приблизилась к нему, от чего показалось, что где-то открыли окно, через которое влетел мартовский уличный холод, сразу захотелось сильнее укутаться одеялом.
На белоснежном халате медсестры ярким пятном красовалась бордовая роза. Цветок явно был живым. Его лепестки плавно шевелились, напоминая щупальца медузы, женщина наклонилась к поэту и из цветка капнула капля крови. Даже через одеяло он почувствовал мощь удара маленькой капли, словно деревенский кузнец с размаху опустил молот на наковальню. В глазах потемнело, а грудь сдавило так, будто этот молот остался лежать на нём.
- Тебе пора, - сказала Смерть, - но прежде чем я уведу тебя с собой, я хочу услышать стихотворение посвящённое мне. Говорят ты хороший поэт, люди восхищались тобой, но в твоих стихах не было места для меня! Ты всегда писал о моих сёстрах - о Жизни и о Любви.
- Я люблю жизнь, - ответил поэт, - о чём же я мог ещё писать?
- Любишь жизнь?! Даже передо мной ты говоришь о них!– воскликнула Смерть и ещё ближе наклонилась к нему. Их взгляды встретились. Глаза, от них невозможно было оторваться, как грани алмаза они имели магический блеск. На бледном, с водянистым оттенком лице, тонкие губы, очень правильной формы, сжались и приготовились к смертельному поцелую.
Поэт - ценитель прекрасного, даже заглядывая в глаза смерти, оставался поэтом. Он наслаждался ими, любовался и восхищался. Смерть это поняла, она отодвинулась и сказала:
- Я предлагаю тебе сделку: твоё поклонение мне в обмен на отсрочку. Я хочу встать в один ряд с сёстрами, поэтому, к каждой новой встрече, ты будешь посвящать мне стихотворение, и если оно мне понравится, твоей наградой станет дополнительный год жизни. Люди начнут повторять четверостишья, перечитывать и, в конце концов, их преданность и верность я разделю со своими сёстрами. Я хочу справедливости! Ты согласен?
После недолгой паузы она продолжила:
- Подумай, не каждому я делаю такое предложение…
Так потекли года: он писал, она приходила и слушала. Время для него почти остановилось. Сначала всё это забавляло, но данное им обязательство, постепенно начало нервировать. Стало не возможным по-настоящему наслаждаться жизнью, а значит, он больше не мог искренне передавать свои чувства. Вкладывая свой талант в оды посвящённые Смерти, поэт всё сильнее ощущал раздвоенность – если начинал писать о жизни, то хвалебные мотивы о Смерти вплетались сюда же. Поклонники перестали понимать его творчество, затем читать, поэт же требовал от них прежней любви, которая была безвозвратно утеряна…
- Сегодня я прочту худшее стихотворение. – С этими словами поэт встал, подошёл к дальней стене и опёрся на неё спиной. Таким образом, ему хотелось утвердить своё решение – ни шагу назад, и начал медленно читать:
В комнате тёмной... сижу у окна,
Вид бесконечно-однообразный
Всё без движенья... и только луна
Путь совершает дугообразный
Так же как в жизни... Иду по дуге
Сначала всё вверх, а теперь под уклон...
Скоро приду... я навечно к себе...
Путь по дуге... почти завершён…
- Довольно! – Остановила его Смерть, - я не за этим пришла. Сегодня я, наконец, услышу то, о чём мечтала услышать! Произнеси это, давай! Как ты добровольно откажешься от…
Сердце поэта заколотилось, в висках появилась боль. Он был готов к чему угодно, но не к этому ответу! Ловушка, поставленная Смертью, захлопнулась! Отказаться от жизни – значит признать поражение и стать предателем своей же любви к Жизни, получить ещё год мучительного существования – значит вновь прославить Смерть!
Поэт закрыл лицо руками, будто надеялся спрятаться от всего, что с ним сейчас происходило. Захотелось побежать…, он вздрогнул и почувствовал стену. Вот его опора! Он же сам встал к ней, чтобы не отступить. Опустив руки, поэт посмотрел Смерти в глаза.
- Сегодня я пришёл к точке, когда мне нечего терять и не за что цепляться, когда шанс выжить потерял ценность, а дальше продавать себя - утратило смысл. Для Жизни и Любви, я сохранюсь в людской памяти в своих стихах, тебе же отдаю тело! – С этими словами поэт подошёл к Смерти и прильнул к губам…
Яркий свет светильника над операционным столом не позволял разглядеть присутствующих, но можно было слышать их голоса:
- Татьяна Ивановна, снимите мои перчатки и соберите инструмент… и пусть подготовят палату, но не одиночку – с кем-то, он очень слаб и нужен присмотр. У него, Вы говорили, родных нет?
- Нет, - ответил женский голос, - соседи услышали, как среди ночи разбилась фарфоровая чашка о батарею под окном. Сергей Максимович по ночам писал стихи, и видимо пил чай…
Буду благодарен за лайки.