Черная туча медленно приближалась. Еще немного - и она рассыпалась в мелкие стаи ворон, как в фильме Хичкока... Ганс Виттиг заставил себя проснуться и. сев на кровати, вытер со лба холодный пот. Нехотя встал и направился в ванную комнату. Потом на кухне стал готовить себе завтрак, но, намазывая масло на хлеб и следя за туркой с кофе, стоящей на плите. Ганс понял, что ждет чего-то ужасного.
Машинально он посмотрел на настенный календарь - 20 июня 1950 года. Ровно полгода тому назад он занял место хирурга в больнице Зоммерфельда. Привлекательная местность, спокойная рабочая атмосфера, шеф без склонности к начальственным понуканиям, к тому же любовь к Герди - все располагало к тому, чтобы устроиться здесь по-домашнему после всех выматывающих лет, проведенных на воине в качестве военного врача, и пяти лет работы в качестве ассистента в одной из мюнхенских клиник.
В сорок лет Ганс, наконец, решает вести упорядоченную, размеренную жизнь. Но вот уже не первую неделю его сковывает глухое чувство неуверенности, не покидающее и сегодня. Каждое утро он наливает себе кофе, садится за стол и, не чувствуя вкуса еды, начинает завтракать. Сначала ему это казалось депрессией, время от времени наваливающейся на чувствительного человека. Но, в конце концов, Ганс должен был признаться самому себе, что это страх. Страх перед окончательным крушением его как врача. Когда у какого-нибудь хирурга в течение двух недель умирает трое прооперированных им пациентов, наступает шок. Тут не помогает и та что шеф, лично присутствуя при вскрытии тел, устанавливает - операция проведена по всем правилам. доктор Виттиг не допустил никакой ошибки.
«Это ничего не меняет – трое умерших пациентов есть трое умерших, и все это случилось со мной».
Когда врач наливал вторую чашку кофе, раздался телефонный звонок. Это Герди.
«Ганс, скорее приходи в клинику! Ночью умер Вебер! А сегодня утром Маршалк!».
Три дня тому назад он оперировал Вебера и Маршалка. Частичная резекция желудка у Вебера, операция на желчном пузыре у Маршалка. Обе операции прошли успешно, правда, вчера во второй половине дня состояние обоих ухудшилось - у них начались понос и рвота, так же, как и у трех его пациентов, умерших ранее. Он не виноват! Тогда кто? Медицинская сестра, допустившая небрежность? Немыслимо! Можно сделать что-то не так один раз, но не пять же раз подряд! Может быть, кто-то хочет подорвать репутацию больницы, например, диверсанты-коммунисты из-за «железного занавеса»? Виттиг связывается с директором Кюхслем, который находится в отпуске, и. молча выслушав инструкции, набирает номер полицейского управления. После чего направляется в больницу.
В кабинете его ждет Герди Мюллер. Она стоит посреди комнаты, руки сложены на груди, ее изящная фигурка словно застыла. Лицо бледное, как и белый халат. Теперь она тоже охвачена страхом. Это страх за мужчину, которого Герди любит. Виттиг все замечает с первого взгляда, подходит к ней, поцелуй в этом случае мимолетный, как и ободряющие слова:
«Не бойся, Герди! Я полностью уверен, здесь не моя вина. Это диверсия».
После полудня в прозекторской морга больницы собрались несколько человек. Над секционным столом склонились больничный патологоанатом, судебно-медицинский эксперт, заведующий отделением Фридерс и Виттиг. Прокурор Шурихт и старший инспектор полиции Бирнбаум скромно, стараясь не смотреть на процедуру, устроились на стульях, стоящих вдоль стены. Наконец, вскрытие обоих трупов закончено. Итак, у обоих не резко выраженный отек в печени и почках, а также умеренная водянка головного мозга. У Маршалка обнаружены признаки начинающегося воспаления легких, которое, однако, не могло послужить причиной смерти. А вот изменения в сердечной мышце у обоих усиливают подозрения на тяжелое общее отравление. Тут же необходимые органы изымаются для токсикологического анализа, а через пятнадцать минут лаборант докладывает: проба Маршалка дала положительную реакцию на мышьяк!
После недолгого раздумья прокурор Шурихт, пошевелив бровями, выдал указание, итоги вскрытия засекретить, старшему инспектору Бирнбауму начать расследование.
Заведующий больничной аптекой уверенно заявил сыщику, что никто из обслуживающего персонала отделения «В» на его памяти не требовал и не получал мышьяк. Не выдержала проверки и версия, что Виттига подставил кто-то из коллег с целью скомпрометировать.
Проверка медсестер отделения «В» тоже ничего не дала осе они работали в клинике больше пяти лет и зарекомендовали себя с лучшей стороны.
Тем временем через три дня умер еще один пациент доктора Виттига - железнодорожник Карл Шютц, прооперированный по поводу банального аппендицита. После операции никаких осложнений не было. Но потом начались рвота и вздутие живота, Виттиг снова прооперировал пациента, полагая закупорку кишечника. Тем не менее состояние больного стремительно ухудшалось. Результат анализов к тому моменту был уже предсказуемым - в организме больного снова нашли мышьяк.
Бирнбаум воспринял смерть Шютца как личное поражение. Если бы он продвинулся вперед в своем расследовании, то, возможно, помешал бы смерти железнодорожника.
А еще через два дня случается новое происшествие, умирает еще один пациент, пожилой мужчина по фамилии Вигленд. Он был прооперирован по поводу паховой грыжи. Но находился он в отделении “А”. Тем не менее по причине болезни хирурга этого отделения оперировал его доктор Виттиг. Острые боли в животе, поверхностные гематомы на руках и лице предполагали кишечный тромбоз, но при вскрытии - повреждение слизистой желудка и двенадцатиперстной кишки огромной дозой мышьяка. Итак, круг расследования расширялся - подозреваемого следовало искать не только в отделении «В».
Бирнбаум допросил соседей по палате, лежавших с умершим. Один из них вспомнил, что незадолго до того, как самочувствие Виганда резко ухудшилось, старший санитар Вернер Шультхайс примерял грыжевой бандаж, тогда же больной пожаловался ил боли в желудке, санитар принес ему какое-то лекарство. Вскоре после этого Виганду стало хуже Шультхайс... Шультхайс... Бирнблум еще раз просмотрел список медперсонала клиники. А потом попросил дать более подробную характеристику санитара. Сорок два года, в армии не служил по причине врожденного мениска колена. В клинике работает чуть более двадцати лет. Пациенты считают Шультхайса заботливым и всегда готовым прийти на помощь. Женат, но его роман с медсестрой Герди Мюллер ни для кого секретом не является. Герди подтвердила, что почти год состояла в интимной связи с Шультхайсом. Но когда появился доктор Виттиг, то влюбилась в него, а всякие отношения с прежним любовником прекратила. Тот сначала впал в ярость, устраивал сцены ревности. Но потом перестал ей докучать, казалось, что проблема разрешилась.
В рамках расследования Бирнбаум сначала допросил некоторых сотрудников клиники, наконец, вызнал санитара. И в непринужденном разговоре выяснил, что Шультхайс не подозревает, что мышьяк это яд. И это при том, что в качестве пусть младшего, но медперсонала он проработал в клинике более двадцати лет! Да, доступа к мышьяку в больничных стенах у санитара не было, но, может быть, Шультхайс имеет его у себя дома? Прокурор Шурихт, выслушав доводы инспектора, ни слова не говоря, подписал ордер на обыск, во время которого склянка с мышьяком была обнаружена в кладовке домика Шультхайса...
На первом же допросе санитар дал чистосердечные показания. Потеря Герди пробудила в нем желание вернуть ее, устранив ненавистного Виттига. Этого можно было достичь, если скомпрометировать ненавистного соперника как врача. Шультхайс цинично выразил специфическим языком это так:
«Я хотел ухудшить его операционную статистику».
В данном случае это означало - отравить несколько прооперированных Виттигом пациентов. Мышьяк, который у него имелся с давних пор, он давал больным под видом лекарства. Когда подозрение против персонала отделения «В» стало усиливаться. Шультхайс решил действовать в отделении «А». Прооперированному по поводу паховой грыжи Виганду он действительно примерял бандаж. А когда тот пожаловался на боли в желудке, понял, что вот он, подходящий случай. И дал мышьяк в подслащенном чае.
Коллектив больницы был в шоке. Действительно, поначалу в отношеиии Шультхайса никаких подозрений не возникало. Честный и образцовый санитар. Свою ненависть к врачам, стоящим выше его по иерархической лестнице, он умело маскировал дружеским к ним отношением. А совершенно безвинных людей, не имеющих никакого отношения ни к нему самому, ни к его личным проблемам, он сделал жертвами своей мести. Более тога Шультхайс нанес большой вред репутации клиники и подорвал доверие населения к здравоохранению.
Прокурор Шурихт выслушал доклад инспектора Бирмбаума с нескрываемым удовольствием. А потом, как обычно подвигав бровями, проговорил:
«Вот что, дружище, мы переправили в ваш отдел одно любопытное дельце. Я уже договорился с вашим начальником, чтобы его расследование поручили именно вам...».