Итак наступил тот самый день ради которого и жил ученик все последние 11 лет. Терпел скучные уроки, едва выносил противных преподавателей, сдавал экзамены, превозмогал желание сорваться и выспаться. И наконец вот он финальный аккорд - последний звонок.
Линейка, ленты, банты, слезы радости счастливых родителей. Осталось только ЕГЭ, но сегодня о них мало кто помнит. Я видел много последних звонков и выпускных, когда то и сам я заканчивал школу в сельской школе и было нас аж целых 9 человек. Сейчас школа уже только основная, то есть 9 классов всего в ней. Многое конечно поменялось с тех пор, общей осталась только форма выпускников - фартуки, банты, белые рубашечки, выглаженные брюки. Даже ленты сменились с красных на трехцветные под флаг. Для деревни последний звонок это настоящее событие, приходят много народу, даже те кто совсем не причастен, различные бабушки и тетушки, чьи дети давно уже не учатся в школе
Сегодня не удержался - зашел в старую школу, не был там с 1999 года, получается целую вечность. Из учителей узнаю только пару-тройку, да и то они уже глубокие пенсионеры, которых попросту некем заменить. Да и где найдешь еще такого учителя физики как у нас? Разве смогут нынешние выпускники так виртуозно преподавать историю как наш старый учитель? Конечно нет. Иногда я даже ревную учителей которые уже учат совсем других детишек.
Пришел в школу когда уже закончились все торжества, ведь хочется побыть тут без лишнего шума и лишнего присутствия. Старая железная калитка на пружине едва слышно скрипнула и я пошел по школьному двору, двором конечно это назвать трудно - поляна заросшая одуванчиком и мать-и-мачехой, а на ней тротуар из старых бетонных плит. Старая дубовая дверь отворилась и за ней уже начинается школьный кафель, а вот сразу за дверью стоят деревянные полочки на которые мы выкладывали свои ботиночки.
Прохожу в коридор, сейчас он темный, лишь чуть поодаль через окна из двора проникает свет. Крашеные половицы ужасно скрипят, их не меняли наверно лет тридцать, скорее всего они раньше скрипели только в школьных буднях мы их не замечали, да и как их заметить когда мы носились по этому коридору не чуя под собой ног. Далее захожу в кабинет, в который мама заводила меня на первый урок. Запустевший кабинет не услышит детских голосов до самого сентября, в этом кабинете стоят старые парты, которые мастерили еще в столярном цеху при леспромхозе, на них нанесен толстенный слой краски и если постараться то можно разглядеть царапины предыдущих выпускников.
Когда то и я тут писал записочки и от безделья калякал рисунки на старых партах. Я сижу на парте. Одной ногой опираюсь на стул, вторая непроизвольно раскачивается из стороны с сторону. Весь в своих мыслях. Взгляд опущен вниз. Ещё ниже. В голове тихо продолжает отдаваться звонок. Последний звонок. Последний школьный звонок. Больше такого не будет. Это совсем не то, что можно будет услышать на линейке выпускников или на экзаменах. Подхожу к доске, сейчас таких досок уже не увидишь, она коричневая и на ней за многие года было написано столько всего, беру кусок мела и раздумываю что бы написать или нарисовать так и стою в раздумьях наблюдая за старой школьной доской на которой сам когда то выводил кривые буквы.
Выхожу в коридор и мне кажется что сейчас из кабинетов посыпятся ребята, но в коридоре никого. Провожу глазами по стенам, они у нас разрисованные, еще когда то давно стены всей школы разукрасил наш учитель ИЗО, он изобразил на них наши темнохвойные горы, леса, реку. Уже лет пять как умер наш художник учивший нас видеть прекрасное в каждом листике. И только коридоры маленькой двухэтажной школы являются одним большим памятником Петру Михайловичу.
к
Говорю: “Прощай”. Пока сам не могу понять, говорю ли я это школе или возможно самому себе. Встаю и иду к выходу. Хочется уйти теперь как можно быстрее, уйти не оборачиваясь. Снова тяжелая дубовая дверь. В лицо ударяет поток прохладного ночного ветерка. Ударяет в лицо дух новой, пока ещё неизведанной жизни. Зацепляюсь рукавом о дверную ручку, словно школа одновременно и прощается со мной, и не хочет меня отпускать. Эта старая, но настолько привычная жизнь.