На период моей службы пришёлся знаменитый и загадочный перелёт немецкого пилота, моего ровесника, Матиаса Руста, который умудрился посадить самолёт в Москве на Красной площади. Об этом нам объявили официально в июне 1987 года. А чуть раньше, 30 мая того же года, я мирно стоял возле тумбочки, будучи дневальным по взводу. В помещение залетел ротный старшина.
Мой традиционный клич, оповещающий дежурного по взводу о том, что он должен проследовать на выход, слился с его сильным и тонким голосом. Старший прапорщик по-хозяйски заявил, что надо дать ему в помощь дневальных и слоняющихся без дела, если такие есть на этаже.
Наспех сформированный отряд получил приказ снимать портреты министра обороны СССР. Они висели в каждом «кубрике», на которые у нас была поделена площадь этажа трёхэтажной казармы. Самое удивительное в том, что старший прапорщик принял участие в съёме портретов лично, как будто бы имел какой-то «зуб» на маршала Советского Союза Сергея Леонидовича Соколова. Портреты того были выстроены у стены, а потом перенесены теми же силами в каптёрку старшины роты. Потом портретов Дмитрия Тимофеевича Язова, ставшего преемником Соколова на столь ответственном посту, в таком количестве напечатано не было, больше стены кубриков лики министра обороны не украшали.
В армии началась реформа, связанная с огромным количеством кадровых перестановок и сокращением рядов. Это сокращение шло долго и планомерно, слившись потом с сокращением 90-ых.
Самые первые попытки изменений принесли не так уж и много нового. Всех офицеров, прапорщиков и сверхсрочников обязали сдать нормы физической подготовки и выучить текст воинской присяги. Процесс претворения этого приказа в жизнь в рядах прапорщиков от срочной службы скрывали, но мы всё равно исхитрялись увидеть болтавшихся на турнике «кусков», как у нас называли прапорщиков. Правда, никаких отставок это за собой не вело. Всем приписали нужное количество подтягиваний и подъёмов с переворотами. Злые языки утверждали, что присягу многие так и не выучили. Вот беда!
Существенно улучшилось питание. Прежние снабженцы и другие военные, имевшие отношение к кухне, куда-то исчезли. Вместе с ними ушли в прошлое и традиции приёма пищи, включая миски из непонятного металла, которые были заменены на вполне приятные тарелки. В борще появилось мясо, масло стали давать больше, аж два раза в день, каждый вечер рыбные консервы, два раза в неделю фрукты.
Оказалось, что повара умеют готовить, а один из них вообще до призыва успел поработать в престижном ресторане. Никто и предположить не мог, что достаточно сменить несколько человек, поставить других, тем дать распоряжение о том, что норма должна до срочной службы доходить. И она стала доходить... Мы даже представить себе не могли, что по нормам питания в ГСВГ нам полагается не баланда и невыносимые куски волосатого жира в ней. Реальные нормы были отличные, всё дело в том, чтобы в частях служили люди, которые готовы выполнять свои служебные обязанности. Или я не совсем прав? Все понимали, что давать на ужин какую-то скользящую в жиже картошку — это не правильно, но сделать мы ничего не могли.
Время приёма пищи не увеличилось, но прекратилось самовольное его сокращение всеми, кому не лень. В ходе каждого завтрака, обеда и ужина в столовой постоянно находилось несколько офицеров и прапорщиков. Все получали то, что полагалось, а большего и не нужно.
Кадровые перестановки в советской армии всегда давали непредсказуемый эффект. В нашей части сменился замполит. Прибыл и приступил к выполнению своих обязанностей настоящий подполковник, сталинист, из числа тех, кто на фронты Великой отечественной не попал по возрасту, а службу начал сразу после завершения сражений. Любил перед строем солдат выступить с гневными речами, направленными против Виталия Коротича, бывшего в тот период главным редактором журнала «Огонёк». Новый замполит сам журнал считал антисоветской литературой и активно изымал его из ленинских комнат, выискивал в солдатских тумбочках.
Всё перестроечное виделось замполиту нашей части чем-то граничащим с преступлением. А самая первая его речь содержала слова о том, что он даже термина «дедовщина» не знает и знать не желает, а бороться будет с неуставными отношениями, которые прекратит за шесть месяцев. Фантастика? Это проблема, которая выдавалась за фатальную, и вдруг шесть месяцев? Так вот — ему удалось почти полностью погасить все проявления дедовщины. Всё же он не бросал слов на ветер, многие трудные задачи смог решить.
А тогда, сразу за перелётом Руста, мы ничего о том, что происходило в стране толком не знали. Лишь понимали, — некие перемены начались, а с водкой появились определённые трудности.
Если Вам интересны мои истории, ставим палец вверх и подпишитесь на мой канал — тогда истории о службе в ГСВГ будут чаще появляться в Вашей ленте новостей. Спасибо Вам за внимание!