Свою Седьмую симфонию Дмитрий Шостакович засел писать осенью 1941 года в Ленинграде, когда в городе уже началась блокада. В октябре композитора вывезли вместе с семьей сперва в Москву, а потом в Куйбышев. Там он смог закончить работу над симфонией. Премьера состоялась 5 марта 1942 года в Куйбышеве, симфонию исполняла эвакуированная труппа Московского театра. На следующий день копия партитуры была доставлена специальным рейсом в Москву, где в Колонном зале Дома Союзов 29 марта 1942 года состаялась премьера. Великие державы мира, такие как США и Англия, посылали в Москву запросы прислать им фотокопии партитур. В итоге, первое исполнение в Нью-Йорке транслировалось радиостанциями на другие штаты, Канаду и Мексику. За один день симфонию услышало более 20 миллионов человек.
Затаив духание, ждал свою судьбоносную симфонию и Ленинград. 2 июля 1942 года её доставил летчик Литвинов, прорвав блокаду шквального огня немецких зениток. Вместе с партией медикаментов в город попали и четыре толстые тетради с партитурой Седьмой симфонии. Подготовка к концерту шла в тяжелейших условиях. Город находился в блокаде уже почти год, профессиональных музыкантов в нём осталось очень мало. Много людей погибло или умерло голодной смертью, кто-то воевал на фронте или был успешно эвакуирован. Остальные были заняты в мероприятиях по защите и обороне Ленинграда, здоровье оставляло желать много лучшего. Дирижёрскую палочку доверили Карлу Элиасбергу. Когда дирижёр первый раз открыл заветные тетради, он застыл в ужасе - чтобы сыграть симфонию, требовалось вдвое больше музыкантов, чем было в оркестре в довоенное время.
После зимы 1941, всех холодов, голодов и пережитых ужасов оркестр мог похвастаться только пятнадцатью музыкантами, а нужно было более сотни. Из рассказа флейтистки блокадного состава оркестра Галины Лелюхиной: «По радио объявляли, что приглашаются все музыканты. Было тяжело ходить. У меня была цинга, и очень болели ноги. Сначала нас было девять, но потом пришло больше. Дирижера Элиасберга привезли на санях, потому что от голода он совсем ослабел. Мужчин даже вызывали с линии фронта. Вместо оружия им предстояло взять в руки музыкальные инструменты. Симфония требовала больших физических усилий, особенно духовые партии — огромная нагрузка для города, где и так уже тяжело дышалось». Ударника Жаудата Айдарова дирижёр отыскал в госпитале, где заметил, что пальцы музыканта слегка шевельнулись. «Да он же живой!». Шатаясь от слабости, Карл Элиасберг обходил госпитали в поисках музыкантов. С фронта потянулись музыканты: тромбонист — из пулеметной роты, валторнист — из зенитного полка... Из госпиталя сбежал альтист, флейтиста привезли на санках — у него отнялись ноги. Трубач пришел в валенках, несмотря на лето: распухшие от голода ноги не влезали в другую обувь. Кларнетист Виктор Козлов вспоминал: «На первой репетиции некоторые музыканты физически не могли подняться на второй этаж, они слушали внизу. Настолько они были измучены голодом. Сейчас невозможно даже представить себе такую степень истощения. Люди не могли сидеть, так они исхудали. Приходилось стоять во время репетиций».
9 августа 1942 года состоялась премьера в Большом зале Ленинградской филармонии, на 355 день блокады. Это событие, о котором будут говорить потом во всех школах на уроках музыки, великий подвиг советских музыкантов, и вообще, триумф человека, как воплощения своей воли. Событие, подарившее луч надежды полумертвому городу, вдохновившее на дальнейшую борьбу всех, от мала до велика, от ценителя классической музыки до простого рабочего. Ее слышали не только жители города, но и осадившие город нацисты, полагавшие тогда, что город обречён на смерь. После войны двое бывших немецких солдат, воевавших под Ленинградом, признались: «Тогда, 9 августа 1942 года, мы поняли, что проиграем войну».