Как только казаки избили нагайками навальнистов на митинге «Он нам не царь», сразу же излился поток исторических параллелей с революцией 1905 года: известная картина Серова «Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваша слава?» (на КДПВ), прекрасные карикатуры из дореволюционных сатирических журналов времен Первой революции, яркие воспоминания очевидцев.
Без сомнения, современные казаки располагаются в диапазоне от идиотических косплейшиков до омерзительных титушек. Но стоит ли переносить все эти наши впечатления на дореволюционных казаков? Попробуем разобраться в вопросе.
Казаки были далеко не единственной силой, используемой для подавления волнений
Казаки неизменно фигурировали в оппозиционной прессе 1905–1917 годов как основная репрессивная военная сила, которой располагало правительство, и в таковом качестве остались в исторической памяти. Более внимательное изучение материалов эпохи показывает, что дело обстояло не совсем так. В подавлении революции участвовали различные роды войск – и пехота (составлявшая основную силу), и кавалерия, и даже артиллерия. Самые ужасные смертоубийства – Кровавое воскресенье, подавление Декабрьского восстания в Москве – в основном на совести пехоты. Солдаты, без единого исключения, сохраняли дисциплину и послушно стреляли в народ, когда им приказывали. Многочисленные волнения в армии во время революции 1905 года происходили как раз в тех частях, которые не привлекались к водворению порядка. Кроме армии, существовала и еще одна сила, используемая в качестве современного ОМОНа – горцы. В 1906 году правительство усилило сельскую конную стражу (мобильное подразделение полиции), наняв множество обитателей Кавказа, которые в просторечии чаще всего назывались осетинами либо ингушами (но не факт, что ими являлись). Горцев народ страшно боялся и ненавидел. В газетных сообщениях той эпохи они кавказцы–стражники неизменно выступают как дикие, запредельно жестокие, необузданные головорезы. Правительству тоже не нравились столь недисциплинированные стражи порядка, и по окончании волнений, в 1907 году, их всех поувольняли. С совсем мелкими беспорядками кое–как справлялась малочисленная полиция.
Почему же ярче всех запомнились казаки? На мой взгляд, солдат–призывников сложно возненавидеть, так как они представляют весь народ. Ситуация, когда солдаты стреляют в неотличимых от них простых людей, трагична и свидетельствует об отсутствии в обществе солидарности и сознательности. Оппозиции (да и никому вообще), естественно, не хочется фокусировать внимание на столь печальных обстоятельствах; морально легче и объяснимее, когда против народа выступает кто–то другой, хоть немного отличающийся от основной народной массы. Соответственно, казаков и горцев (обособленных территориально) или полицию (состоящую из тех, кто сам выбрал для себя такое занятие) ненавидеть проще и приятнее, чем армию.
Казаки – единственный вид кавалерии, которую можно было быстро мобилизовать
До самого конца 1905 года, а отчасти и до весны 1906, значительная часть армии еще находилась на Дальнем Востоке или в пути с театра военных действий к местам постоянного расквартирования; возвращение армии было весьма медленным процессом (слабая железная дорога), сопровождалось беспорядками и даже потребовало высылки отдельной карательной экспедиции (против военных!). Из тех войск, которые оставались в России, многих не хотелось трогать по военным соображениям (а вдруг сейчас нападут западные соседи). Не стоило уводить из столиц их большие гарнизоны (а вдруг столицы восстанут – это предположение оправдалось в Москве). Основная масса беспорядков происходила в сельской местности, особо остро была нужна кавалерия. Кавалерия – именно тот род войск, который хуже всего мобилизуется: запасников призвать несложно, но откуда для них в одночасье возьмутся лошади? Запасных лошадей армия не содержала, мобилизация лошадей по военно–конской была неприятным, трудоемким процессом. В результате, единственной кавалерийской силой, которая была не особенно нужна на войне, легко мобилизовалась и всегда, в широком смысле, находилась под рукой, оказались казаки.
Казаки несли воинскую повинность на отличных от остального населения условиях. 66 тысяч из них находились на действительной службе по штатам мирного времени, а еще 140 тысяч находились на льготе, будучи приписаны к так называемым частям 2–й и 3–й очереди. Эти части были территориальными (то есть находились там, где жили приписанные к ним казаки) и кадрированными (то есть состояли всего лишь из нескольких офицеров). Казаки на льготе не имели право покидать без разрешение место жительства, иногда проходили сборы, имели при себе оружие, униформу и амуницию. Самое главное, казаки полков 2–й очереди имели и строевых лошадей – эти лошади содержались в особых станичных табунах. По своему статусу казаки на льготе были, в принципе, похожи на солдат в краткосрочном увольнении. Мобилизация этой военной силы не представляла затруднений, была практически бесплатной и происходила мгновенно. Служивому собраться – только перепоясаться.
В начале войны были мобилизованы все полки казачьи полки второй очереди и часть третьей очереди, что сразу же удвоило число казаков на действительной службе. 20 полков (все из сибирских казачьих войск) уехали на русско–японскую войну, а 47 второочередных полков (из казачьих войск Европейской России и Кавказа) были специально направлены для подавления народных волнений. В среднем, казаки составили от трети до четверти войск, занятых поддержанием внутреннего порядка, в то время как от армии мирного времени они составляли одну пятнадцатую часть. Можно с уверенностью сказать, что причиной этого являлась не воображаемая монархичность казаков (или их особенная жестокость), а вполне прозаичные особенности воинской повинности казачьих войск.
Только казаки умели разгонять народ, не стреляя в него
Царизм не располагал удовлетворительной технологией борьбы с массовыми беспорядками, митингами и шествиями. Если полиция не справлялась, гражданская власть имела право вызвать для водворения порядка войска. Как только войска прибывали, гражданская власть передавала свои полномочия военной, то есть командир отряда сам был обязан выбрать наилучший способ водворения порядка. Способ, впрочем, допускался только один – стрельба по людям.
Солдаты не обладали никакими навыками riot police и действовали примитивно. Они строились в шеренгу и заряжали винтовки, командующий офицер выкрикивал толпе требование разойтись, и если толпа тут же не расходилась, три раза подавался сигнал рожком (очевидно, что для простого человека гудение рожка вообще ничего не значило). После третьего сигнала солдаты открывали прицельный огонь. Стрелять холостыми или в воздух категорически воспрещалось, считалось, что это спровоцирует толпу на нападение. Вступать в физическое взаимодействие с толпой – теснить наступающей шеренгой, бить прикладами – также воспрещалось, так как при этом возникала опасность, что у солдат отнимут оружие. Стреляли, в принципе, не только при каких–то агрессивных действиях со стороны толпы, но и тогда, когда толпа подходила к солдатам слишком близко – считалось, что в таком случае солдаты уже не успеют расстрелять протестующих, если они внезапно набросятся на строй. В общем, при таких подходах, удивительно не то, что в народ стреляли, а то, что в народ стреляли далеко не каждый раз, когда войска вызывались для наведения порядка. Любой случай, не кончившийся большой кровью, был проявлением умеренности и гуманности офицеров, граничащих с нарушением служебного долга. В 1905 году войска вызывались для подавления волнений 3.893 раза, а стреляли в народ «всего лишь» 311 раз.
Как раз казаки, несмотря на их пресловутую жестокость, и были тем единственным видом войск, который умел разогнать толпу без стрельбы. Казаки врывались в толпу на лошадях, били людей нагайками, шашками плашмя (а иногда и не плашмя) – всё это было очень страшно, но всё же приводило к меньшим жертвам, чем прицельная стрельба пехотной шеренги. Иногда казаки разгоняли толпу без винтовок, иногда с винтовками на ремне за спиной – в любом случае, они не стреляли и не особо боялись, что толпа отнимет у них винтовки.
В общем, царский режим можно ругать за то, что он не додумался вооружить полицию всякими шлемами–щитами–дубинками (оставим в стороне вопрос о том, что можно строить государство, в котором армия не подавляет народных волнений), после чего потребовалось участие войск, но уж если воспринимать такие вещи как данность, то разгон казаками был самым мягким вариантом действий армии. Разумеется, тем, кого казаки давили лошадьми и лупили нагайками, так не казалось. В столицах были казаки (первоочередные полки, не ушедшие на войну), но основная масса казачьих жестокостей пришлась на провинцию, и больше всего на такие места, где было мало постоянно расквартированных войск, то есть на восток Европейской России. Ну, и еще особо активно казаки занимались усмирением Кавказа, так как это дело считалось их исторической специализацией, и правительство считало необходимым поддерживать старинную рознь между казаками и горцами.
Казаки не являлись органическими монархистами
Казаки начала 20 века отнюдь не были самым лояльным разрядом населения. Они мечтали о том, чтобы начальство от них поотстало. Казакам надоела воинская дисциплина, которую надо было соблюдать в гражданской жизни, воинская повинность (в особенности необходимость содержать строевую лошадь) казалась слишком тяжелой и дорогой. Земское хозяйство на территории казачьих войск находилось в руках военного начальства, и все считали, что генералы хозяйствуют плохо, и надо создавать земства общероссийского типа. В общем, в некотором смысле казаки мечтали о том, чтобы их расказачили, сравняв в части несения воинской повинности со всеми прочими подданными.
Между тем, казаки не могли разделять самый главный лозунг широкого оппозиционного движения – национализацию земли и разделение ее поровну по трудовому признаку. Дело в том, что казаки, в награду за повышенную мобилизационную нагрузку, были очень хорошо наделены землей. Не умея (или ленясь) обработать свои обширные владения, казаки поселили на своей земле целые общины арендаторов – так называемых иногородних крестьян, существовавших на птичьих правах. Таким образом, казачество само превратилось в коллективного помещика и, следовательно, не собиралось поддерживать популярный лозунг великого земельного передела.
Как только началась гражданская война, казаки сами осознали двойственность своей позиции. Пойдешь с белыми – будут, по царской традиции, нещадно мобилизовать. Пойдешь с красными – заставят поделиться землей с проклятыми иногородними. Казаки начали маневрировать, пытаясь выдумать собственный автономный строй, позволяющий им примыкать то к тем, то к этим, каждый раз выговаривая себе особые условия. Ничем хорошим это не кончилось.
А что же непосредственно с монархизмом казаков? Как оказалось в феврале 1917 года, защитников у монархии среди простого народа (да и непростого народа тоже) не было. Да, казаки были несколько более удовлетворены своим положением, чем крестьяне Нечерноземья или Нижнего Поволжья. Но тот факт, что представляющие весь народ солдаты и несколько обособленные от народа казаки послушно разгоняли и убивали этот же народ в 1905–1907 годах, вовсе не означал, что они проявляли через это преданность престолу. Как только ситуация переменилась, никто из них не пошевелил пальцем, чтобы защитить погибающую монархию.
Выводы
Дореволюционные казаки были настоящими – они были казаками не столько потому, что они так для себя решили, а потому, что они казачьим образом проходили военную службу, казачьим образом владели землей, казачьим образом управлялись, платили налоги и т.п. Как только кто–то из них переходил в другое сословие (например, заканчивал университет), он и сам переставал называть себя казаком. Казаки прошлого были вполне обыкновенными русскими простыми людьми, поставленными государством в специфические условия. У них было чуть больше военной выправки, чуть больше ленцы, немного другой быт, но всё это мелочи. Главное, в голове у них не было никакого специального казачьего православно–патриотического мусора.
Современные казаки никоим образом не являются ни наследниками, ни продолжателями дореволюционного казачества. Воздержусь от их критики, так как она очевидна всякому. Важно понимать, что эта группа людей намеренно выбрала себе дореволюционное наименование, чтобы запутать нас фальшивой исторической аналогией. Новые казаки имеют не больше сходства со старыми казаками, чем депутаты современной Государственной Думы с депутатами дореволюционной. Мой краткий рассказ о событиях 1905 года показывает, что причины и мотивы современных действий лиц, именующих себя казаками, не имеют ничего общего с событиями 110–летней давности. Не следует поддаваться поверхностным ассоциациям; разного рода сопоставления недавних событий с действиями казаков в 1905 году антиисторичны, не несут смысловой нагрузки и не помогают разобраться в проблеме.
Понравилась статья? Поставьте "нравится" и подпишитесь на канал. Так вы не пропустите самые актуальные новости со всей России и мира.