Потеряв ребенка, я не сразу пришла в себя. Как и мой муж. Нет, я быстро вернулась к нормальной жизни, вышла на работу. Я практически не плакала, держалась, только если оставалась одна дома – давала волю слезам, но ненадолго. Держалась ради мужа, потому что ему было гораздо тяжелее переживать потерю, а, как большинство мужчин, он все переживал внутри. Если бы еще я на его голову, боюсь, не выдержал бы. Поэтому я всеми силами нацелилась на будущее, что там, впереди, все у нас будет хорошо.
Понимаю, что это был не лучший выход, гораздо эффективнее нам было бы сесть, поговорить, обоим поплакать и идти дальше. Но получилось как получилось. Я не в первый раз запрещала себе чувствовать боль, в жизни было всякое. Когда у меня погиб отец, тоже запретила, потому что нужна была помощь маме и брату, который решал все вопросы, и ему точно было бы не до моих эмоций. С мужем мы тогда еще только встречались и, несмотря на его колоссальную поддержку и понимание, грузить его мне тоже не хотелось. Да, потом мне все это аукнулось болячками, но прошлого уже не вернешь.
Несмотря на все мои попытки держаться, мне было очень тяжело видеть беременных и младенцев. Помню, как мы перед выпиской сидели с девчонками на контрольное узи, а мимо нас пронесли новорожденного в одеялке. Мы все трое, не сговариваясь, отвернулись. И замолчали, хотя до этого довольно оживленно и даже весело беседовали. Любые новости про чью-то беременность и благополучное разрешение от бремени действовали на меня как удар камнем по голове. Внезапно становилось ужасно больно, перед глазами плыло и было тяжело дышать. Стояло лето, мы ездили за Волгу, как обычно, жили в палатке, наслаждались свежим воздухом. Но это все было как бы не до конца, постоянно чувствовалось, что внутри есть черная дыра, рана с рваными краями, которая до сих пор кровоточит.
Так продолжалось до середины осени, когда боль потихонечку начала отпускать, и мне вдруг захотелось об этом говорить. На вопросы про детей (ну а что, кто из замужних женщин, особенно, так скажем, не юных, не сталкивался с этими неудобными вопросами) я честно отвечали, что мы только что потеряли ребенка, поэтому следующий как только – так сразу. Обычно это действовало на вопрошающего как ушат холодной воды, и больше с расспросами не лезли. Кто-то из подруг говорил, что такие вещи нельзя выносить на люди, но мне почему-то так не казалось. Как и с диабетом, который я не скрывала ни от кого, как только узнала о болезни. Я всегда спокойно мерила сахар в людных местах и колола инсулин, не прячась (ну если только мне для этого не нужно было основательно освободиться от одежды). Всегда честно предъявляла инсулиновый шприц и глюкометр на контрольно-пропускных пунктах и только один раз меня не захотели пускать – в Третьяковскую галерею. Охранник был молодой и ретивый, но его быстро осадил старший товарищ. На работе о моей болезни тоже узнали сразу, и никаких репрессий не последовало (как боятся почему-то многие диабетики, тщательно скрывая свой диагноз от работодателей). Потому что не изменилось ничего, кроме моего режима питания – обед у меня должен был быть по расписанию и не булочка с кефиром. Но в этом проблемы не было никакой, у меня вообще хорошая работа. Не без недостатков, конечно, ну а где их нет.
Умею я, однако, растекаться мыслью по древу и уходить от главной темы. Поэтому возвращаюсь. Когда я смогла спокойно говорить о нашей потере, реально нашлись силы жить дальше. Полгода мы предохранялись, как и рекомендовали врачи. Я сделала все анализы, сходила к врачу. Тогда я и познакомилась с Ольгой Владимировной, которая с того самого момента стала готовить меня к новой беременности. Из всех анализов не в норме был только прогестерон, который был просто ниже плинтуса. Естественно, что с таким уровнем я забеременела просто чудом. А то, что плод не развился и беременность прервалась, было вполне закономерно. Поэтому да, даже угадывать не надо, что меня ждал дюфастон. Принимать его мне было рекомендовано с январского цикла, что я и сделала. 25 января я выпила за свое здоровье последний бокал шампанского, 26-го начались месячные, после которых решено было завязать с предохранением.
Во второй половине февраля со мной произошла странная странность – я отравилась печенькой. Нет, вполне серьезно, потому что кроме печенек в тот день в моем животе ничего не побывало, день выдался сумасшедший. Завтрак-то, конечно, был, а вот вместо обеда по расписанию были печеньки. Когда пришла домой, мне стало плохо, вот прям совсем. Позвав «ватсона» несколько раз в унитаз, я свалилась с температурой. Что это было – было непонятно. Поджелудочная с моим панкреатитом? Ротовирус? Печеньки? Продолжения, кстати, на следующий день не было, поэтому панкреатит и ротовирус отпали. Печеньки? Но их благополучно доели на работе коллеги – и никому ничего не было. Одна я такая пострадавшая. Потом, анализируя произошедшее и услышав о похожих случаях, я поняла, что таким странным образом мой организм отреагировал на прикрепление эмбриона. Тем более, что в прошлый раз такого не было.
Но пока никаких мыслей в сторону беременности не было. Раз в прошлый раз мы так долго старались, думала я, то и в этот раз раньше лета беспокоиться даже не буду. Но на празднование 23 февраля в редакции кто-то принес кислючие бочковые огурцы. И понеслась душа в рай, я прям остановиться не могла. Лопаю такая эти огурцы, а сама вслух размышляю: «Или у меня пмс такой, или я беременная». И тут мой мозг остановился: а и правда, чего это они мне такими вкусными кажутся, когда всегда от них челюсть сводило? Да и грудь налилась, хотя и при пмс так часто бывало. А еще в туалет по-маленькому начала бегать как ошалелая, но это у меня мой цистит мог обостриться, зима, чай, на улице, подмерзла, мало ли. Но мысль о беременности уже не уходила. Вечером высказала мужу свои сомнения, он не поверил. И вообще велел не спешить, не надеяться особо, мало ли. То ли в нем еще боль утраты еще жила, то ли прошлые мои истерики каждый месяц вспомнил, но я тогда на него ужасно обиделась. И, хотя и согласилась, что спешить не надо и надо хотя бы подождать задержки, наутро сделала тест. Вторая полоска была, но ужасно бледная. Кстати, правильно я его сделала до задержки, потому что два дня была без дюфастона, а тут уж начала заново пить – мало ли. Но слабая вторая полоска только напугала меня – а ну как внематочная! И я начала искать признаки.
Надо сказать, найти у себя все признаки всех заболеваний на свете мне проще простого, я злостный ипохондрик. А если к этому добавить свободный доступ в интернет со всеми его страхами – это вообще страшная сила. В общем, накрутила я себя тогда знатно. Хотя полоски все-таки становились ярче, но страхов это не убавляло. Пошла сдала хгч в инвитро, результат пришел быстро, но показался мне маловат. Что еще больше убедило меня в возможности у меня внематочной беременности. Надо было подождать пару дней, чтобы посмотреть хгч в динамике, но пока я сидела по вечерам на занятиях (я как раз заканчивала дополнительное высшее) и сдерживала слезы. Наконец, пришел второй результат. Я боялась смотреть, а когда взглянула – радости моей не было предела. Результат был преотличнейший, динамика что надо. К тому же подошла моя очередь к врачу, куда я поспешила с радостью.
Увы, радость была недолгой. На седьмой неделе у меня опять закровило.
Продолжение следует.