На поверхности романа, подобно молочной пенке, лежит нетривиальная история о двадцатипятилетней девушке, которая сопровождает мать в поисках панацеи от её болезни на один из испанских курортов. Но стоит смахнуть воздушные белые пузырьки, как перед читателем возникает глубокая, интеллектуальная проза, полная символов и отсылок. А как было правильно замечено Лизой Биргер для издания «Горький», читателя часто принимают за идиота - будто бы уже давно никто не в состоянии разгадать если не все, то хотя бы добрую половину загадок в текстах современных авторов. У Деборы Леви с лёгкой руки читается как раз та самая добрая половина. Над остальным в «Горячем молоке» можно и нужно потрудиться. Однако как только все точки над i расставлены, вдруг понимаешь, что этот роман действительно подобен горячему молоку, которое способно успокоить или обжечь и чувства, и душевные раны, и даже суждения.
Главная героиня «Горячего молока» София – наполовину британка: немного чопорная и безэмоциональная. А наполовину гречанка, и от отца ей досталась пленительная внешность вкупе с неопределённостью. Кристос бросил её ещё в детстве, предпочтя отправиться на поиски нового счастья на свою родину и оставить бывшую супругу на поруки малолетней дочери. София всю жизнь ухаживает за матерью, которой ни один врач никак не может поставить диагноз. Роза (именно так, по имени, она называет маму) не ходит, но при этом её ноги сохраняют чувствительность, а порой и полную работоспособность. Она принимает таблетки от всего: начиная от обезболивающих, заканчивая успокоительными. И постоянно требует воды, которая всё время оказывается не той, которую Роза хотела. София подозревает, что проблемы матери возможно связаны с психосоматикой, но упорно молчит и снова идёт к холодильнику за очередной бутылкой ненужной воды. Роза заложила дом в Англии, чтобы отправиться к разрекламированному кудеснику - доктору Гомесу в его клинику в Альмерии на юге Испании.
София по профессии антрополог, но она работает и иногда ночует в «Кофе-Хауз», где долгое время приручала кофе-машину. Пока Роза остаётся в клинике, София предоставлена сама себе. Вокруг неё море, полное медуз, которые так и тянут жалящие щупальца к нежным плечам; пляж где, кроме как обветшалого медпункта, нет ничего интересного; дом, в котором её ждет разбитый экран ноутбука со звёздным небом и файл с недописанной диссертацией; а на крыше соседней школы дайвинга не прекращая пронзительно воет собака владельца здания – Пабло. Она знакомится со странноватой немкой Ингрид, которая дарит ей топ с вышитым словом «обесславленная», как его прочитала София; постоянно поподает в медпункт из-за медуз, где студент Хуан нежно намазывает её обожённое тело спасительной мазью; настороженно заводит дружбу с дочерью Гомеса Джульеттой, которую все называют «Солнце». София решает, что Альмерия, пожалуй, самое достойное место, чтобы вернуться к своей специальности. Но, обернувшись по сторонам, она понимает, что единственным предметом для антропологического исследования может стать только её собственная жизнь.
Поиск собственного «Я» – тема для писателей, кажется, вечная. Однако Леви, слогу которой свойственна настоящая «литературность», не просто вытаскивает на поверхность проблематику темы и оставляет её в таком голом виде перед читателем. (Дано: герои, проблемы, решения.) Нет, она тщательно и вымеренными предложениями заворачивает всю подноготную такого поиска в мифологические образы. Игра со словами происходит и в тексте романа, и в восприятии главной героини. Например, встреча с Ингрид оборачивается для Софии сложной задачкой по обретению сексуальности, из которой она выходит, как ей кажется, «обесславленной», а на деле – «обезглавленной». Она вдруг становится зеркалом для Медузы-горгоны – сама от себя каменеет, – пока Ингрид ловко расправляется с нежелательной гостьей в её доме, змеёй, которой топором отрубает голову. Топору, кстати сказать, Дебора Леви отводит роль постоянного родительского символа романа: сначала София сравнивает любовь к матери с топором, который «рубит очень глубоко», а затем героиня отрубает от себя образ отца, оставляя его новой семье Кристоса.
Вопросы пола и сексуальности встают на протяжении всего романа. «Горячее молоко» нельзя назвать ни женской, ни мужской прозой. Да, главная героиня девушка, но она такая же бесполая, как и всё повествование. В ней есть настоящая мужская сила и стойкость: таскать на себе больную мать, при этом откровенно не высказывать неудовольствия, нужно ещё научиться. Но она не лишена и женских черт: знойная красота, игривость и осознание, что она может быть нежной и сексуальной. Однако даже количество персонажей в романе разделено ровно поровну. Сама же София не идентифицирует собственное «Я» как мужское или женское. Она сталкивается с двумя типами отношений: «женщина/женщина» и «женщина/мужчина». Кажется, выигрывает первое, но и от второго София отказаться пока не готова. Её отношение к Хуану, который не раз спасал Софию и от ожогов, и от одиночества, нельзя назвать «выбором в пользу мужчины». Он выступает из тени Ингрид каждый раз, когда София в этом нуждается. Из-за того, что отец нависал над ней лишь в качестве образа, она просто не в силах отрешиться от мужского внимания. Вроде и порвать со всем мужским готова, а вроде и не так уж ей это нужно. Ингрид, которая по натуре женщина, изобилует мужественностью. Зоффи, как эта агрессивная немка её называет, поначалу путает Ингрид с мужчиной, увидев в соседней кабинке туалета для Ladies её ноги. А всему виной грубые кожаные сандали, которые в итоге Ингрид вышвыривает в море, будто подтверждая окончательный выбор Софии.
«Горячее молоко» интересно построено с лексической точки зрения. В романе всего 279 страниц чистого текста, в которые Леви вместила если не полный путь поиска себя, то как минимум огромный и самый трудный шаг этого пути – первый шаг. Короткие главы, повествование от первого лица, длинные диалоги, монотонные монологи, точное, яркое и довольно короткое описание окружающей местности. Но кроме этого, Дебора Леви добавляет некие записки на полях – краткие наблюдения постороннего человека за Софией, которые снова приводят роман к бесполой структуре. Они лишены имени собственного так же, как и личных местоимений, и сперва можно подумать, что эти пометки принадлежат Хуану, который с пляжа наблюдает за домом Софии. Однако чуть позже становится очевидно, что это Ингрид. Она иногда не просто наблюдает, а откровенно подглядывает за главной героиней, занося в собственный блокнот сторонние исследования антропологии личности.
Вторыми же двойственными отношениями для Софии становятся связки «дочь/мать» и «дочь/отец». И здесь снова первое находится в фокусе. Вневременное противостояние матерей и дочерей в романе Леви считывается не буквально: конфликтов, как таковых, нет, ссор, претензий и обещаний тоже, и, в итоге, можно подумать, что тема осталась нераскрытой. Однако в каждом взгляде, слове и жесте обеих сторон есть напряжённость, которая, кажется, готова наконец выплеснуться наружу. Но приходит время отлива, и вместе с метафорическими и буквальными медузами уходит и время безмолвного антагонизма, на смену которому с приливом готовы прийти любовь и понимание. Хотя для Розы вода всегда будет не той, а София всегда будет витать «где-то не здесь». И если с матерью для главной героини понятно, что ничего не понятно, то с отцом всё ещё сложнее. Она, спустя одиннадцать лет разлуки, отправляется в Афины, чтобы встретиться с папой и выбраться из его пут смешанного присутствия. Но вместо того, чтобы внятно поговорить и выяснить что бы там ни было, София вновь воспользовалась метафорическим заточенным топором, гладким лезвием которого она все эти путы разрубила. И снова женское берёт верх над мужским.
В прогулках Софии по древним осколкам цивилизации угадывается довольно прямая отсылка – роман Джона Фаулза «Волхв», который ровно также полон литературности и символизма. Сам Фаулз признавался, что «Волхв» срабатывает только в определённом возрасте, и «Горячее молоко», кажется, взяло на себя ту же роль. Воспринимать изыскания главной героини, её смешанные чувства и нерешительность проще, когда читатель находится в подобном ей возрасте. Леви сближает читателя со своей героиней, но она не подсказывает ему, как найти себя. Более того – она вообще на таком поиске не настаивает, да и честно признаться, после прочтения романа, отправиться играть в прятки с собственным «Я» желания не возникает. Но все проблемы Софии вдруг оказываются точны и довольно близки твоим собственным чувствам и эмоциям. И именно здесь как раз и срабатывает название: горячее молоко или успокаивает, или обжигает.
В какой-то момент кажется, что у «Горячего молока» несколько уровней: авторский, читательский, уровень персонажей и их реальности. И все они разворачиваются на метафорической сцене, попутно сажая в зрительный зал чувства и ощущения, а на хоры – поступки и решения. (Или наоборот – с Софией никогда невозможно определиться.) Однако, прежде всего, этот роман подёрнут одиночеством. И здесь это самая сильная эмоция. В нём одиноки все: мать, отец, София, Ингрид, Хуан, Джульетта, собака Пабло. От этого одиночества среди людей Роза ворчит, Кристос засыпает, София размышляет, Ингрид орудует то луком, то топором, Хуан заполняет анкеты, Джульетта рисует, а собака Пабло воет. Софие же здесь отведена главная роль – исследователя самой себя и окружающего мира. И в своих размышлениях она доходит до другой роли – роли освободителя: она спасает всех от их самих, иногда вычёркивая, иногда добавляя собственное «Я» в чужие жизни.
«Горячее молоко» производит впечатления нуарного кино, но цвета в нём не чёрные и белые, а напоминающее, скорее, меланхоличную сепию. В романе нет цвета, есть лишь оттенки и полутона, наполненные приятной коричневатой дымкой. В нём есть вполне реальные проблемы и чувства, которые происходят в какой-то нереальной обстановке. Здания здесь сюрреалистичны, а люди – бесполы. Но каждое слово, образ, символ в книге – продуманы и обладают необычайной силой. Вообще, «Горячее молоко» можно с большим удовольствием растащить на цитаты: начиная от образных метафорических словосочетаний, заканчивая целыми абзацами. Причём, каждое такое цитирование никогда не будет вырванным из контекста: оно вписывается во внутреннее устройство текста ровно так же, как и в реальную жизнь.
Нашла ли героиня себя, действительно ли всех освободила, разобралась ли с отношениями к родителям, определилась ли с сексуальной ориентацией – вопросы, которые остаются без ответа. И, кажется, эти ответы оказываются не нужны, потому что главную свою задачу роман выполняет блестяще. А задача у «Горячего молока» предельно проста – через призму жизни Софии, посмотреть на свою собственную. Но стоит оговорится ещё раз: Дебора Леви ни на чём не настаивает – этот роман может стать просто приятным чтением, а может стать ключом от страшной двери под названием «отношение к моей жизни», попутно подкидывая коды замков к сундукам с надписями «любовь к родителям», «собственная сексуальность» и «любовь к себе».
«Горячее молоко»: Дебора Леви; перевод с английского Елены Петровой; М.: Издательство «Э», 2017.
