Я распахнула дверь в землянку. В сенях пахло яблоками. Запах был такой сильный, что закружилась голова.
– Бабушка, яблоки!
– Знаю, милая, знаю. Петя принёс, – прошамкала бабуля беззубым ртом, – он ещё вчерась принесть обещался. Лекарство от кашля сделаем, сушить будем, пластинки варить. – Пластинками бабушка называла пастилу.
У деда Вани, где мы гостили и хозяйничали с прабабушкой и троюродной моей тётушкой Ольгой, которая была старше меня на шесть лет, яблони не росли. У нас на Урале, в зоне рискованного земледелия, зимой на одном участке может вымерзать то, что в трёх метрах растёт и плодоносит благополучно. Вот и у деда Вани яблони не приживались. Только поднимется деревце, даже зацветёт, а потом вымерзнет. Зато арбузы он выращивал знатные. У других не росли, а у него целая бахча была.
Самого деда Ваню отправили в соседнюю область на уборку урожая. Практиковалась такое в советские времена. Не знаю, была ли возможность отказаться, но он, парторг колхоза и лучший механик района, отказаться от поездки не мог. Вот мы и прибыли из города присматривать за хозяйством: курами, гусями, коровой с телёнком, свиньями, да огородом – от порога до горизонта.
На бабушку возлагался уход за скотиной, на Ольку – огород, а я увязалась с ней за компанию. Она и не возражала сильно. Ей, ученице уже пятого класса, на лето задали много читать. Оля согласилась взять меня с условием, что буду читать вслух перед сном для неё и бабули.
Весть о том, что к Ивану Алексеевичу приехали городские, быстро разнеслась по деревне. К нам потянулись гости. Трудоспособное население было на работе, поэтому пошли ребятишки, а за ними и старики.
Бабушка угощала ребятню карамельками и пряниками, привезёнными с собой, как я потом поняла, специально для этого. Ольга знала всех, она постоянно ездила в деревню к родственникам. Деревенские смешно называли её Ольча и с интересом рассматривали меня. А я жалась к бабуле, пугаясь такого пристального внимания.
Старики неспешно заходили во двор, уважительно здоровались с бабушкой, обнимались и троекратно целовались.
– Это чья? – кивали они в мою сторону.
- Галькина.
– Стало быть, правнучка. Худосочная. Не болеет?
– Да нет. Уродилась такая.
– В Гальку пошла. Она-то тоже невелика была.
– Ага. Только Наташка умна не по годам. Читает, считает, на струментах играет.
– Поди ты! Это ж надо! И на балалайке?
Балалайка для стариков была главным музыкальным инструментом.
– Не. На пианине.
– Ого! Надо Петровичу сказать. В клубе пианина есть. Пущай брынчит. Твои-то как? Любка работает? А Верка? Галька с мужем живёт, али как?
И пошла долгая беседа про бабушкиных дочерей и внуков, живущих в городе, про погоду, про болячки. На столе кипел самовар, в который постоянно подливали воду и подбрасывали щепки. А гости всё прибывали, сменяя друг друга.
Позже и молодухи, как называла их бабушка, пришли к ней на поклон. Многие с мужьями. За вечер почти все побывали у нас.
– Степаныч не пришёл. Здоров ли?
– Болеет, с весны лежит. Как под лёд зимой провалился, так и хворает.
– Схожу, проведаю. Может, подлечу.
Бабушка знала много трав и заговоров, и раньше, живя в деревне, лечила всех, кому требовалась помощь, даже пленных немцев, лагерь которых располагался недалеко от деревни в годы войны и после неё.
Почти вся деревня была в родстве между собой – кумовья, сваты, родные по крови и просто родственники. И мне тоже. Но я их не знала и побаивалась. Они смотрели на меня, как на диковинку: пять лет, а читает, не хуже учительницы в школе, на пианино играет, рисует. Сама чуть больше курицы. Я и в самом деле выглядела заморышем на фоне гвардии всяких …юродных братьев и сестёр.
Вечером у нас осталось ночевать человек пять ребятишек. На пол землянки накидали солому, бросили подушки и одеяла. Все расположились ко сну, и я начала читать книгу, привезённую с собой.
Так и повелось. Каждый вечер в землянку подтягивалась детвора. Никто никого не терял и не зазывал домой. Главное было предупредить, что пошли к бабке Гане, или, как ещё говорили, к парторгу.
Случалось, что и взрослые приходили послушать. Они располагались под открытым окном землянки. Мужики затягивались самосадом, курили, крякали и вздыхали. А женщины шипели своим детям:
– Учитесь у Наталки, – так уважительно меня называли. – Мелкая совсем, в школу не ходит, а читает лучше тебя.
Не знаю, научились ли у меня деревенские дети чему-то, но я научилась многому: скакать на лошади, полоть огород, кормить кур, лазить по чужим огородам (ведь там морковка всегда вкуснее), играть на балалайке…
Лето бесценного опыта и маленьких открытий. Они были каждый день. Я узнала, что звёзды можно увидеть даже днём, если спуститься по лесенке в колодец.
Колодцы были в каждом дворе. Не знаю, везде ли было так, но у нас в деревне делали ниши в срубе на разных уровнях, в которые ставили молоко, масло, сметану, чтобы не портились на летней жаре.
Было очень приятно в летний зной спуститься в колодец, чтобы убрать или достать сметану. Мне бабушка категорически запрещала это делать – мала очень, пугала, что в колодце живёт водяной, который может утащить к себе. А Олька использовала меня по полной программе, перекладывая свою часть действий по дому на меня.
Страха не было, и я с удовольствием лазила в колодец и подолгу смотрела на небо, стараясь понять, почему днём видно звёзды. Бесследно это не прошло. Я простыла.
Бабуля не знала, что я лазила в колодец, и считала, что я перекупалась в реке с деревенскими ребятишками.
– Супостаты, – ругалась она на них, – простудили девку. Что я теперь её матке скажу? – и грозила хворостиной.
Бабушка запрещала купаться после Ильина дня:
– Болячки Илья нашлёт.
Будучи человеком, глубоко верующим, она соблюдала все посты и чтила праздники.
Из-за моей болезни у нас никто не ночевал. Даже Олька осталась у кого-то из родственников. Бабушка молилась о моём выздоровлении. И ждала Яблочного Спаса.
Два дня бабуля отпаивала меня всякими отварами, пока не сбила температуру. Потом затопила баню и нещадно парила веником, выбивая остатки хвори. Я поднялась, но остался сильный кашель, который накатывал приступами днём и не давал спать ночью.
Бабуля водила меня в баню каждый день, парила, делала массаж, приговаривая:
– Вот сейчас я тебя попользую, будешь, как новая!
Она, видимо не зная слова «массаж», называла действие «пользованием».
Когда дядя Петя на другой день после Спаса принёс яблоки, бабушка радостно выдохнула:
– Теперь быстро поправишься.
Она сделала для меня лекарство, которое я ни до, ни после никогда не видела. Сейчас, вспомнив об этом, пыталась найти рецепт в интернете, но не нашла.
Это были печёные яблоки. Но не просто запечённые, а в свиной брызжейке. Кто не знает, что такое брызжейка, поясняю: сеточка с кусочками внутреннего сала, которой покрыты свиные кишки.
Где бабуля взяла свежую брызжейку в разгар августа, остаётся загадкой. Холодильников в деревне не было. Возможно, что попросила кого-то из родственников заколоть поросёнка, чтобы вылечить больную правнучку.
Бабушка обернула четыре крупных яблока кусочком такой сетки, сложила всё в широкий глиняный горшок и отправила в протопленную русскую печь. Сейчас уже не вспомню, сколько по времени всё там томились, но думаю, что не менее трёх часов. Пока мы с ней были в бане, лекарство приготовилось.
Яблоки пропитались свиным жиром, а сеточка, ужарившись, оставила четкий рисунок на их боках. Не скажу, что вкус мне понравился, но я стойко ела это. Страх, что меня больше не возьмут в деревню, пересилил моё отвращение перед таким «лакомством».
Как ни странно, в эту ночь я спала спокойно. На следующий день я доедала яблоки, сделанные накануне. Приступы кашля стали совсем редкими и я уже начала канючить, что хватит, но вечером бабуля сделала ещё одну порцию. После бани я опять съела теплое, даже чуть горячее яблоко и нырнула под одеяло.
Кашель отступил совсем. Оставшиеся печёные яблоки пришлось доесть, согласившись с бабушкиными аргументами:
– Матка в выходные приедет. Не околемаешься – увезёт в город.
В город мне не хотелось. А восемь печеных в брызжейке яблок избавили меня от кашля.
Домой меня всё равно увезли, только позже. Август заканчивался. Ольке пора было собираться в школу, а меня ожидал последний год садика. За нами приехала тётка Вера, Олькина мама.
Бабуля, собирая нас в город, насовала по авоськам и побирушкам, так она называла холщовые сумки с ручками, типа современных пакетов, арбузов с дедовой бахчи, пастилок, коих мы с ней наделали целый ларь, сушёной малины и всяких травок. Да ещё и деньги на такси дала, чтобы в городе мы не мыкались по трамваям с поклажей.
Кто-то из родственников довёз всё это богатство до автобусной остановки на телеге, и мы долго загружались в разбитый ПАЗик. Самое незабываемое лето детства закончилось.
Столько лет прошло с тех пор, а я до сих пор помню яркие звёзды в дневном небе.
Наталья Литвишко
Понравился рассказ? Ставьте лайк и делитесь информацией в социальных сетях! Буду признательна и благодарна!
Подписывайтесь на мой канал, чтобы иметь возможность читать авторские рассказы и стихи.