Более 40 лет назад я увидел впервые фильм «Путевка жизнь», оказавший на меня, еще ребенка, огромное впечатление.
Этот фильм рассказывает о беспризорниках в России в начале 20-х годов прошлого века.
Один из них, Мустафа, являлся главарем одной из банд беспризорников. Банда подчинялась вору Жигану, которого блестяще сыграл любимый мой артист Михаил Иванович Жаров. По указаниям Жигана банда беспризорников грабила, обворовывала, убивала…
Но вот однажды беспризорников схватили и отвели в Комиссию по борьбе беспризорников, а потом определили в трудовую коммуну, где они получили профессии литейщиков, токарей, слесарей. А затем вручную проложили железную дорогу.
Но заканчивается фильм печально – Мустафу, который вызвался на дрезине встретить поезд с комсомольцами, убивает Жиган….
Эта роль оказалась пророческой в судьбе талантливого марийского советского артиста и поэта Кирилла Ивановича Иванова (Йывана Кирли).
Маленькому Йывану, чтобы прокормить семью, пришлось работать на своих богатых односельчан, просить милостыню. В результате он, скитаясь, превратился в настоящего беспризорника.
«Пробивался я
На ощупь
С детства раннего
Сквозь мрак.
Путь открыл
Из черной ночи
К свету знанья
Мне рабфак»
Но несмотря на трудное положение ему удалось закончить школу первой ступени в Марисоле, школу второй ступени в Сернуре, а затем по путевке комсомола поступить в марийское отделение рабфака Казанского университета.
Будучи студентом, принимал активное участие в самодеятельности, где впервые проявил выдающиеся актерские способности. В результате его направили осенью 1929 г. на актерское отделение Государственного техникума кинематографии.
Был рабфаковцем
В Казани,
Бил стихами
старый быт.
Мустафой
Стал на экране.
В этой роли знаменит
В это время приступили к съемкам первого советского художественного звукового фильма «Путевка в жизнь». Поэтому студентов техникума, в том числе и И.Кырлю, направили для участия массовок в фильме. Интересно, что вместе с ним в этом фильме также снялся будущий советский актер Георгий Жженов.
Йыван Кирля привлек внимание режиссера фильма Николая Экка при съемке эпизода «Облава». Когда милиционеры и сотрудники детской комиссии стали в темном подвале задерживать беспризорников, то один из них, вылез из бочки, скорчил хитрую ухмылку и, прокричав «Ку-ку», стремительно скрылся. Это произошло так натурально, что все, кто принимал участие в сьемке, стали кричать «Это же наш! Это же свой парень»!
Примечательно, что в этом фильме снимались многие бывшие беспризорники и поэтому сцены смотрятся естественно.
Именно естественность и мастерское исполнение в эпизоде «Облава» И.Кирлой и побудили режиссера Н.Экка поставить его на роль одного из главных героев Мустафы.
Я ищу
Не в поле ветра –
Новых слов
про нашу новь.
Не хочу пустой подводой
Дребезжать
в родном краю.
Звонким голосом
Свободы
Я – от радости пою
Через несколько лет он стал в начале 1937 г.артистом Марийского государственного театра в Йошкар-Оле. Как мы знаем сейчас, это время было расцветом сталинских репрессий. Сталин в законодательном порядке установил систему доносительства, при которой по любому ложному доносу чекисты хватали людей, которые подвергались репрессиям, а доносчики быстро продвигались по карьерной лестнице.
Вечером 18 апреля 1937 г. в номер гостиницы «Онар», где проживал И.Кырля вошел работник горкоммунхоза И.О.Носов и стал рассказывать артисту о системе доносительства, арестах писателей и ученых, о выдвигаемых к ним обвинениям.
Но И.Кирля отнесся к рассказу успокоил собеседника, предложив ему продолжить беседу в ресторане гостиницы, где и произошла трагедия.
В ресторане было многолюдно, за столами сидели артисты и другие знакомые Йывана Кырли, оживленно разговаривали.
Прошло около часа, Кырля и Носов повеселели, поднялось у них и настроение. В зале вместе с другими находился и архитектор А.А.Суриков со своей супругой. Кирилл Иванович подходил к ним, разговаривал.
А спустя две недели архитектору, вызванному в 3 отдел УГБ НКВД на допрос, пришлось дать объяснение. "18 апреля я, моя жена и Иванов, — говорил 5 мая А. А. Суриков как свидетель, — были после спектакля около получаса в ресторане "Онар". Иванов был в нетрезвом состоянии, возбужденным, а когда я с женой пошел домой, он нас проводил до выхода из ресторана, а сам пошел к московским художникам. Что было дальше, я не знаю, так как ушел из ресторана".
А дальше было вот что.
На стол, за которым сидели Йыван Кырля и И.О.Носов, вдруг начали падать небольшие кусочки хлебных корочек. Кырля удивленно огляделся, подумал: что за нахал кидается хлебом? А заметив, встал и подошел к тому столу, где находились два изрядно выпивших человека. Он предупредил их и отошел. Но через некоторое время все снова повторилось: те двое не унимались, продолжали дразнить соседей, кидаясь хлебом. Оскорбленный Кырля решительно направился к буфетчику и попросил принять меры. Тот быстро позвонил в милицию. Через несколько минут пришел дежурный и вывел хулиганствующих молодых людей на улицу, а затем повел в управление милиции. Там им сделали внушение. Осознав свое поведение, те дали слово, что больше этого делать не будут, и их отпустили.
Через неделю, 25 апреля, на допросе арестованный Йыван Кырля давал такие показания по этому случаю: "18 апреля 1937 года я вместе с И.О.Носовым (из горкоммунхоза) с 22 часов находился в ресторане. Рядом за другим столом сидели два неизвестных нам молодых человека и бросали на наш стол мелкими кусками хлеба. Мы пожаловались буфетчику, и он пригласил милиционера. Милиционер вывел их из ресторана. Но они вновь туда вернулись через полчаса".
В это же время, уже в двенадцатом часу ночи, из спортивного зала "Динамо", что находился за угловым домом на перекрестке улиц Советская и Коммунистическая, в ресторан пришли артистки Маргостеатра Мусаева и Кириллова, а также цветочница с молодым человеком. Они сели за свободный стол и заказали ужин.
Вспоминая об этом вечере, свидетельница по делу Йывана Кырли П.Л.Мусаева на допросе 23 апреля говорила следующее: "...Когда зашла в ресторан, по голосу определила, что там находится также К.И.Иванов. Он с кем-то громко разговаривал во враждебном тоне. Ко мне подошел мой знакомый, студент пединститута по имени Николай, фамилии не знаю, а вслед за ним — его товарищ. Оба они остались за нашим столом. Сидевшая с нами цветочница вместе с пришедшим с ней молодым человеком ушла обратно в "Динамо". Мы остались вчетвером: два студента, я и Кириллова.
Через некоторое время я вышла из ресторана на улицу, а когда возвращались обратно, К.И.Иванов подозвал меня и спросил: "Этот студент-комсомолец ушел?" Я ответила: Нет, с нами сидит". Иванов сказал: "Я ему сегодня морду набью". Я спросила: "За что?" Он ответил: "Так надо". И я ушла к своему столу".
Эти студенты оказались теми самыми людьми, которых недавно вывели из ресторана. Вот почему возбужденный Кырля, подогретый еще и градусами, так сердито говорил о них с актрисой. Примерно через полчаса он подошел к столу П.Л.Мусаевой и начал с ней разговаривать на марийском языке. "..Сидевший со мной студент Николай, — продолжала пояснения Прасковья Леонтьевна, — заметил Иванову, что в обществе секретов не бывает. На что Иванов в резкой, вызывающей форме заметил: "Я не виноват, что вы не знаете марийского языка. Вы — студент, вы — комсомолец, вы обязаны знать марийский язык".
Так из-за непонимания и взаимной неприязни, вызванной оскорбительными действиями и категоричными заявлениями студентов, а также замечаний Йывана Кырли, между молодыми людьми назревал скандал. Знакомые киноактера хотели разрядить обстановку, но у них ничего не получилось. Искорка раздора, брошенная на "подогретую почву", быстро вспыхнула пламенем. Поднялся шум, который взбудоражил всех присутствующих в зале. В тогдашней тревожной обстановке он, может быть, кому-то был нужен, кому-то надо было спровоцировать талантливого киноактёра, а затем, обвинив во всех грехах, арестовать его. Может быть, для осуществления этой грязной цели и были подосланы подготовленные комсомольцы-осведомители? Об этом сейчас можно только предполагать.
"В связи с тем, что Иванов кричал, — рассказывала дальше П.Л.Мусаева, — к нему подошел неизвестный гражданин и сказал: "Мы знаем тебя как хорошего человека. Почему вы роняете свой авторитет, нарушаете общественный порядок?" Иванов сказал: "Что вам надо? Вы кто такой?" И, не дождавшись ответа, размахнулся и ударил его по лицу. Тот тоже ответил Иванову ударом. Подошел артист Леско, но, увидев, что Иванов ударил неизвестного, отошел. А затем Иванова выставили из ресторана, но он опять пришел и приставал к тому гражданину. Его снова увели. И третий раз он подошёл к нашему столу. Стал разговаривать со студентом Николаем.
Последний ответил: "Я с вами не разговариваю" — и отвернулся в сторону. Тогда Иванов моментально схватил пивную бутылку и ударил Николая по голове. Затем он подошел к другому, бросил стакан и схватил стул, намереваясь ударить. Но в это время вошел милиционер, и Иванова быстро утихомирили, хотя он оказывал сопротивление. В суматохе он кричал: "Долой великодержавный шовинизм! Граждане, нам запрещают говорить на марийском языке! Гнать всех русских! Да здравствует единое национальное! ..", но окончание расслышать не пришлось". В это время успели вывести Кырлю из ресторана.
Позднее Йыван Кырля, уже арестованный как "враг народа", подтвердил это на допросе 25 апреля, упуская некоторые детали. "Они (студенты — М. И.) после возвращения сели за стол, где находились актрисы Мусаева и Кириллова, — говорил Кирилл Иванович. — В это время я подошёл к Мусаевой и стал с ней разговаривать по-марийски. Сидевший с ней за столом молодой человек, ранее бросавший хлеб на наш стол, заметил мне: "В обществе секретов не бывает, я прошу по-марийски не говорить. Я вас сюда не приглашал". Я ответил, что это не ваше дело, я могу говорить на каком угодно для меня языке. Он меня назвал националистом, а я его — шовинистом и затем крикнул: "Долой великодержавный шовинизм! Да здравствует братство всех народов!" После этого схватил со стола пустую бутылку и ударил гражданина по голове. Потом схватил стул, хотел кого-то ударить. Стул был отобран, а я был направлен в милицию с гражданином Пичугиным Валентином Павловичем, преподавателем кинотеатра по западноевропейским танцам".
Здесь необходимо привести и свидетельские показания милиционера. Дежурный по НКВД А.Беляев, получив известие из ресторана о скандале, выслал туда командира отделения Малежина с тремя милиционерами — Барцевым, Кукановым и Чадричниковым, которым было поручено привести расшумевшегося Йывана Кырлю в управление милиции. По дороге из ресторана к нарушителю порядка были применены более жесткие меры, поэтому Кырля старался не поддаваться. Но силы были неравные. Как показал милиционер В.К.Смышляев, допрошенный в тот же день начальником отдела управления, "К.И.Иванов в дежурной комнате начал дебоширить, выражаясь нецензурными словами, кричал, что ему не дали разрешение говорить на марийском языке. По дороге в милицию его били... называл работников милиции жандармами..." Смышляев просил его успокоиться и не шуметь, но возбужденный киноактер по-своему среагировал на эту просьбу.
Дежурный А.Беляев в присутствии понятых составил акт, где говорилось, что "сего числа в один час 30 минут из ресторана доставлен Йыван Кырля (Мустафа). В ресторане побил гражданина Горохова, который получил ранение на голове..."
Кырля упрекал сотрудников милиции в шовинизме, ругал их, говорил, что они живут в глуши и не понимают политику партии, что ими руководят вредители, подобные Ягоде, которые сами на местах иногда нарушают законы и правопорядок.
Возбужденный Кырля долго не мог успокоиться, а затем уснул. Утром, раздумывая о случившемся, о своем скверном проступке, он переживал, ему стало стыдно, и он попросил извинения у сотрудников милиции. В тот же день его отпустили.
Получилось так, что зачинщики скандала, как говорится, вышли сухими из воды, хотя один из них, студент I курса истфака пединститута Николай Горохов, немного пострадал, о чём свидетельствует и справка, выданная ему 19 апреля 1937 года судмедэкспертом. А спровоцированный ими Йыван Кырля оказался в милиции. Так грязный скандал, квалифицируемый в процессуальном кодексе как мелкое хулиганство, явился началом большой человеческой трагедии, основанием для политического обвинения талантливого киноактёра и поэта, для приклеивания ему ярлыка "буржуазного националиста, контрреволюционера, врага народа».
В результате сталинское «правосудие» арестовало Й.Кирлю 23 апреля 1937 г. После непродолжительного разбирательства тройка управления НКВД по Марийской АССР 13 августа 1937 г. согласно пункту 59 протокола №5 приговорило его к 10 годам исправительно-трудовых лагерей по ст.58 п.10, п.11 УК РСФСР.
И.Кирля обратился с письмом к Л.Берия, где написал "арестовали директора театра и представителей власти, которые меня пригласили на работу, как врагов народа, а посредством некоторое время 23 апреля 1937 г. арестовали и меня как соучастника контрреволюционной группы. На следствии я ни в чем повиниться не мог, потому что что я ни в чем не повинен. Просидев в тюрьме пять месяцев, меня отправили в лагерь Б.Б.К., где и объявили мне, что я осужден тройкой НКВД Map. республики ср. на 10 лет, ст. К.Р.Д. (контрреволюционная деятельность)».
Но ответа или решения Л.П.Берия не поступило и И.Кирля был направлен в сталинский концлагерь в г.Краснотурьинске Свердловской области, где содержался в невыносимых условиях. В результате он физически ослабел, не мог ходить и был расстрелян сотрудниками концлагеря 03 июля 1943 г. ….