Надо сначала долго-долго плакать больными, непрозрачными слезами. Сотрясаться от рыданий, скулить, причитать, размазывать сопли, прям не мочь успокоиться, говорить: как же так? Как же так? Наконец-то плакать по тому, кто стоит где-то там в одиночестве, и его никто не понимает. По всем, кто уже не придет назад, про кого я даже не знаю и не могу знать. Плакать по всем, кому не пожала руку, не погладила по голове. По тем, на кого мне не хватило времени, слов, эмоций, сил улыбнуться, и главное сочувствия. А так же по всем, кому не хватило всего этого на меня.
А потом, когда все оплакано и отпущено, умыться холодной минералкой. И долго-долго спать в хорошо укрепленном месте. За семью замками, на старом кожаном диване, под пледом в серую клетку. Спать день и ночь, и на рассвете и в сумерки. Иногда слышать, как мимо едет мотоцикл, как смеются дворники под окном и слушают свое дворничье радио. А потом, чтоб кто-нибудь принес чай с облепихой в хрустальном стакане, в серебряном подстаканнике. И спросил: ну, что передохнула?
А потом долго-долго ехать в горы, На хорошей большой машине с кожаными сидениями. Смотреть по сторонам и в небо, пугаться скал и узких ущелий. Останавливаться, заглядывать в пропасти, и слышать, как река ворочает камни, и знать, что вода ледяная, а камни огромные. Покупать по дороге горячий хлеб и какие-нибудь ягоды в бумажных пакетиках. Вестись на всякую лабуду продавцов, типа: «Жьенщина, это очень древний свисток, Залезь с ним на гору, просвисти три раза и ветер принесет тебе счастье».
А потом приехать в гостиницу в облаках и туманах, не знать языка, на котором говорят хозяева. Подарить свисток маленькой девочке, сидеть у камина и долго-долго делать там что-то предельно бессмысленное, типы мыловарения….
Войлоковаляния…
Иероглифописания…
Кружевоплетения на коклюшках.
Хороший план.
Правда, если я все это сделаю, из экзистенциального мой кризис сразу же станет экономическим.