Привязанность

1

Привязанность — это духовная слиянность и нравственная растворённость душ друг в друге. Привязанность нужно отличать от привычки, когда слиянности и растворённости не происходит, а люди просто привыкают друг к другу, как к вещам, местам, предметам и при разлуке испытывают не страдания, а более или менее лёгкое сожаление. Но когда ду́ши сливаются и растворяются друг в друге, разлука, в зависимости от степени сближения и долготы пребывания вместе, для многих бывает непереносима и кончается тяжёлыми болезнями или мучительной смертью и в первую очередь для того, кто погрузил и растворил в другом своей души́ больше.

Человек, в конце концов, может признавать только самого себя, а значит может быть привязан только к себе; к другому же человеку он привязывается лишь в той мере, в какой видит в нём своё отражение.

Подобное тянется к подобному, как магнит. Поэтому, как только люди усматривают друг в друге сходные духовные черты, а тем более нравственные свойства, или только кажутся друг другу подобными, их ду́ши начинают притягиваться, взаимопроникать и взаиморастворяться. Возникает привязанность, которая с годами, по мере испытаний и неизменности сходных свойств и качеств перерастает в любовь, в дружбу, в вечное единение. Люди не могут уже, как две руки, служить друг без друга Общему Благу, и если всё-таки одному приходится остаться, а другому уйти, страдают так же, как страдает один оставшийся парный орган без другого.

Отсутствие или недостаток привязанности, как и чрезмерная привязанность не позволяет служить Общему Благу. Управлять же привязанностью, то есть удерживать её посредине может только Бог. Люди всегда падают в крайности: или в полное отвращение к встречам, знакомствам и привязанностям, или в абсолютную невозможность и упрямое нежелание жить друг без другу, именно жить, а не служить, потому что служить можно и без друга.

Нужно помнить, что привязанность — не цель, а средство служения Благу, и если средство чрезмерно или недостаточно велико, оно не пригодно для служения.

Целью привязанность становится для тех душ, которые недополучили внимания и заботы в младенчестве и в детстве. Для того, чтобы служить Благу, им нужно дополучить внимание и заботу, но уже не от людей, а от Источника внимания и заботы — от Бога. Для этого им нужно обратиться к Нему и полностью открыть свою душу для приятия необходимой поддержки, а значит в точности исполнять те правила поведения и образа жизни, какой им будет открыт после их обращения.

Когда человек почувствует Отношение к нему Бога, ощутит Божественное тепло и ласку, он привяжется к Господу, как младенец привязывается к отцу и матери и перестанет зависеть от людей. И если он духовно вырастет и воспримет Божественное Воспитание, возмужает в Божественном Духе, его привязанностями к людям будет управлять уже Бог, а не его вечно голодное детское сердце. Для того, чтобы привязанности не разрушали нас, а поддерживали, не лишали возможности служить Благу, а способствовали служению, между нами и людьми должен стоять Он, никогда не допускающий ни нашего чрезмерного отдаления от людей, ни чрезмерного сближения с ними, всегда удерживающий нас на том расстоянии от них, на каком мы можем видеть Дело нашей жизни как цель и — друг друга как сотрудников для служения этой цели. Крайности в общении тем и страшны, что в одном случае люди видят друг в друге лишь вкусную еду, и не могут делать Дела; а в другом случае видят Дела, а значит не понимают, что нужны друг другу как сотрудники.

Бог, если мы познали ужас обеих крайностей и обратились к Нему за спасением от них, становится несгибаемым Посредником между нами и нашими спутниками, Посредником, Который ни в коем случае не даёт нам отдаляться опасно друг от друга и в то же время не даёт опасно сближаться друг с другом, ибо и то и другое бессмысленно, противно и страшно. Поэтому, понимая это и лишившись даже самого драгоценного сотрудника, мы должны уметь оставаться одни и продолжать служение в одиночестве, или с новым сотрудником.

Каждый должен быть растворён в другом настолько, чтобы оставаться независимым от него, когда тот уйдёт. Это не предмет трусливой философии и холодных расчётов, имеющих целью животно-душевный покой, это дело любви, это путь правды, стезя разумного сéрдца, мудрого разума, тонкой души, — это Божье дело. Познать огонь привязанностей и лёд отречения нам дают для того, чтобы мы поняли, что прежде человека мы должны знать Бога, а Бог уже знает, с каким человеком и насколько тесно и глубоко нас связывать. Дать Богу возможность и упросить Его распоряжаться жизнью нашей души и тела — вóт цель, ежечасная молитва и истинный труд нашей жизни.

Если с уходом нашего спутника мы должны продолжать служение с другим человеком, Бог не даст нам умереть. Если же с уходом спутника должны уйти и мы, Бог не даст нам жить. Всё это зависит от ближайших или дальних задач Общего Блага.

2

Мы знаем, что если ребёнок не умеет связывать верёвочки или шнурки на ботинках, то он завяжет их так, что сам потом развязать не сможет. Если же эти верёвочки ему завяжут старшие, то он потом и сам сможет развязать любой узелок. Если же он так мал, что вообще не понимает, где концы, а где начала, то старший может сам спокойно завязать и развязать то, что завязывал.

То же самое происходит и в душевной жизни людей. Когда человека к человеку привязывает Бог, то Он всегда привязывает его так, что потом может спокойно отвязать его от одного человека и связать с другим. Человек же, если привязывается к кому-то, отвязаться сам не в состоянии и в случае неизбежной разлуки очень долго болеет или погибает.

Бог привязывает людей друг к другу ради служения Общему и Вечному Благу, а не ради их удовольствий и радостей. Люди же привязываются друг к другу сначала в силу общественного или пáрного инстинкта, а значит бессознательно, бессовестно, машинально, животно, а потом к этой основе добавляют ещё и свои личные мечтания, похоти, потребности, ну и, конечно же, надежды на их бесконечное удовлетворение, то есть люди привязываются, ни о чём не думая, а точнее, думая только о себе и то — по-детски. Это, конечно же, неизбежно, это невозможно обойти, ибо без животного этапа нельзя пройти к этапу духовному и нравственному.

В зависимости от степени своего душевно-полового голода, человек цепляется и прилипает сердцем к другому человеку, думая лишь о своей сиюминутной душевно-половой удовлетворённости, насыщении и успокоении, и делает это безо всякого расчёта, не представляя, чéм это грозит для него, то есть делает это вообще не человек, а природа сердца, а сердце не умеет ни думать, ни рассчитывать, ни смотреть вдаль, ни воображать последствия, а значит увлекается сразу и навсегда, то есть завязывает узел намертво !Потом, когда, независимо от его желаний, время отношений кончается, узел по-хорошему развязать невозможно, его приходится только рубить, а так как он состоит из живых сердечных тканей, то приходится рубить часть сердца, чтó может вынести и пережить не каждый.

Когда же всё это делает Бог, а точнее когда человек, наученный смертельно-опасным опытом, отдаёт себя в Руки Божьи и, боясь свалиться назад, во всём покоряется Воле Отца, то Бог никогда не завязывает ткани сердец в мёртвые узлы, а значит всегда может более или менее безболезненно отъединить одно сердце от другого и соединить его с новым сердцем. Это не значит, что человек не испытывает при этом разъединении никакой боли и даже кровотечений, но эта боль и кровотечения не смертельны в сравнении с той болью и кровью, на какую обречён не подчинённый Богу человек.

Когда кто-то рассказывает нам о том, что философы ни к чему и ни к кому не привязаны, то этим самым нам говорят о том, что это вообще не философы, а всего лишь трусливые умники. Ибо если человек ни к кому не привязан сердцем, он не может исполнять своего долга, потому что без тепла или огня сéрдца не делается ни одно благое и полезное дело на Земле. Кто делает дело без участия сéрдца, тот просто бережёт себя, боится страдать, подвергаться мучениям разлук и одиночеств. А нужно не бояться. И если философ боится, значит он не философ, а актёр, изображающий философа.

Жить полноценной жизнью, которая приносит благо, невозможно, не отдав раз и навсегда своё сердце в Руки Отца, а это значит, что всю жизнь придётся чувствовать, как тебя привязывают к какому-то месту или к человеку, а потом отвязывают от этого места или от человека, а значит радоваться и страдать, наслаждаться и мучиться, ликовать от счастья первых встреч и рыдать в минуты последней разлуки. Вспомните, кáк Авраам плакал по Сарре, подумайте о том, как сотни мужей плачут по своим усопшим жёнам, а жёны — по мужьям, родители — по детям, или родственникам, или друзьям, или сослуживцам, соратникам, сотрудникам. Ибо разве можно прожить с человеком столько лет, сделать столько нужных и важных дел, испытать столько трудностей и мук, пройти через множество испытаний и жертв, а потом философски с ним расстаться ? Да это просто противно слышать, мерзко говорить, отвратительно думать. Если люди расстаются философски, это говорит о том, что между ними не было подлинно обнажённой сердечной связи, а значит никакого нужного, благого, полезного дела они вместе делать не могли.

Философ — не тот, кто от страха перед неизбежной разлукой боится встреч и привязанностей, а тот, кто не боится пройти сквозь любые страдания, которые выпадают каждому человеку на пути служения Вечному Благу.

Когда человек привязывается к другому человеку без Бога, а потом страдает от неизбежного разрыва, понятно, что потом, боясь новых страданий, он вообще не хочет ни с кем знакомиться и начинает ещё учить других ни к кому не привязываться, думая, что этим превелико их благодетельствует и спасает от мучений или гибели. Но без благой, духовной, светлой, жертвенной привязанности ни жить, ни любить, ни дружить, ни служить, ни помóчь невозможно, и выход только в том, чтобы, когда заживут раны, нанесённые нам нашими животно-инстинктивными бездумными привязанностями, обратиться к Богу и умолять Его: «В Руки Твои, Господи, возьми сердце моё, дабы ни к кому и ни к чему не привязалось оно без Твоего ведома, желания и воли. Только Ты должен давать и отбирать, привязывать и отвязывать, радовать и огорчать, — да будет во всём воля Твоя, ибо только в ней вечное благо всего сущего».

Иначе — только кошмары крайностей: одни привязываются насмерть, так что их потом приходится отдирать с мясом, жилами и кровью, обрекая на болезни и смерть; другие, обозлившись, умерщвляют в себе способность к привязанности и также делаются больными и мёртвыми. То есть круго́м одни калеки и мертвецы, отдавшие себя или во власть мёртвого естества или во власть мёртвых рассуждений. Никто не стремится сохранить себя живым, потому что для этого нужно находиться в Руках Живого Существа.

Бог — это наш Вечный Дом, наш Отец и наша Мать, к Которым мы как дети можем и должны всегда возвращаться, если наши спутники и сотрудники по тем или иным причинам покидают нас на пути. Только тот, у кого есть Этот Дом, не станет бояться ни счастья привязанностей, ни горя разлук.