Сейчас в Южной Америке живет около 5 тысяч русских старообрядцев
Обычно у русских эмигрантов родной язык утрачивается в третьем поколении. В Южной Америке уже пятое поколение староверов говорит на русском языке. Причем они сохранили язык диалектный — "наш чисто русскай гово́р", как они выражаются.
Текст: Алексей Макеев, фото: Андрей Семашко
Путь старообрядцев в Америку был долгим. В конце 1920-х — начале 1930-х годов они бежали от коллективизации из Советского Союза в Китай. А почти четверть века спустя уходили уже от "китайских колхозов" — сначала в Гонконг, затем в Бразилию, Аргентину, Боливию, Уругвай. Изучение языка и культуры староверов в России началось только в 2006 году благодаря стараниям диалектолога Ольги Ровновой — старшего научного сотрудника Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН.
— Ольга Геннадьевна, вы делите староверов Латинской Америки на "синьцзя́нцев" и "харбинцев". И различаете соответствующие диалекты. Неужели за 25 лет, проведенных в Китае, у русских крестьян могли появиться особые говоры?
— Диалекты сформировались не в Китае. Харбинцы — это группа староверов, которая эмигрировала с Дальнего Востока в район Харбина, правильнее сказать — в Маньчжурию. Другая группа, синьцзянцы, бежала с казахского Алтая через горы в Западный Синьцзян. Таким образом, коллективными прозвищами эти группы обязаны местам эмиграции. В Китае они жили изолированно, друг о друге ничего не знали — их разделяло более 4 тысяч километров. Встретились они в Гонконге, тогда у староверов и появилось различение на синьцзянцев и харбинцев. При этом их диалекты очень близки: предки обеих групп изначально жили на реке Керженец в Нижегородской губернии, крупном старообрядческом центре. В начале XVIII века войска их оттуда выгнали, часть переселилась на Алтай, другие осели в Сибири, третьи дошли до Дальнего Востока. То, что их предки — "кержаки", в обеих общинах знают. Их диалекты близки, но есть и отличия. У синьцзянцев в речи присутствуют черты, которые воспринимаются харбинцами как одиозные, то есть некрасивые, неправильные. В частности, "со́канье" — произношение "с" вместо "ц": "Сарство Небесное", "сарь", "отес". Или "щёконье", когда на месте "ч" произносят "щ": "так полущилось", "нащали с ним жить", "щай". А синьцзянцы смеются над харбинцами, как те говорят вместо "свадьба" — "свальба". Ну, и в лексике обеих групп есть отличия: у одних "фартук", у других — "запо́н", также "листик" и "противень", "чашка" и "касе́шка", "по воду" и "за водой".
— Сколько синьцзянцев и харбинцев было в Китае и какова их численность теперь?
— Сейчас в Южной Америке живет около 5 тысяч старообрядцев. Сколько их было в Китае — ответить сложно. К тому же, когда Красная армия вошла в Маньчжурию в 1945 году, часть мужчин-старообрядцев расстреляли, других депортировали в СССР, где посадили в лагеря. Сами они рассказывают, что в Америку перебралось 300 семей харбинцев и 150 семей синьцзянцев. Очень приблизительно можно считать, что всего их было около 2500 человек. Большая часть оказалась в Бразилии, другая — в Аргентине. Изначально предполагалось, что староверов примет Чили, но там случилось землетрясение, поэтому их направили в Аргентину. Позже они расселились также в Боливии и Уругвае, часть уехала в США.
— Синьцзянцы и харбинцы все так же живут раздельно?
— Поначалу селились раздельно: деревня синьцзянцев, деревня харбинцев. Часто поселения образовывались по родовому принципу, и до сих пор это прослеживается. Например, в Бразилии в штате Парана стоят две деревни рядом: Кулико́вка и Ре́втовка. Названия русские, официально поселения именуются "Колония Дос Русос 2″ и "Колония Дос Русос 3″. А история такова: в Куликовке жил известный наставник Автоном Куликов. Его род изначально и образовал эту деревню, хотя сейчас там Куликовых уже не осталось. А Ревтовку заселил один из самых больших старообрядческих родов — Ревтовы. Вообще, сейчас поселения выглядят по-разному — в зависимости от того, как обстоит дело с землей. В Бразилии, Боливии, Уругвае живут деревнями. Вполне себе традиционные деревни: главная улица через центр, дома по обе стороны, огороды рядом с домами, обязательно "моленная". А в Аргентине живут на "ча́крах" — это испанское слово, обозначающее ферму, хутор... Однажды в Боливии мы обнаружили семейную деревню в совершенно удаленной местности, почти что в джунглях. Когда-то отец семейства купил участок леса, выкорчевал деревья и расстроился. Сам он уже старик, у каждого сына или дочери — свой дом, свое хозяйство. Посреди поселения луг и невероятно огромное тропическое дерево — его специально сохранили, когда вырубали джунгли.
— И все они по-прежнему крестьяне?
— Говорят так: "мы — агрикульторы". У них сотни, иногда тысячи гектаров земли в окрестностях поселений, современная сельхозтехника. Выращивают то, что прибыльно в данном регионе, — часто сою и "фижо́н", как они называют фасоль. В своем деле они преуспевают, в основном живут неплохо, есть миллионеры. Быть богатым у староверов не считается зазорным, если все честным трудом заработано. Порой происходит сбой в сознании, когда встречаешь в бразильской провинции красивого парня, с аккуратной стрижкой, с дорогими часами на руке, в джинсах, модных кожаных ботинках, на дорогой машине. И при этом на нем — старорусская рубаха, он говорит на диалектном языке, обещает, что покажет свою "избу" и "моленную". Изба оказывается двухэтажной виллой, а у него помимо жены и множества детей имеется, например, свой самолет.
— Стало быть, староверы там не стремятся жить изолированно?
— Они по-прежнему ценят уединение. Рады бы скрыться, да уже негде. Но все-таки стараются жить отдельно, чтобы по соседству не было поселений индейцев или других эмигрантов. В первых экспедициях приходилось немало сил положить, чтобы они пошли на контакт. А, например, в деревне Офир в Уругвае расположить староверов не удалось. Когда я туда ехала, меня в Аргентине предупреждали, что "в Офире закон твёрже дёржут" и что меня там не примут. Я опытный диалектолог, со старообрядцами работала, была уверена, что подход найду. Приезжаю. Идет дождь, дорогу развезло, в доме сидит женщина, беседует с наставником. Как только этого наставника я не пыталась разговорить! Рассказывала, что была у таких-то староверов, они меня посвящали в то-то и то-то. Он отвечал твердо: "Они — пусть, а мы не хочем". Подарила наставнику сборник духовных стихов из Гребенщиковской общины в Латвии. Он поблагодарил, сказал "спаси Христос тебе", но общаться со мной так и не стал.
— А в каких отношениях они с местным населением?
— Живут в дружбе со всеми. Нанимают местных для работы "на пашне". В Бразилии мы проводили опрос местного населения об отношении к нашим староверам. И коренное население, и эмигранты уважают "русос барбудос" — на испанском значит "русские бородатые". Восхищаются тем, что они дружные, трудолюбивые, богатые, сохранили свою веру, язык, традиционную одежду.
— И все-таки, какой "закон они дёржут", что русским языком по-прежнему свободно владеет и стар и млад?
— У них существует строгое правило: в деревне и дома говорить только на русском языке. Обязанность следить за этим возложена на женщину, потому как занимается она только детьми и домашним хозяйством. А вот в США у тех же синьцзянцев и харбинцев традиционный уклад был нарушен. Женщины пошли работать, детей отдали в детские сады — потому и русский язык утратили. Помню, женщина в Аргентине рассказывала, как она боролась со своими детьми, когда услышала, что они между собой говорят по-испански: "Чтобы я в своём дому испанского не слышала, или на кукурузу поставлю!" И поставила двух дочерей и сына на колени на сушеную кукурузу — это у них вместо гороха. А если еще будут по-испански разговаривать, грозилась выгнать из дома — пойдете, говорит, к испанцам жить. И в доме звучала только русская речь.
Русской грамоте, как правило, детей учат на дому. Занимается этим какая-нибудь "тетка", в доме у которой и происходит обучение. Начинают с церковнославянского языка. Говорят так: "Славянский вытвердят, а уж русский им тогда легше будет". В Уругвае в деревне видели специальное сооружение: большой стол под тростниковой крышей, где учились дети. Ходит тетка Агрипена с длинной указкой и говорит: "Почему не вытвердил зады? Тверди зады!" — то есть повторяй пройденное. Русскому языку учатся по старым советским букварям, сделанным на репринте, отсканированным.
А в бразильской деревне, где живут побогаче, построено кирпичное здание русской школы. Дети к 7.30 туда приходят, два часа занимаются, после чего автобус отвозит их в бразильскую школу. Староверы — люди законопослушные. Если в стране есть закон об обязательном образовании, нужно его выполнять. Все дети у них несколько лет учатся в государственных школах на испанском или португальском языках — в зависимости от страны. Стараются сами построить школу у себя в деревне, чтобы к ним приезжали учителя и дети были под контролем.
— При этом при обучении сохраняются разные диалекты?
— Сейчас ситуация меняется. Еще когда две общины познакомились в Гонконге, они разобрались, что никаких принципиальных расхождений в вере и обрядах у них нет — все они часовенного согласия. Старики решили, что браки между молодежью разных общин разрешаются. Это решало демографическую проблему. Стараются, конечно, семьи образовывать со своими — в родстве не ближе чем до восьмого колена. Смешанные браки заключаются с давних пор, и теперь в отношении даже сорокалетних людей невозможно сказать, синьцзянцы они или харбинцы. "Каши́ры", как они иронично выражаются. Этим словом староверы называют помесь лошади с ослом. Диалекты смешиваются, и мне, как ученому, интересно наблюдать, чей говор победит: синьцзянский с их "Сарствием Небесным" или харбинский с их "свальбой".
— Много ли у них заимствований — из китайского языка, испанского, португальского?
— Китайских слов в лексиконе нет. Из местных языков заимствования касаются в основном названий незнакомых реалий новой жизни. Впрочем, также используют ресурс родного языка. Например, они до сих пор делают домашнюю лапшу. Машину для изготовления лапши синьцзянцы назвали "лапшеделка", харбинцы — "лапшерезка". А прямые заимствования проходят "русскую обработку". Так, на португальском бразилец — "бразильяно". Они говорят "бразильянец", то же самое — "боливьянец". Женщины, соответственно — "бразильюха", "боливьюха", "испануха", "китаюха", "харбинуха" и "синьцзянуха". В этом нет никакого пренебрежения — такая у них модель словообразования с суффиксом -ух(а). Есть еще "ко́ля" и "колю́ха" — это представители индейского племени "колля" (colla) в Боливии. Меня однажды приняли за "колюху". Я постучалась в ворота усадьбы, а во дворе пожилая женщина стала звать хозяйку: "Фетинья, выходи! Колюха пришла, а вроде по-нашему разговаривает".
Кстати, "синьцзянцы" и "харбинцы" — это нейтральные названия. Есть и сниженные прозвища, которые родились в результате совместной жизни и заимствованы из местного языка: "траи́ры" и "мака́ки". Траир — рыба в Бразилии, толстая и ленивая, типа нашего сома, которая любит приплывать к берегу и греться на солнышке. История такая: на свадьбе мужики-синьцзянцы набрались "бражки" и легли под куст отдыхать. Их заметили харбинцы и говорят: "Ишь, лягли на солнушке, как траиры!" Оттого и пошло. "Макаки" — в местных языках общее название обезьян. Так прозвали харбинцев, потому что, как говорят синьцзянцы, харбинцы шустрые, наглые, везде лезут. Возможно, представление о "наглости" харбинцев происходит от того, что у них не принято обращение по имени-отчеству, тогда как этикет синьцзянцев предписывает "величать" человека, то есть обращаться к нему, по имени-отчеству. Харбинцы иногда вообще не понимают, что значит "отчество". Спрашиваю, например, харбинку о ее отчестве, а она начинает перечислять имена отца, деда по отцовской линии, деда по материнской. Прозвища эти больше в шутку употребляются, но жена в сердцах может сказать мужу: "Почто я за тебя вышла, траир несчастный!"
— В семье, стало быть, у них не совсем по домострою?
— По домострою, явно не в пользу женщины. Они "Домострой" читают, хорошо его знают. Муж — главный в семье и зарабатывает деньги. Идеал женщины — как у Лескова и Некрасова: здоровая, работящая, рожающая много детей, умеющая за себя постоять. И рожают по-прежнему "сколько Бог послал". Хотя, конечно, если у 35-летней женщины всего четверо детей и она говорит, что больше рожать не будет, ясно, что предохраняются от беременности. Такое встречается в более обеспеченных семьях. А для тех, что попроще, совершенно нормально иметь 8–10 детей.
Бабы занимаются подсобным хозяйством. Иногда с размахом. В Бразилии, например, одна хозяйка держит 28 коров, все у нее автоматизировано. На продаже молока и творога она выручает около 3 тысяч долларов в месяц. И это ей так — на булавки. А доход семьи — это муж на пашне.
Дома женщина обязательно рукодельничает, шьет одежду на всю семью. Традиционные сарафаны, рубахи, пояски — для них это не только праздничная одежда, но и повседневная. Шьют из современных материалов ярких цветов — каждая в своем стиле. Поэтому в воскресенье, когда староверы не работают и ездят "гостить", оказавшись в полном народа доме, по одежде легко отличишь отдельную семейную пару, а также их детишек. Шьют на современных швейных машинках. В доме для этого оборудована специальная комната — швейка, у более обеспеченных может быть отдельный домик-швейка.
У женщин развит художественный вкус, нередко они начинают рисовать — "красить картины", как там говорят. "Красят" в духе наивного искусства. В 2009 году в Москву со своими картинами приезжала Капитолина Бодунова — обычная молодая женщина из уругвайской деревни (см.: "Русский мир.ru" № 8 за 2009 год, статья "С другой стороны света". — Прим. ред.). И она у староверов не одна такая художница.
— У староверов обычно присутствует какое-то общинное управление: совет, круг, общинное собрание.
— Они говорят "собор". В каждой деревне свой собор местные проблемы решает, а по принципиальным вопросам собирается общий собор со всей Южной Америки. Помню, собирались решать, дозволять ли Интернет и смартфоны. Положили так: на личное усмотрение, пусть каждый поступает по совести.
Кстати, слово "телефон" они знают, но мобильник называют, как принято в латиноамериканских странах — "селула́р". "Греметь по силулару" — значит звонить по мобильнику. "Селулар гремит, а она его не подбирает". Сейчас уже смартфоны везде, даже 50-летние женщины умело им пользуются, общаются по ватсапу и вайберу со своими по всему миру.
Они вообще мастера компромиссов. Боятся антихриста, боятся документов с чипами, банковских карт, но все это используют — куда деваться? Телевизор под запретом. Но запрет можно обойти — все зависит от того, что смотреть. Как-то захожу в швейку — там сидит мальчик, смотрит мультфильм — "поскаку́шки", как говорят староверы. Советский мультфильм по русским народным сказкам. Рассуждают так: что плохого, если дети эту сказку посмотрят? Русскому языку научатся.
— Есть ли у староверов своя литература? Записали они, например, историю своей эмиграции?
— Никогда в России не было письменности на диалектном языке. Не издавались газеты и книги, скажем, на вологодском или рязанском диалекте. У нас письменный язык — литературный язык, в отличие от других стран, где литература на диалектах существует. Поэтому диалектологи расценивают находку какого-нибудь письма от бабушки как драгоценность. Едва три класса окончившая бабушка пишет фонетическим письмом — как слышит, так и пишет, в ее письменном языке отражаются особенности диалектной речи. Как у нас письменность основана на нормированном языке государства и культуры, так и у староверов Южной Америки функцию письменного языка выполняет государственный язык тех стран, в которых они живут. Очень редко попадаются сделанные на русском языке записки или тексты песен. В основном детей учат читать по-русски и совсем немного писать. У меня на "Фейсбуке" в друзьях человек тридцать староверов. Иногда посматриваю, что они пишут. Ну, женщины, понятно — цветы, рецепты. Мужчины — о машинах. Но как пишут! Пост, скажем, на португальском, а комментарии — на всех языках, в зависимости от того, в какой стране человек находится. Я же своим близким друзьям специально пишу исключительно по-русски, тем самым вынуждая их отвечать тоже по-русски. А затем хищно вычитываю диалектные особенности в их текстах.
Поэтому вышедшая в 2015 году книга старовера из Аргентины Данилы Зайцева, которую автор назвал "Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева", — уникальный опыт литературного творчества на русском диалектном языке. Я с Данилой подружилась еще во время первой экспедиции, в 2006 году. Он отличный рассказчик, речь его выразительна, эмоциональна, он настоящий оратор. Данила был первым старообрядцем, решившим уехать в Россию по программе переселения соотечественников. Вместе с любовью к России и тоской по родине староверы унаследовали от отцов и дедов огромное неверие в российское государство и обиду на советскую власть. И не только на советскую. И вдруг: родина сама их зовет. "Россия нами нуждается", как пишет Данила. Он устремился всем сердцем на родину, полный надежд: земля в запустении, а мы все сохранили, знаем как — сейчас распашем, засеем, родина-матушка будет процветать и колоситься. Перевез семью, прожил России в общей сложности два года, после чего с большим трудом вернулся обратно в Аргентину. Для него опыт переселения стал настоящим потрясением. Притом что ему многие помогали, он столкнулся с бюрократией, с коррупцией чиновников, не мог получить ни землю, ни кредит. Решил, что заниматься свободным предпринимательством на земле в России невозможно. А перед тем, как окончательно уехать, сказал мне: "Олечкя, я тут всего столько пережил, что прямо книгу пиши". Я, чтобы только его утешить, говорю: "Напиши". Он и написал. Семьсот страниц. О своей жизни, начиная с Китая, но более половины книги посвящено переселению в Россию. Писал ручкой на синьцзянском диалекте. Я приводила рукопись к литературной орфографии, расставляла знаки препинания. Саму же речь совершенно не трогала, расценивая рукопись как уникальный памятник современной старообрядческой книжности.
— А как оценили книгу его сородичи-староверы?
— Данила претерпел сполна: его отлучили от общины, и теперь он с семьей живут изгоями. Старообрядцы вообще не хотят быть изученными, не хотят, чтобы о них знали. А Данила рассказал окружающему миру о таких вещах, которые не всем староверам нравятся. И сам Данила признает, что он совсем не наставник, а человек, обуреваемый страстями, живой, не идеальный.
Кроме того, некоторые староверы обвиняют Данилу во лжи. Хотя книга предельно искренняя, в их среде не понимают, что одна и та же ситуация может восприниматься разными людьми по-разному. Но, опять же, повторюсь: основное содержание книги — надежды, разбитые российской действительностью.
— Однако, несмотря на печальный опыт Данилы Зайцева, больше сотни староверов из Боливии все-таки переселились на Дальний Восток и прижились.
— Пока только приживаются. И это — еще та "повесть и житие"...