Евгений Пустошкин
Пим ван Ломмель отмечает, что околосмертный опыт, или присмертные переживания (ПСП, near-death experiences), будучи относительно часто встречающимся событием, остаётся для многих врачей необъяснимым феноменом, зачастую игнорируемым и приписываемым последствиям критической медицинской ситуации. Тем не менее, согласно текущим медицинским концепциям, невозможно испытывать сознание во время остановки сердца, когда кровообращение и дыхание прекращены. Известны случаи, когда — после объявления нейрохирургом или неврологом о смерти мозга у пациента — его родственники отказывались дать разрешение на изъятие органов и спустя несколько недель комы такой пациент приходил в сознание. Такие пациенты сообщали, что во время комы они переживали чистое сознание со всеми воспоминаниями, эмоциями и восприятием из точки вне их тела. Они «видели» медсестёр, врачей и свои семьи, а также окружающее пространство.
Таким образом, как уже было упомянуто, ван Ломмель и ещё несколько исследователей, заинтересовавшись этим вопросом, решили провести проспективное исследование пациентов во время остановки сердца, поскольку это хорошо описанная угрожающая жизни ситуация, в которой пациенты, не получив в течение 5—10 минут помощи в виде КПР, умирают от необратимых изменений мозга. По их мнению, это была самая близкая к естественной модель процесса умирания. В качестве клинической смерти они определяли период бессознательности, вызванный аноксией мозга вследствие остановки кровообращения и дыхания, которое происходит во время вентрикулярной фибрилляции в пациентах с острым инфарктом миокарда. Они обнаружили, что 282 пациента (82 %) ничего не помнили о периоде пребывания без сознания во время остановки сердца, тогда как 62 пациента (18 %) сообщили о своих воспоминаниях, полученных во время клинической смерти (ПСП). Среди них 41 пациент (12 %) получили ПСП как центральный опыт, тогда как 21 пациент (6 %) — поверхностный опыт ПСП. Среди группы с центральным опытом 23 пациента (7 %) сообщили о глубоком или очень глубоком переживании (согласно использовавшейся шкале). Среди всех, переживших ПСП, около 50 % имели опыт пребывания мёртвым или же переживали позитивные эмоции, около 25 % имели внетелесный опыт, 30 % сообщили о продвижении по туннелю, примерно 25 % общались со «Светом» или наблюдали цвета, около 30 % наблюдали небесные пейзажи или встречались с умершими родственниками, 13 % имели опыт перепросмотра жизни и 8 % пережили «границу». Было также обнаружено, что ни продолжительность периода остановки сердца, ни продолжительность бессознательности, ни необходимость интубации при осложнённой КПР, ни индуцированная остановка сердца при электрофизиологической стимуляции (ЭФС) никак не влияли на частоту ПСП. Фармакологические средства также никак не влияли на их частоту, равно как и страх смерти перед эпизодом или же знакомство с теорией ПСП, или пол, религия и образование. Более часто о ПСП сообщали лица моложе 60 лет, а также пациенты, пережившие более одной КПР во время пребывания в госпитале.
Стало быть, одним из наиболее важных следствий данного исследования стало понимание того, что ПСП не вызывались какими бы то ни было психологическими, фармакологическими или физиологическими факторами. Полностью физиологическая модель (например, церебральная аноксия) предусматривает, что большинство пациентов во время клинической смерти должны были бы сообщить о ПСП. Тем не менее, ван Ломмель отмечает, что нейрофизиологические процессы должны играть некоторую роль при ПСП, что становится ясным и из обзора нейробиологических теорий ПСП в рамках настоящей работы.
Однако становится понятно, что ни одна физиологическая или психологическая модель сама по себе не может объяснить все свойства ПСП. Парадоксальное появление повышенного, люцидного сознавания и логических мыслительных процессов в период нарушенной церебральной перфузии ставит сложнейшие вопросы в отношении нашего текущего понимания сознания и его соотношения с функционированием мозга. Чёткий сенсориум и комплексные перцептивные процессы во время периода клинической смерти ставят под вопрос концепцию локализации сознания только лишь в пределах мозга, ибо такие комплексные переживания, как ПСП, возникающие тогда, когда «мозг настолько дисфункционален, что пациент пребывает в глубокой коме, а мозговые структуры, управляющие субъективными переживаниями и памятью, […] серьёзно нарушены», теоретически не должны ни возникать, ни сохраняться в памяти. Тот факт, что при остановке сердца потере функциональности коры предшествует быстрая потеря активности ствола мозга, ещё более поддерживает эту точку зрения.
Альтернативным объяснением, согласно ван Ломмелю, могло бы стать то, что наблюдаемые переживания возникают во время потери и/или возвращения в сознание. Переход от сознания к бессознательности мгновенен и для субъекта моментален. Переживания, происходящие во время возвращения в сознания же несут спутанный характер, чего не скажешь о ПСП. К тому же память является чувствительным показателем повреждения мозга, и длительность амнезии до и после бессознательности — показатель тяжести повреждения. Тем самым, не следовало бы ожидать, что события, происходящие непосредственно до или после потери сознания могут быть чётко воспроизведены в памяти.
Вывод, который П. ван Ломмель делает, исходя из данных исследований ПСП, звучит следующим образом:
«В связи с отсутствием данных в пользу других теорий ПСП, общепринятая, но научно так никогда и не доказанная концепция, что сознание и воспоминания продуцируются большими группами нейронов и локализуются в мозгу, должна быть поставлена под вопрос. Каким образом возможно, чтобы чёткое сознание было испытано вне пределов тела в момент, когда мозг более не функционирует в период клинической смерти — даже с отсутствием регистрируемой электроэнцефалограммы (ЭЭГ) (Sabom, 1998)? Более того, даже слепые люди описывали достоверное восприятие во время внетелесных переживаний в момент своих ПСП (Ring and Cooper, 1999). Научное изучение ПСП приводит нам к пределам своих медицинских и нейрофизиологических теорий в отношении спектра человеческого сознания и соотношения психики и тела».
Ван Ломмель приводит следующую аналогию в отношении того состояния, в котором пребывает мозг в подобных ситуациях:
«Подобный мозг, грубо говоря, был бы аналогичен компьютеру, отключённому от сети и отделённому от своих электрических цепей. Он не способен галлюцинировать; он не способен вообще ни на что».
К аналогичным выводам приходят и Грейсон, и Парния и Фенвик. Ван Ломмель и соавторы считают, что необходимо сосредоточить усилия на научном объяснении появления и содержимого ПСП. Следует сконцентрироваться на определённых компонентах ПСП, таких как внетелесные переживания и другие верифицируемые аспекты. Помимо этого, необходимо включить теорию трансценденции как элемент объяснительных концептуальных рамок для этого опыта.
Отрывок из реферативного обзора «Деперсонализация, аутоскопические феномены и присмертные переживания» (2007, рукопись).