Норильск: на земле и под землей
Весна Педченко
Кранов, из которых льется горячий сладкий чай, я прежде не видела. Перед тем как спуститься в шахту, нам выдают фляги и советуют набрать чаю с собой — говорят, там внизу очень будет хотеться пить. Внизу — это около километра под землей.
Шахта “Скалистая” недалеко от Норильска одна из самых глубоких в России, а будет самой глубокой в Евразии. На то, чтобы спуститься, уходит всего несколько минут. На входе обязательный алкотестер, потом длинный переход и лифт. Мы уже в полном обмундировании: своего на мне только трусы и носки, и то только потому, что носки из комплекта спецодежды оказались безбожно велики. Нательник, подштанники, сверху черный комбинезон и куртка, затем светоотражающий жилет, и на все это надевается ремень, к которому крепят аккумулятор для фонаря и флягу с тем самым чаем. На голове у меня косынка, каска, очки, наготове респиратор и беруши. А на плече висит главное — тяжеленный самоспасатель — устройство, которое позволит мне в случае чего около часа дышать кислородом.
Мысли насчет “в случае чего” приходится гнать от себя усилием воли. Чем глубже мы спускаемся и чем дальше потом уезжаем на шахтном автобусе по ветвистым туннелям рудника, тем более жутко становится. Всем, кто в детстве читал “Тома Сойера”, блуждания по таким лабиринтам даются непросто. Из реальных ощущений — жара и тяжелое дыхание. В луче фонаря хорошо видно, чем я дышу: это взвесь мелких неизвестных частиц, черная пыль, от которой я потом буду долго отмывать нос. А еще в шахте очень громко. Людей почти нет (они работают тут круглосуточно, но, видимо, не там, где нас возят), зато есть огромные машины. Одна из них буравит узкий коридор, а другая — ювелирно извлекает медно-никелевую руду из стен огромного холла 20 метров высотой, который за несколько дней до того проделали взрывчаткой. Руда — везде под ногами. Ее сразу и не приметишь: обычные камешки. Но если взять один такой камешек и промыть в лужице, то он засияет переливами металлов. Этот вот кусочек мне даже удалось провезти с собой в Москву, вопреки предупреждениям, что в аэропорту не пропустят. Спустя полтора часа, посмотрев на все стадии добычи — от бурения до погрузки, мы возвращаемся наверх, и я не могу дождаться этого. Горняки, к слову, трудятся под землей по восемь часов. Пить действительно хочется, а также просыпается зверский голод, так что нас ведут в местную столовую.
После шахты другие стадии производства никеля и меди, которые нам показывают, уже кажутся детскими игрушками. На Талнахской фабрике, где руду обогащают, идет большая модернизация, в одном из цехов демонтируют оборудование, и я весело фотографирую индустриальные пейзажи, которые выглядят как кадры из фильма “Бегущий по лезвию”. Настоящий киберпанк! На заводе с названием “Надежда”, где металл очищают при высоких температурах, я пилю селфи в новой спецодежде (уже третьей за поездку). Здесь при выплавке выделяется диоксид серы, так что и респираторы выдаются куда более мощные. Я пою песню охотников за привидениями, снимаю таймлпас-видео, как огромный ковш разливает расплавленный никель по формам, и тут впервые с момента прилета меня настигает тот самый серный запах. Даже с респиратором начинаешь кашлять, режет глаза. Меня заботливо выводят из цеха.
В самом городе запаха почти нет — я почувствовала его только один раз и ненадолго. Местные говорят, что раньше было хуже, Норильск даже называли самым грязным городом мира. Как по мне, это скорее самый ослепительный город мира. Серьезно, тут так ярко, что когда выходишь из помещения на улицу, больно глазам. Я не взяла солнечные очки, как-то не пришло в голову, что они там могут понадобиться. Но повсюду белый снег, в четыре утра уже светло, а темнеет только в 10 вечера, и это еще не полярный день, когда солнце вообще не будет садиться. Правда, тогда и снег, конечно, сойдет — норильчане говорят, что это происходит очень быстро, буквально за неделю. Глядя на закопанные в сугробах детские площадки и автомобили, представить это трудно. Или на то, как мои друзья (да, у меня в Норильске нашлись друзья) используют окно в качестве морозилки. Сверху охлаждается вино, снизу — в самой толще снега — можно и мясо хранить. Такие сугробы на карнизах — по всему городу, они кажутся вековыми, будто уже стали частью архитектурных решений.
Северное расположение вообще серьезно отражается на облике Норильска. Чтобы представить: как и многие металлургические города, он вытянут вдоль главной улицы — это, конечно, проспект Ленина, который, если погода хорошая, можно целиком пройти минут за 40. Параллельно ему идут еще семь-восемь длинных улиц, и все их пересекают улицы поменьше. Еще есть “старый город”, и это, вопреки привычному, не мимишный центр, а суровый индастриал — трубы, электростанции и прочее. А теперь о том, что отличает Норильск: прежде всего это цвета. Все здания раскрашены! Желтые, голубые, красные — очень психоделично. Так здесь борются с так называемым цветовым голоданием, поскольку большую часть года все кругом белое. Еще этому “белому” пытаются противопоставить огромные номера домов — такие цифры хорошо видны, когда зимой наметает многометровые сугробы.
Как это бывает, нам удается увидеть своими глазами. В день, на который у нас намечена экскурсия по городу, поднимается метель — снегопад и дикий ветер. Снег валил всю ночь, так что приходится продираться через завалы по пояс, и следы исчезают меньше чем за минуту! Норильчане снисходительно улыбаются: “Это вы еще черную пургу не видели”. Черная пурга — это то же самое, только на улице не – 5, как сейчас, а – 40, и передвигаться приходится чуть ли не ползком, держась за фонарные столбы. Говорят, что черная пурга — это то, из-за чего люди уезжают из Норильска. Мне тоже в этот момент страшно хочется оказаться в весенней Москве. Я стою у мемориала репрессированным в Норильлаге, он называется “Голгофа”. Глаза залеплены снегом, ветер бьет в спину, дольше 10 минут выдержать это невозможно. Наверное, именно такая погода и должна быть, когда приходишь к этому мемориалу. Потому что всего через пару часов, когда я уже сижу в гостинице и отогреваюсь домашней настойкой, пурга заканчивается, выходит солнце и настроение сразу совсем другое.
Я в Норильске с британцами, учу их русскому слову pozyomka. Но к здешним ветрам скорее подходит более привычная им фраза улетающей в своем домике Элли: “Toto, I have a feeling we’re not in Kanzas anymore”. Чтобы город не заносило снегом, дома здесь зачастую стоят не в единую линию, а как бы углами — получаются своего рода волнорезы, которые рассекают снежные потоки. Этой же цели служат деревянные заборы, выстроенные вдоль дороги — “щит Потапова”, инженера, который отбывал срок здесь же, в Норильлаге. Еще из того, что сразу бросается в глаза, когда едешь в Норильск из аэропорта — коммуникации тянутся поверху. Мы в регионе вечной мерзлоты, и прокладывать их под землей довольно проблематично. Кстати, дома по той же причине почти все стоят на сваях, и вместо первых этажей подвалы — сваи вбиты по сути в лед, а отопление жилых помещений может разморозить его, и тогда поплывет вся конструкция.
Ответ на самый популярный вопрос — лето в Норильске есть. Короткое, всего 45 дней, но жаркое. Даже можно будет купаться в местном озере, но осторожно — вода прогревается только сверху, а ниже остается слой льда. Лето в сухом климате переносится тяжело, душно, так что местные жители больше любят весну. “Погода шикарная”, — говорят нам они, когда мы выходим из гостиницы в – 10. Друзья показывают мне дачу на “горнолыжке” — горе в часе езды от Норильска, где оборудован склон с подъемниками. А под ним — нагромождение домиков, если их можно так назвать. Тут кто во что горазд: гаражные коробки, какие-то цистерны, кто что смог привезти или построить. Но зато возможность отдыхать на природе. На обратном пути в город мы замечаем песца, он просто сидит у дороги — это явление частое. А как-то, говорят, неподалеку гулял медведь. Бурый, а не белый.
Еще несколько вопросов из традиционного блица: интернет в Норильске есть, машин мало, “Макдоналдс” обнаружить не удалось, зато были замечены “Макдолларс” и “Бургер Ринг”. Еда дороже обычного, особенно овощи — они все привозные, я видела в магазине помидоры из Узбекистана по 800 рублей за килограмм. Зато здесь потрясающие оленина и рыба. Слова, выученные за неделю в Норильске: юкола (вяленая оленина, очень мягкая и свежая, которая отлично идет под пиво), сугудай (что-то типа севиче из муксуна, сига или другой местной рыбы — невероятно вкусно), строганина (настроганная тонкими ломтиками мороженая рыба). Оленина — это, кстати, не аттракцион для туристов, ее действительно едят местные. В ресторане — бургер из оленины, в гостях — оленина, маринованная в брусничном соусе. Я даже с собой покупаю кусок вырезки — тут уже все привычные к такому, и в магазине при мясном комбинате сразу же продаются термопакеты. Вместе с копченой или вяленой рыбой — это самый популярный сувенир из Норильска.
Когда у тебя каждый день на ужин свежая нельма на гриле, или гигантская корюшка за 700 рублей, или тартар из оленины за 480, уезжать не хочется. Но вот когда при выборе вина официант напоминает: “Вчера вы пили “Пино Гриджо”, понимаешь: все, пора валить. Обратно, в город с жесткой водой и бесконечной винной картой.
НАШ ПАБЛИК В VK
