Этот текст потерял немного своего обаяния из-за Роскомнадзора, версия без цензуры и немного больше интересного — здесь
Импрессионисты познакомились в начале 1860-х, в мастерской своего тичера Шарля Глейра. Он был нормальный препод ( не такой уж и душный), но взгляды его были устаревшие.Он как-то подошел к Ренуару, посмотрел на его мольберт и сказал: "Чёт у меня такое чувство, молодой человек, что вы пишете не как профессионал, а только для забавы". На что Ренуар ответил: "Оу, так иначе б я и не писал!"
Так что когда юные импрессионисты увидали на Салоне Отверженных работы Эдуарда Мане, они тут же всей толпой кинули Глейра. Сказали, что уходят учиться у природы. И у Мане. Хотя последний с ними особо и не нянчился, с чего бы вдруг, но на Монмартре (это как Рубинштейна, только в Париже, а не в Питере) часто потягивал с ними пивко, чисто по-дружески.
Короче Моне, Ренуар, Сислей и Базиль познакомились в мастерской Глейра. Все кроме Базиля были нище**ами [нищими], так что жили они тоже вместе на хате у Бализя. Вскоре к ним присоединились Писсаро, Дега и Берта Моризо. Последняя, кстати, была единственной телочкой среди импрессионистов и (так как Вандерзина еще не придумали, все-таки 19 век на дворе), дабы закрепиться в истории, на всякий случай еще и вышла замуж за брата Мане, чтоб уж наверняка.
Собственно, так и сложилась шайка-лейка, которых мы и знаем как импрессионистов сейчас, 150 лет спустя. Интриг они в своем кругу не строили, они были как эти, которые "слушайте, пацаны, только поймите меня правильно, могут стрелять по мне, а зацепят вас" (ну вы поняли).
Так что сейчас будет пара историй о дружбе и взаимовыручке. Учитесь.
Импрессионисты и Дюран-Рюэль
Полю Дюран-Рюэлю принадлежит право называться первым во Франции, кто открыл талант импрессионистов. Ваще конечно, когда речь идет об импрессионизме, говорим "Франция" - подразумеваем "мир", потому как импрессионизм в XIX веке был, по большому счету, явлением только лишь французского искусства и широкого распространения за рубежом тогда еще не получил.
В истории живописи Дюран-Рюэль (сложно, давайте назовем его Дрю) известен в первую очередь как коллекционер и галерист. Он прожил не абы сколько, а 90 лет, 30 из которых потратил на пиар импрессионистов. Достойно.
Он верил в своих хоммис, не признаваемых ни критиками, ни прессой, ни обществом, шел на риск, делая ставку на новое искусство. Дружба с новаторами стоила ему больших неприятностей, если уж совсем начистоту. А было все примерно так:
Батя Дрю был прозорлив и разбирался в искусстве, он первым заметил и раскрутил художников-барбизонцев. Дрю уважал папаню и восхищался тем, что он сделал для искусства, так что, когда тот почил, оставив сыну в наследство галерею и талант продюссера, Дрю решил не отступать от принципов отца и посвятить себя поиску талантливых молодых художников.
Когда началась франко-прусская война, он по уму решил отсидеться в Лондоне. Но не только он был не дурак, Клод Моне и Камиль Писсаро тоже решили "Тикайте! А то подстрелят" и взяли билетик до Темзы и туманного лондонского неба. Так и познакомились.
Сразу после знакомства о***вший [ошарашенный] от счастья Дрю купил несколько работ у нищих художников и стал ежемесячно платить им пособие, чтоб было хоть на хлеб, и обязался покупать у них новые картины и создать на них коммерческий спрос. Импрессионисты не растерялись, мол, "че бы вдруг и нет, будто у нас есть варианты". Ну и правильно, все равно больше никто картины их не покупал.
Дрю начал пиар акцию очень хитро: на выставки уже раскрученных барбизонцев он вбрасывал по парочке работ импрессионистов. Идея была в том, что зритель должен был углядеть в работах Моне и Писсаро логическое развитие традиций Барбизонской школы.
У парня была уникальная для своего времени чуйка: он видел, что спрос на современное искусство начинает меняться после технической и политической революций во Франции, так как появился новый класс — буржуа. Хитрый дилер прогнозировал, что богатеющие промышленники не захотят покупать тяжелые для восприятия полотна с сюжетами-отсылками к античной и религиозной тематике, что им захочется видеть живопись, отражающую новый мир со всеми его технологическими дарами. Он даже подкинул импрессионистам идею делать полотна чуть меньшего размера, чтоб они могли поместиться в обычных парижских квартирах, например, в столовой над вазой пионов или в спальне молодоженов для антуражу.
Честно сказать, пока он нянчился со своими юными протеже он едва не стал банкротом. У него была галерея в Париже (забитая по самые гланды непродающимися полотнами импрессионистов) и такая же в Лондоне. Галерея в Лондоне всё-таки закрылась в 1875 году, но парижская выжила.
Благодаря его вере во второй ренессанс в живописи, который импрессионисты все-таки сотворили (не без его твёрдо подставленного плеча), и его альтруистической поддержке, мы имеем все то современное искусство, которое есть сейчас. Хотя конечно по мнению лучших критиков современности, нынешнее искусство особо и не нужно, потому что "мой четвероюродный внучатый племянник также нарисует". Я считаю, едва ли.
Он добился известности импрессионистов, даже стал устраивать им выставки не только в Париже, но также и в Европе и Америке. Дрю сформировал современную систему коммерческих отношений художника и арт-диллера, в которую входят защита своих протеже, установка и поддержание цен на рынке, организация персональных выставок, рекламные кампании, поиск новых заказчиков и покупателей.
Я б ему сто пятюнь отвесила.
Мане и Моне
Чуваки были не просто омофонами, но и друганами.
В 1860-х Мане был уже известен своими оппозиционными взглядами на искусство и вечной борьбой с академической у***ностью [ущербностью]. В 1865 году он хотел выставить "Поругание Христа" и "Олимпию". Академия на говно изошла прежде чем допустить Мане на Салон, ссылаясь на то, что это не картины, а "гнусные выверты". Но общество уже начало требовать от них, чтобы они чутка поубавили спесь и хоть слегка сняли нравственные ограничители (но только слегка, потому что, как говорил классик: "нравственные ограничители нужны человеку всегда. Они как огнетушители, а это, б**, не ерунда")
Позже критик "Le Grand Journal" писал о полотне:
"... самка гориллы, сделанная из каучука и изображенная совершенно голой, на кровати. Её руку как будто сводит непристойная судорога... Серьезно говоря, молодым женщинам в ожидании ребенка, а также девушкам, я бы советовал избегать подобных впечатлений"
И в атмосфере такого вот отношения к своим работам Мане заходит в 1865 году в Салон в зал "М" (а художники были расположены на выставке именно в алфавитном порядке), и его тут же окружает толпа, восхищенная его пейзажами. Мане такой "эм? какие еще нахер пейзажи, вы о чем вообще? где моя самка гориллы?".
Немного поозиравшись по сторонам Мане видит, что некий хитрожопый художник, желая выехать на его авторитете и славе, подписался фамилией Моне (ты серьезно, шельмец? еще и с ошибкой?). Хитреца он не нашел, зато увидел, что его "Олимпия" настолько не понравилась публике, что администрация Салона приставила к ней охрану.
Бедняга тяжело вздохнул и уехал в Испанию лечить нервы Сангрией (не смею его судить). Вернувшись, он все-таки познакомился с Моне, они перетерли за это печальное недоразумение, и так началась их крепкая дружба, которая продлилась до самой смерти Мане (до 30 апреля 1883 года).
Когда Мане скончался, Моне решил, что раз уж его братюня при жизни не получил должного уважения, то теперь дело его жизни — поместить "Олимпию" в Лувр. Он начал одолевать чинуш и бюрократов, на что получал нескончаемые отказы. Кэмпфен, будучи директором департамента изящных искусств, заявил, что пока он занимает эту должность, не бывать Мане в Лувре. Меня лично после этого высказывания утешает только тот факт, что ну и ладно, подавись, кто сейчас помнит тебя и кто помнит Мане.
Моне был, что называется, BFF (Best friends forever) и не сдался так просто. Он разработал план: если он купит "Олимпию" у вдовы Мане и подарит ее государству, то ее поместят в государственный музей (инфа сотка), но не факт, что этим музеем будет Лувр (идёшь на риск, чувак, идёшь на риск).
Как все мы помним, Моне не то чтобы был богат, а если уж начистоту, то откровенно беден. При жизни Мане постоянно одалживал ему денег, а когда узнал, что жена Моне больна, списал ему все долги (утираю слезы умиления, без шуток).
Так вот, Моне решил выкупить "Олимпию", но на какие шиши. Чтобы собрать денег он кидает заявку на кикстартер того времени, то есть открывает общественную подписку для сбора 20 тысяч франков на покупку картины, то есть любой парижанин мог прислать ему любую сумму (есть информация, что даже милашка Тулуз-Лотрек прислал ему 100 франков).
В 1890 году Моне собирает деньги и вступает в переговоры с парижской администрацией, подаренную Парижу картину помещают в Люксембургский музей. К 1907 году Моне таки добивается того, чтоб картину перевели в Лувр. Not all heroes wear capes.
В 1986 году полотна всех импрессионистов (и "Олимпию" в том числе) передали в музей д'Орсе, где они и выставляются по сей день, но кому какое дело, ведь во имя своего друга Моне через кровь, пот и слёзы пробил для Мане местечко в Лувре аж на 79 лет.
Еврейский вопрос
В 1886 году у импрессионизма благодаря усилиям Дюран-Рюэля стала появляться узнаваемость, так что по большому счету им больше не надо было идти стенкой на Салон, заказчики были уже и так. К тому же стали появляться творческие разногласия, так что туса разбредалась кто-куда, от былой сплоченности остался только пук.
Масла в огонь подлил конфликт по "делу Дрейфуса". Альфред Дрейфус был капитаном французской армии еврейского происхождения. Его ложно обвинили в измене и сослали в тюрьму. Позже оказалось, что французские вояки его подставили, так как они были те еще антисемиты.
Дега, Ренуар и Сезанн разделили позицию военных касательно евреев, кто бы мог подумать. Ой вей!
Камиль Писсаро был евреем и такой "че за дела, я думал, мы бригада?!", Моне и Золя впряглись за евреев. Золя даже опубликовал в газете открытое письмо с обвинением властей в клевете на Дрейфуса. Правда за это ему навешали люлей и чуть не посадили, но он тоже был не пальцем деланый и успел сбежать от уголовки в Англию.
Эх, печаль расставания, а так все хорошо начиналось.
Подписывайтесь на телеграм-канал «Авиньонская девица»