Родители делают тебя такими, как ты есть. Сажая себе на шею или отправляя в дальнее плавание. Расскажу о своем папе. И для этого есть повод — в конце этих нескольких баек узнаете какой замечательный это повод!
Встреча
Я с детства была «папиной дочкой». Так говорили все вокруг, и я им верю — со стороны видней.
В раннем детстве я чувствовала тепло и силу его рук. А потом я уехала к бабушке — далеко-далеко, из жаркой Алма-Аты в суровый забайкальский Улан-Уде. Как это получилось и как мне там жилось, расскажу в другой раз. Но вот мы с бабушкой решили вернуться.
Сюрпризы всегда, сколько себя помню, были одной из замечательных явлений в нашей семье. Вот и тут, возвращаясь домой после полутора годового отсутствия, мы не предупредили никого о приезде. Решили сделать сюрприз. Но сделали его себе. Дома никого не было.
Жара стояла страшная. Мы с бабушкой оставили багаж у кого-то из соседей, а сами отправились прогуляться. Дошли до магазина, попили сока. Вернувшись, бабушка оставила меня посидеть в беседке напротив нашего подъезда, а сама отправилась наверх — посмотреть, вернулись ли мои родители.
И вот сижу я на лавочке в беседке, и вдруг понимаю, что мне нужно встать. Встать и идти к подъезду.
Я поднялась, сделала несколько шагов… Из подъезда выскакивает какой-то неизвестный мужик в одних трусах и мчится ко мне. А я, не успев подумать, тоже кидаюсь к нему. Через секунду я уже у него в охапке. Он обнимает меня и сажает себе на плечо. Я визжу от восторга, тереблю его волосы и прижимаюсь к его голове.
А он идет к подъезду, входит внутрь, идет по лестнице на четвертый этаж… Я качаюсь у него на плече и мне совсем не страшно. Он надежный, он добрый! Это мой папа! Так мы и вошли в квартиру.
Эта совершенно нереальная сцена до сих пор остается одной из самых ярких, удивительных и радостных эмоциональных вспышек моего детства.
Коварные французы
Когда мы были маленькими, да и позже, класса до пятого, папа часто, практически каждый вечер, приходил к нам в комнату и читал нам книжки, чтобы мы поскорей заснули. Книжки были разными и все очень интересными. До сих пору помню, как папа заканчивает очередную главу, делает паузу, переворачивает страницу и тихим, заговорщицким тоном произносит название следующей главы, добавляя: «будет завтра».
Одна забавная история связана с этим чтением. Папа с выражением, как настоящий артист, читал нам «Трех мушкетеров». Как выяснилось позже, мой мозг, уже знающий грамоту, переводил слова произносимые в слова письменные. Года три-четыре спустя после того, как папа закончил читать эту великолепную книгу Александра Дюма, я решила прочитать ее самостоятельно.
И, о ужас! Взгляд отчаянно спотыкался на тексте. Мозг не мог поверить, что имя главного героя пишется как д‘Артаньян, а вовсе не как Дартаньян. Это было кошмарно. Это выходило за пределы моего понимания. Где, куда делся мой любимый Дартаньян? Взгляд искал и не находил заглавную «Д». Вместо нее все время выползала заглавная «А».
Папа сказал, что так вот и пишутся дворянские французские фамилии. И не то чтобы я этого не знала. Но смириться не смогла. По крайней мере в тот раз. В той книге. С тем героем.
Я вымучила глав пять, а потом бросила это нелепое занятие. Для меня это было нетипичным, поскольку привычка брать книгу и читать ее от корки до корки, включая предисловия, послесловия и примечания, никогда не заглядывая в конец, как бы ни хотелось этого сделать, была воспитана тем самый папиным чтением вслух. Он читал подряд, ничего не пропуская и не перескакивая. И я уже понимала, насколько увлекательнее читать подряд, а не заглядывать в конец. Но и бросать книгу на середине казалось немыслимым. То есть взять и оставить любимую, казалось бы, книгу недочитанной (!) для меня было совершенно странным, непривычным и вопиющим событием.
Но-таки я ее бросила. И вернулась к чтению (с самого начала!) лишь год-полтора спустя, когда мозг, наконец, смирился с диким написанием фамилии любимого героя. Замечу, что потом я еще не раз перечитывала ее и до сих пор нахожу великолепной. Да и с «д‘Артаньяном» я, в конце концов смирилась.
На трибуне
Вместе с папой мы ходили на футбол. Говорят, в первый раз я попала на стадион когда мне было три года. Но я этого не помню. Регулярно ходить туда мы стали когда мне было уже семь — к тому времени и мой младший брат уже подрос, так что мы ходили втроем.
Поначалу это были для нас просто классные походы, веселая толпа и отдых на трибуне между походом туда и возвращением домой. На трибуне, впрочем, тоже было здорово.
Папа всегда брал с собой пачку газет. Две газеты он раскладывал на лавке (это сейчас на стадионах стоят кресла для каждого отдельно, а тогда были лавочки из деревянных брусьев) и мы на них сидели. А из остальных газет он вначале мастерил нам шапки с козырьком, чтобы солнце не слепило глаза (честно говоря, даже не припомню, были ли тогда уже кепки с большими козырьками, в которых мы сейчас ходим на стадион, скорее всего, еще нет). Если газеты оставались, то из них он делал самолетики. Разные! И даже с хвостом! Их мы кидали вперед, и они летали над зрителями, отвлекая, развлекая и радуя (надеюсь).
В конце концов мы и сами научились делать из газет шапки и самолетики. А потом обнаружили, что помимо них на стадионе есть и другие развлечения. Например, футболисты, которым разрешали бегать по полю — в отличие от нас.
Первое футбольное действо, которое я стала безошибочно опознавать, были угловые. Я их очень любила, потому что это было красиво и даже немного понятно. Со временем я узнала и другие правила. И даже запомнила, что в разных таймах нашей команде надо забивать в разные ворота.
Долго ли, коротко, но, в конце концов я полюбила и футбол, и ту совершенно непередаваемую атмосферу, которая существовала на трибунах. Причем, не только футбольных — мы ходили с папой на матчи самых разных видов спорта.
Больше всего меня ужаснул мотобол — к счастью там мы были всего пару раз. Восхитило (и до сих пор восхищает) регби — вот это действительно упоительная игра!
Еще мы несколько раз ходили на маленький открытый стадион смотреть матчи по хоккею с мячом. Это было нечто особенное — дикий мороз, часто ниже минус двадцати, немного сбивающихся в кучки (не так холодно) людей. Никто из болельщиков не сидел, все стояли. Что происходит на льду, разглядеть удавалось лишь урывками. В общем, особого впечатления это действо на меня не произвело.
Гораздо позже в городе появилась хоккейная (с шайбой) команда и мы стали ходить во дворец спорта. Там было тепло и уютно. И вскоре я уже полюбила и этот вид спорта. А вот на водное поло я ходила уже в старших классах одна — матчи были в такое неудобное время, когда папа был на работе, а брат на своих тренировках.
В общем, болельщик из меня получился увлеченный. И до сих пор я хожу на стадион и во дворцы спорта — на футбол и баскетбол у меня много лет даже есть абонементы. Да, теперь я живу в другом городе, в другой стране, но по-прежнему хожу на матчи с радостью. И каждый раз вспоминаю и благодарю в душе папу, который ввел меня в этот дивный мир спортивного боления. Что бы я без тебя делала? Да, сама отвечу: у меня бы попросту не было этого огромного куска радости.
Музыка
Папа — страстный поклонник классической музыки. И нас всех он этой любовью заразил. В детстве мы всей семьей ходили на концерты — орган, скрипка, оркестр…
Чаще всего — на вечера органной музыки. Поначалу это была скука полнейшая. Я сидела в зале, где ничего не происходило. Ну сидит себе человек за органом и отчаянно колотит руками по клавишам. Ну, разве что еще ногами дергает, пытаясь достать то до одной педали, то до другой. Согласитесь, не слишком обильное для глаз развлечение. А потому я на протяжении полутора-двух часов старательно подсчитывала органные трубы. Каждый раз результат получался другим и в этом была хоть какая-то интрига.
Не знаю, сколько это все безобразие продолжалось, но в какой-то момент в голове что-то сдвинулось. Музыка стала живой. Она накатывалась, будоражила, успокаивала, тревожила, возносила в поднебесье и обрушивала на дно морское. Это было упоительно.
Впрочем, я так и не научилась различать хорошую музыку от плохой. Ну нет у меня слуха. Я просто делю ее на ту, что завораживает меня, что-то сообщает, делится, советует или советуется, и ту, что ничего в душе не трогает. И называю их «хорошая» и «плохая» музыка.
Став взрослой, я особенно полюбила скрипичные концерты. Да и к органной музыке тоже отношусь с трепетом. А вот оркестровую не слишком приветствую — слишком часто мне попадались «не мои» концерты.
И когда жизнь кувыркала и пыталась выбить меня из колеи, когда дел наваливалось столько, что невообразимо их все переделать, я внезапно брала паузу. Покупала билет на концерт и отключалась от этого сумасшедшего мира на два часа. А потом выходила, вдыхала свежий ночной воздух, и понимала, что нервы успокоились, дела сами собой расселись в моей голове по своим местам, и что вообще не стоит метаться и суетиться, все хорошо!
Ох, папа, как же я благодарна тебе бываю каждый раз после вот этих музыкальных релаксаций за то, что когда-то настойчиво таскал меня, неразумную, в концертные залы пересчитывать органные трубы!
И что еще?
Про папу я могу рассказывать бесконечно долго. Но как-нибудь в другой раз. А пока, думаю, что даже по этим коротеньким отрывкам ясно, что мой папа — оооочень разносторонняя личность. Ой, мама, конечно, тоже! Но сегодня я пишу только про папу. Почему?
Потому что у него сегодня день рождения! Юбилей! Ему исполнилось 85 лет!
Он полон оптимизма, у него всегда куча новых идей, он всегда рад поделиться радостью новых книжных находок — новых авторов и новых текстов. И еще он сам пишет книжки! Как-нибудь я обязательно вам про них расскажу. А пока...
Ааааааааа! Папочка! Я поздравляю тебя! Желаю тебе здоровья, бодрости и радости!
И пусть в такой замечательный день мы увидимся только по скайпу, то все равно, мы-то с тобой знаем, что какие бы расстояния нас не разделяли, мы всегда будем рядом, вместе! Что нам расстояния!
