Декабрь 1944-го застал 284-й гвардейский стрелковый полк на Сандомирском плацдарме. Перед нами мощный оборонительный район, состоящий из нескольких линий траншей, множества дотов и дзотов, проволочных заграждений в четыре кола, противотанковых и противопехотных минных полей. Иначе говоря, добраться до живого фашиста было почти невозможно. А мы в новогоднюю ночь получили приказ во что бы то ни стало взять «языка». Командира разведвзвода накануне ранило, поэтому возглавить группу разведчиков поручили мне.
И вот в последний вечер 1944 года группа разведчиков: А. Малеванный, В. Живора, И. Лукин, М. Сухин, С. Стебловский, два сапера и связист — незаметно прошла через проходы в нашем минном поле и подползла к немецкому. Среди неубранных кочанов капусты, прикрытых мокрым снегом, немцы установили противопехотные мины, похожие на капустный кочан. К каждой мине подведены проволочки. Если хоть одну задеть, срабатывает взрыватель — мина подпрыгивает, и тысячи осколков поражают все живое.
Мы лежим, положив руку на сапог переднего. Мокрый снег валит сверху. Прошло два часа, а мы только подобрались к проволочной спирали. Промокли до нитки. Вообще-то погода наша, разведвзводовская. В двух десятках метров от нас слышны голоса — разговаривают немецкие пулеметчики. Мы хорошо видим их каски, мокрые плащи, поблескивающие стекла очков. Ножницы, которыми наши саперы режут проволоку, оглушительно щелкают. Если услышат немцы — всем нам конец: в минном проходе положат из пулемета. Тогда мы связались с артиллеристами и попросили открыть огонь. Во время выстрела и разрыва снаряда саперы быстро работали ножницами, и звуки щелчков заглушались. Вскоре и немцы начали отвечать из своих пушек. Завязавшаяся артиллерийская дуэль помогла нам еще больше.
Через час была прорезана дыра в проволочной спирали, и я первым пролез в нее. За мной — остальные. С немецкой пунктуальностью в ожидаемое время послышалось хлюпанье сапог: в траншее шли пятеро солдат, а поверху — офицер. Когда он поравнялся с нами, я скомандовал: «Хенде хох!» Немец оторопел от неожиданности. А когда рванул автомат, Сережа Стебловский полоснул его очередью по ногам. Остальных забросали гранатами.
Фашист оказался тяжеленным, килограммов на сто двадцать весом, так что тащить его было не легко. В проходе, вырезанном саперами, осталось много обрезков колючей проволоки; волочить по ним немца нельзя — пораним. Пришлось мне лечь на спину и накрыть своим телом колючки. Через меня легко проскользнула туша в мокром плаще. Потом так же бережно проволокли «языка» по проходу в минном поле, а после несли на руках.
Наша артиллерия тем временем вела отсечный огонь. Я же остался в западне — и снизу и сверху колючая проволока крепко впилась в одежду. Пришлось действовать по-змеиному, то есть вылезти из «кожи»: я выбрался из телогрейки и маскхалата, оставил шапку; таким образом вырвался из западни и присоединился к поджидавшей меня группе прикрытия. На ротный командный пункт тут же прибыл с врачом и переводчиком командир дивизии генерал-майор А. И. Олейников. Пленному была оказана медицинская помощь, а затем его доставили на КП дивизии. «Язык» оказался очень ценным. Был у нас и еще один трофей — винтовка-автомат нового образца, впервые появившаяся в немецких частях. Это тоже очень заинтересовало командование.
А 12 января 1945 года мы начали наступление и через неделю ворвались в Германию. В первом же населенном пункте, где я смог отчиститься и отмыться, зашел к фотографу.
Так что этому снимку сорок лет!
После войны я окончил фармацевтический институт. Жена, дочь и зять тоже провизоры. Новый год мы всегда встречаем вместе. В доме уютно и тепло, а я вспоминаю новогоднюю ночь сорок пятого, ночь, которая могла стать последней в моей жизни.
В. КУДЕЛИЧ
Полтава, январь 1985 г.