Началось все с того, что ребенка я захотела очень, но только после того, как мне сказали, что его мне пока рано. Вот через год, когда пропью ОК и мой организм восстановится после полосной операции по удалению дермоидной кисты яичника громадных размеров, тогда да. А пока нет. Я обиделась на всех и стала ждать. Ну и вот наконец-то можно, ура-ура, накупила тестов на беременность, парочку даже сделала где-то в середине цикла (я считала, что прямщас вот сразу мне нарисуется две полосочки, хотя о том, с чего это вдруг они нарисуются прямо в овуляцию, меня не интересовало). И... в общем, когда очередной раз я топала с тестом в туалет, пришли месячные.
Со второго цикла я решила подойти к вопросу продолжения рода более конструктивно. Я мерила базальную температуру, стояла березкой, выносила мужу мозг на тему "Нам всем надо лечиться, почему ничего не получается?", а когда в очередное мое топанье в туалет с тестом опять пришли месячные, я совсем поникла.
В третий цикл я решила, что мне необходимы тесты на овуляцию. Приятная вещь, впрочем я как-то не рассчитывала на них, тем более что я болела примерно в овуляцию с температурой 40, а после этого еще и накатила алкоголя, короче вела себя, как неправильная планирующая. Поэтому две полоски, сделанные по привычке до задержки, меня мягко говоря озадачили. Я долго высматривала слабую вторую полосочку, плюхнулась на стул и тихонечко попивая кофе, немножко офигевала. Мужу решила пока не рассказывать, вот убедюсь, что беременна, тогда скажу. И я действительно ему ничего не рассказывала. Часа четыре, три из которых его не было дома, а полчаса он еще спал.
А потом начались мои девять месяцев. Сначала я все время переживала за ребенка и поэтому продолжала мерить базальную температуру. Обсасывать градусник каждое утро было невкусно, но меня это успокаивало. Мерила бы я ее наверно и сейчас, но муж на очередную мою просьбу помыть градусник, разбил его. Тогда я решила, что, видимо, хватит, тем более, что первый триместр заканчивается.
Вообще про всю беременность можно рассказать довольно немного.
Первый триместр запомнился мне слабо. Я спала, и меня тошнило чуть больше чем постоянно. Просыпалась ночью, понимала что меня тошнит и снова засыпала. А если вдруг мне казалось что токсикоза нет, и он прошел, я представляла себе рыбу горбушу. Представляла - меня мутило. А нет, токс остался, все в порядке. Ну и на работе всех строила и орала чуть что, как припадочная.
Второй триместр мне нравился больше. Ребенок шевелился, а я была бодра и весела. И видно уже, что я беременна, а не просто объелась пирожков.
В третьем триместре я узнала, что такое межреберная невралгия, невозможность спать на любом из боков, невозможность долго ходить, и заниматься спортом, бегать в туалет каждые две минуты, а мои акробатические этюды сводились к тому, что я могла сама повернуться с одного бока на другой. Я все чаще начинала ныть, что мне тяжело и больно, и плохо, и просила мужа родить за меня.
Новый год я отмечать не планировала, я думала, что к этому моменту буду уже свежеродившей дамой, но моя девочка решила, что она во-первых, не стрелец, а во-вторых, не змея. Я честно поддержала ее выбор года и месяца рождения (ну хочет, значит пусть будет так), но каждый день было все труднее существовать.
Перед пдр 2 января я пошла к доктору, у которого планировала рожать. Он сказал три слова, которые меня крайне расстроили: длинная и плотная. Но потом добавил: вот тебе таблетка, завтра утром под язык и 4-го посмотрим, какие изменения. Если начнешь рожать, звони. От огорчения в тот день я объелась конфет и печенек с кефиром.
Утром я сунула под язык это чудо таблетку и легла спать дальше. И ничего не происходило. А потом начались треники и начало тянуть живот. Ну фиг знает, чего он там болит, тем более, что я грешила на кишечник из-за вчерашних печенек и конфет.
Но часам к двум треники меня так достали, что я включила схваткосчиталку. Оказалось, что схватывало по 30 секунд через каждые 1.5-2 минуты. Удивившись такому раскладу, я стала собирать сумки, помыла голову, побрилась и довольная ждала мужа, чтобы он отвез меня в больницу. Я даже порадовалась, потому что схватки оказывается это не так уж и больно. Видимо, у меня высокий болевой порог, да да да!
С двумя огромными баулами мы зарулили в перинатальный центр, я подлетела, улыбаясь, к дежурной акушерке со словами "Здрассти, мне кажется, я рожаю".
-С чего ты взяла? - почему-то неласково поинтересовалась она. Я рожаю, а она не рада. Странная женщина.
-У меня схватки, - заявила я. И добавила,- Кажется.
- Надо будет подождать, у меня две женщины поступают в роды.
-Ну подожду, ок.
-Вещи свои бери...это и что все твои вещи? - спросила она, глядя на мой пакетик. -Нет, - говорю, - но а если я не рожаю, и вы меня домой отправите, чего я с ним бегать то буду?
- Все вещи бери, - скомандовала она, и я потащила за собой два огромных пакета.
Пока ждала своей очереди, рожать мне перехотелось совсем. Не в смысле вообще, а вот прямщас я поняла, что рожать не готова. Я с планшетиком не наигралась, я есть хочу, и мне так одиноко стало и так хотелось к мужу, что я чуть не заревела, потому что более одинокого человека во всем мире на тот момент не существовало, как мне казалось.
Пришел дежурный доктор, то есть пришла. Женщина. очень милая, поковырялась во мне и сказала, что я не рожаю. Один палец всего проходит, а у меня это все треники. Рекомендовала папаверин, ношпу, гулять и заниматься сексом. Хотела в патологию уложить, я не далась, у меня сразу все перестало болеть и я с сумками вылетела из перинатального центра с радостным «Фух!» к удивленному и обеспокоенному мужу.
Вечером все подуспокоилось, папаверин и ношпа сделали свое дело, и я довольная легла спать, зная что завтра мне на осмотр к своему доктору, и я ему все расскажу, и про треники, и про патологию.
В общем, я не угадала.
В два часа ночи я проснулась от того, что у меня болит живот и спина. Не тянет, а именно болит. Я прижалась к мужу и стала греть об его спину, обычно помогало. В этот раз нет. Встала и пошла посидеть в интернете, решила что смена положения поможет. Не помогло, а схваткосчиталка красным шрифтом отправляла меня топать в роддом, обозначив схватки длиной 45 секунд через 3-4 минуты. Вчерашние были ничто по сравнению с этими.
Сумки были не разобраны со вчерашнего дня, накануне перед сном я вытащила только зубную щетку, пасту и расческу. В итоге они были благополучно забыты дома. Но это у меня уже не первый раз, когда, собираясь в больницу, я беру косметику и забываю зубную щетку. И вот в четыре часа утра я, муж и сумки снова отправились в перинатальный центр.
Та же милая дежурная акушерка открыла мне дверь, только на этот раз она была еще менее приветлива и мое "Еще раз здрассти, я у вас днем была, у меня были схватки, но это не они, а теперь очень-очень больно" не вызвало у нее никакой радости. Дежурный доктор сонная, но та же милая женщина со словами "Знакомые все лица" поковырялась во мне и сказала "Раньше было раскрытие один палец, сейчас уже два, но в родовое тебя рано, иди в патологию, хватит уже кататься.» Я спросила, можно ли мне укол какой-нибудь обезболивающий, она сказала, что можно. Для меня это было главное, и я охотно закивала, и отправилась за сумками. Поцеловала мужа наспех, потому что там, в этой, такой все время не желанной мной, патологии меня ждал укольчик, от которого мои уже почти трехчасовые мучения закончатся, и я наконец-то снова буду спать. По дороге я позвонила своему доктору, он сказал, что утром придет и посмотрит меня, он вообще 4-го дежурил, как оказалось.
Оформили, во мне снова поковырялся доктор (уже другой доктор, но тоже милая женщина), и сказала что шейка становится мягкой и вообще ей кажется, что сегодня я рожу. И тут я поняла, что беременной из патологии точно не уйду.
Ну а укольчик? Мне сделали баралгин, который не помог, потом еще дротаверин, который тоже не помог, таким образом, к больнючим схваткам прибавился еще и больно исколотый зад.
К девяти утра пришел мой доктор, я уже научилась спать между схватками минуты по три-четыре и продыхивала сами схватки, стараясь не разбудить соседку по палате. Он меня посмотрел и сказал что забирает с собой в родильное отделение рожать.
Клизма все таки штука не страшная, но неприятная.
В родзале мне выдали ночнушку с маками и огромными дырами, и я восхитилась шириной дыр так громко, что мне дали другую с какими-то фиолетовыми цветами и уже не дырявую.
Прокол пузыря тоже оказался вещью не болезненной, воды теплые и прозрачные, а я сразу стала смотреть, на сколько уменьшился мой живот (почему-то не сильно), а малышка стала очень активно вертеться, ей без воды не нравилось.
Дальше эпидурал. Пришлось продыхивать пару схваток за то время, пока его ставили, в позе колеса. Зато потом... потом я уснула, наконец-то на целый час. Приходили врачи, снова копались во мне (я так вообще посчитала, что за эту ночь во мне копалось 4 врача и не по одному разу), а я спала и видела мир с нелепыми снам, теплыми от эпидурала ногами и без боли.
Но так было всего час.
Через час обезболивание стало проходить, притом как-то так резко, что каждая следующая схватка была в разы больнее предыдущей. А потом начало тужить. А эпидурал мне не добавляют, потому что на потугах его нельзя.
-Тужься! - говорит мне доктор. - Ноги к груди и тужься! Хорошо, но головка высоковато.
Тогда он сказал мне ходить, а на потугах, садиться на корточки, хвататься руками за кушетку и тужиться в пол. Это чтобы головка опускалась лучше (хотя мне больше нравилось бегать по родзалу и на потуге запрыгивать на кровать и на четвереньках ломать стену лбом). Ну и вот минут десять-пятнадцать я этим и занималась. А потуги были какие-то совсем бесконечные, а времени между ними так мало. И хотелось плакать и жалеть себя. И пропустить потугу и не стараться. Но я вспоминала, что моей девочке сейчас тоже тяжело, может быть тяжелее, чем мне. И я очень старалась.
После этого доктор скомандовал топать на кресло, колени прижимать к груди, голову тоже. И сразу тужиться на полном вдохе. И не орать, а то я начала было.
Эпизио. Было больно. Правда. Я не помню, на сколько, моя память меня жалеет, но я помню, как визжала, что "больнобольнобольно", а резали казалось, очень медленно. Потом я ему сказала, что думала, что эпизио не чувствуется на фоне остальной боли. Он ответил, что если бы не эпидурал, то после всех схваток, я бы чувствовала эпизио совсем по-другому и воспринимала бы эту боль легче.
В самом конце, перед появлением головки, я думала, что если еще немножко сильнее потужусь, то порвусь на британский флаг, «Впрочем, - решила я,- все равно уже порезали. Пофиг.»
Я смогла. 4 января, девочка, ростом 54 см и весом 4250 гр. Все потом говорили, что мне есть чем гордиться. Я не поняла, но вроде как горжусь. Наверное.
Первое что спросила - почему она не кричит?
«Сейчас закричит,» - сказал доктор, и моя зайка запищала, завозмущалась.
Как оказалось, было однократное тугое обвитие вокруг шеи, а последние воды были зелеными, потому что, пока малышка шла по родовым путям, пуповина стала затягиваться и ... в общем вот. Но наглотаться она их не успела.
Ее забрали, проверяли, смотрели и мне долго не давали. А я смотрела в ее сторону и думала, что наконец-то все и когда же уже мне ее дадут, и откуда тут взялось шесть человек, и дайте мне ее подержать уже! А они все осматривали ее и осматривали. А когда дали, то сразу забрали и унесли. Обвитие, тяжело дышит, крупный ребенок, зеленые воды, знаете ли.
А меня зашивали под добавочной эпидуралкой, но было больно, поэтому еще и накололи новокаином. А потом все ушли и стало так тихо. Я хотела сразу встать и идти к ней, но не разрешили.
И я лежала там часов пять наверно, потому что послеродовая палата все не освобождалась, звонила всем, смотрела на сдувшийся живот и хотелось реветь, потому что малышку забрали и неизвестно, когда отдадут.
А потом разрешили встать, и я сразу пошла к ней, пытаясь вновь обрести потерянный центр тяжести. Она там такая маленькая и моя, а я стоять на ногах могу с трудом, потому что последний раз ела за день до этого часов в шесть.
Она похожа на мужа, а на меня только тем, что девочка))
Ее принесли мне только через день. Отдали и я в полном шоке с трясущимися руками спросила, что мне с ней делать? «Воспитывать и растить», - ответили.
«А покормить ее можно?» «Нужно». А это все-таки непередаваемо приятное ощущение, оказывается.
Мы теперь привыкаем друг к другу. Мне очень тяжело, это какая-то совершенно новая работа, которую я не знаю и не умею, а когда она плачет от колик, хочется плакать вместе с ней, потому что ей больно, а я ничего не могу поделать. И полночи не сплю, ношу ее, грею животик. Я уже устала безумно.
Но я люблю ее бесконечно.