Начну этот текст, пожалуй, с цитаты, натолкнувшей на его написание:
«А с ребенком нужно как со взрослым, как с равным. Но делать его жизнь лучше. Прислушаться к тому, чего он хочет, но не идти на поводу по всякому поводу».
Хорошо сказано. Я даже и поддержала. Абсолютно искренне. Поддержала, а потом задумалась. Причём, задумалась и над первой частью высказывания, и над второй. И о том, чтобы, как со взрослым, и о том, идти ли на поводу. С чего бы начать? Пускай будет по порядку.
По-взрослому
Лет десять назад, когда моей старшей дочери было года три, я была убеждённой сторонницей такого вот подхода. Разговаривать, как со взрослым. Требовать, как со взрослого. Отвечать, как взрослому. Дети – те же взрослые. Разве нет? Нет. И до этого «нет» я дошла не сразу. И я не могу сказать, что на все сто уверена в этом «нет». Но могу однозначно заявить, что с пониманием этого «нет» живётся проще и с детьми становится легче.
Ребёнок – не взрослый. Да, он тоже человек, но он не взрослый и он не равный. И он никогда не будет равным по отношению к своему родителю. Начнём, хотя бы, с того, что без взрослого рядом до определённого возраста маленький человек просто нежизнеспособен. Совсем. Да, его может спасти другой взрослый, отчасти заменив родителя. Но вот совсем без взрослого ему никак не обойтись. Это уже отсутствие равенства. Дальше можно даже не продолжать. Ребёнок – это ребёнок. С ним нельзя по-взрослому. Он не такой.
Другое дело, что взрослый не должен уподобляться ребёнку. Он должен оставаться взрослым. И когда кто-то говорит о том, что не нужно сюсюкать с трёхлеткой, я понимаю это не как «по-взрослому». Я вижу это иначе. Это значит «не становиться самому в позицию ребёнка. Ведь если приглядеться, то проблема чаще всего именно в этом. Родитель пытается общаться не с места родителя, а спускается до уровня ребёнка. Поистерить из-за того, что чадо не исполняет сиюминутно твою родительскую прихоть. Попробовать решить проблему, применяя физическую силу. Вести себя непоследовательно. Это ли не поведение трёхлетки в период кризиса?
Родитель должен стараться быть для ребёнка взрослым, а не опускаться до уровня трёхлетки, семилетки или подростка.
Но и лишать отпрысков возможности быть детьми тоже нельзя. Всему своё время. Ни из одного семечка не вырастет сразу подсолнух. Одуванчик сначала должен побыть жёлтым, а уж потом стать похожим на пушистое облачко. Ребёнок должен побыть ребёнком. Это не значит, что ненаглядная деточка должна вести себя подобно младенчику лет до двадцати. Но как-то должно быть постепенно.
Есть много вещей, которые ребёнок не может понять так, как понимает взрослый. Даже подросток ещё не может быть равным. И не только в силу того, что зависит от тебя, в том числе и финансово. Я вот вспоминаю, как я читала некоторые книги. В двенадцать, семнадцать, двадцать пять лет и сейчас, в свои почти тридцать три, я видела разное в одном и том же наборе строчек на странице. И дело, пожалуй, не только в жизненном опыте. Герои, казавшиеся героями, могли потом казаться жертвами, а после и вовсе видеться глупцами. И это лиши одно из наблюдений о том, насколько по-разному мыслишь в разном возрасте. Так можно ли тогда с ребёнком говорить на равных, если я себе пятнадцатилетней не всё бы смогла донести, имей я шанс повстречаться с собою в прошлом?
Равенство? Равенства нет. Все люди разные. Да, все очень похожи, но имеют разные таланты, разные способности, разные возможности. Равными могут быть только права. И то, давайте уж начистоту. Много ли вы прав готовы дать своим детям? Даже в правах мы не равны. И это нормально.
Можно и нужно быть ребёнку другом, можно и нужно его уважать, нужно его любить, но нельзя по-взрослому. По крайней мере, так думаю я. Так думаю я сейчас.
На поводу
Об этом, пожалуй, мне даже интереснее писать. Отчасти это «на поводу» было сказано в ответ на историю с шапкой и ей подобные. В детском саду были пожарные учения. Тревога, выход на улицу. Дети верят, что у них в группе настоящий пожар. Я пришла за младшей дочерью тогда, когда дети были на улице. Дома она стала плакать и рассказывать, как страшно, что тревога и пожар. А ещё плакала из-за любимой шапки. Головной убор в шкафчике остался. В группе. Там, где пожар. Сгорел. Садик находится под окнами нашего дома. Я просто пошла за злополучной шапкой.
Мне же было предложено не идти на поводу. Почему? Делать больше нечего, как за шапкой ходить. Надо учить, что и сгореть может, но свет клином не сошелся на ней. В жизни же всякое бывает. Так она будет готова в случае чего. Стоило рассказать, что ничего страшного не произойдет, и эта шапка ничего не стоит, что жизнь и счастье дороже.
Тогда я писала об этом диалоге в контексте того, что не стоит с младых ногтей учить чадо тому, что в жизни может случиться плохое, что там, где есть возможность легко и просто защитить и оградить, стоит это сделать. Ещё писала о том, что чем меньше на твоём пути неприятностей, тем ты сильнее и тем легче тебе потом справляться со всем. О том, что подать пример заботы важнее, чем научить тому, что в жизни может случиться пожар, но главное, что все живы. И о том, что именно сейчас маленький человек плачет, а я именно сейчас могу пойти и устранить причину слёз, и займёт это у меня меньше пяти минут.
Кроме эпизода с шапкой есть много других, которые воспринимаются в контексте «идти на поводу». Просто этот пример довольно яркий, поэтому я опять использую именно его. Но сегодня я хочу посмотреть на это с другой стороны. Да, опять. Что поделать, если сторон очень много?
Идти на поводу. Исполнять прихоти. Плясать под чужую дудку. Знакомо? Чаще всего мне доводится это слышать именно в разговорах о детях. Это три пункта из длинного списка того, что с детьми допускать нельзя. Никак нельзя. Совсем нельзя. Никому нельзя. А почему? Почему так нельзя? Почему?
Почему, если я люблю человека, я не могу сделать для него что-то хорошее? Почему нельзя сделать для любимого человека то, о чём он просит? Почему? Только потому, что он ребёнок? Только лишь потому, что ему не исполнилось сколько-то там лет? Чего-то я явно в этой жизни не понимаю. И не хочу понимать.
Если я люблю, ну, допустим, какого-то мужчину, вполне логично предположить мою готовность дать ему что-то из того, что ему требуется. Нет, не так, чтобы задвинуть свои желания и потребности куда-то там непонятно, куда именно, а просто дать то, что от тебя хотели бы получить, то, что ты можешь дать. Нет? Разве не так? Разве это не является нормальным? А ведь иной раз можно и на край света податься. Не за всяким, конечно. Но это всячески поощряется взрослыми и считается примером вполне достойным.
Если мужчина ведёт даму на свидание, предложить ей мороженое в парке – нормально? Точно-точно? Даже если скоро обед и суп? Даже если дама особо и не заслужила пока ничем? Точно? Даже если мороженое не особо полезно? Уверены? Ладно, не будем про мужчин и женщин. Если женщина идёт с подругой по парку, это нормально угостить мороженым? Даже если вредно, и суп, и прочее? Тогда почему купит то же мороженое ребёнку – это идти на поводу? Почему это плохо? Чем ребёнок хуже? Тем, что он, в отличие от иной дамы, не ломается и не делает вид, что мороженого он не хочет? Заметьте, я не говорю о ситуации, когда нет денег на мороженое. Деньги есть, но под дудку плясать не буду.
Разве это плохо? Плохо делать приятное тем, кого ты любишь? Почему выполнять какие-то желания любимого человека – плохо? Откуда такая уверенность, что тебе сразу сядут на шею? С чего многие считают, будто стоит сделать хорошее один раз, как дальше начнётся перебор? Почему никто не вспоминает о том, что подобное порождает подобное? Если ты показываешь готовность что-то для кого-то делать бескорыстно, то ребёнок это усваивает. Разве не эту готовность он воспроизведёт в ответ? С чего бы ему выдавать нечто иное? И я не только о материальном, я обо всём.
Сейчас немного отвлекусь. Как-то очень давно сидела я дома с совсем ещё маленькой старшей дочерью. И в окошко залетел шмель. А я их боюсь. Просто боюсь. Я почти всех летающих и жужжащих боюсь. А таких – особенно. Анекдот о том, как в комнату залетел шершень, поэтому теперь это его комната, он про меня в том числе. Так вот прилетело это мохнатое и полосатое в квартиру. Даже сейчас, в свои почти тридцать три, я бы предпочла покинуть дом. А тогда дома была дочка. Я позвонила мужу. Тот был на работе. Он оставил всё и пришёл. Да, можете смеяться. Человек пришёл спасать меня. От шмеля. Ха-ха! Пусть это будет десять тысяч раз смешно. Мне плевать. Для меня, именно для меня это практически героический поступок. Даже не в том, чтобы выгнать большую полосатую «жужжалку». Нет. В том, чтобы не пытаться мне что-то объяснять о том, что шмели – не самое страшное в жизни. В том, чтобы не просить подождать или уйти. А именно в том, чтобы сделать для любимого человека то, в чём человек нуждается. Не через пару часов, не придумать другие варианты, не просить включить логику и здравый смысл. Просто сделать. Максимально быстро.
Что должен делать каждый истинный принц или рыцарь с любимой принцессой? На руках носить. И носят же. Не постоянно, но носят. И каждая девушка, так или иначе, об этом мечтает. А взять на ручки пятилетнего малыша? Нельзя. На шею ж сядет. И где же эти песни про равенство и про то, что относиться нужно по-взрослому? Да иные взрослые ради других взрослых горы сворачивают.
Обвините меня сейчас в переходе в гендерные штучки? Да я и без них могу много примеров привести. Мы дарим друг другу подарки, мы готовы пригласить подругу или друга в кино, мы готовы посочувствовать вещам, которые в глубине души считаем ерундой, мы готовы сорваться с места, чтобы помочь знакомому, даже если тот сам создал себе неприятности. Почему? Да потому, что любим. Каждого по-своему, но любим. Почему так же нельзя с детьми? Просто потому, что любим.
Друзьям, осилившим этот текст, — отдельное спасибо. И да, если ваша шапка будет гореть в огне, я, возможно, попробую что-то придумать. Шмеля не прогоню. Боюсь. Но мороженым угостить могу. Даже могу его сама приготовить. И для вас. И для детей.