Виталий Даренский
Felix qui potuit rerum cognoscere causas,
Atque metus et inexorabile fatum subjecit pedibus.
Verg. Geor. II.
Счастлив тот, кто сумеет познать причины вещей,
Страх и неумолимость судьбы попирая стопами.
Вергилий. «Георгики»
Человек
Чем серьезнее человек относится к своей жизни и самому себе, тем сильнее у окружающих складывается прямо противоположное впечатление.
Человек – существо сверхъестественное. Поэтому все, что «естественно» – бесчеловечно.
Человек – это тот, кто сам в себе несет целый мир. Но тот, кому это вдруг стало скучно – уже больше, чем человек.
Каждая цивилизация создает свой образ человека, которому так или иначе следуют все, кто там хочет выжить и чего-то достичь.
Античность: человек – это мышцы и глаза.
Средние века: человек – это сердце и уста.
Новое время: человек – это кулак и рассудок.
Современность: человек – это гениталии и желудок.
Поэтому я стараюсь не замечать современности и жить в Средних веках – это самый лучший способ остаться человеком во все времена.
Спроси себя: кто ты? И только когда уже станет не интересно отвечать на этот вопрос – это и будет подлинный ответ.
Человек – это существо, способное любить, несмотря ни на что. Любить за «что-то» невозможно – любовь бывает только вопреки и «несмотря на».
Любовь – это талант жалости и прощения. В отличие от прочих талантов, он дается всем без исключения – но подобно другим талантам, большинство людей не умеют им пользоваться и обменивают его на легкую жизнь.
Любовь прощает все, и поэтому ей тоже все прощается.
Любовь стыдится самой себя и старается выдавать себя за что-то другое.
Как любовь делает всепонимающим, так отсутствие любви порождает патологическую тупость. Современный человек, как правило, патологически глуп – именно из-за неспособности к любви.
Есть два типа любви – одна начинается с жалости, а другая с ненависти. Первая тихая и жертвенная, вторая – яркая и мучительная. В первом случае любят предмет любви, а во втором – саму любовь. Последняя всегда обречена заканчиваться и быть «трагичной», первая – не заканчивается никогда и становится привычкой. Последняя создает «ярких личностей», а первая – просто «хороших людей». Но очень редко они совмещаются в одном человеке.
Чем больше ты уверен в себе, тем сильнее ты ошибаешься. Бывают исключения, но кране редко. Самоуверенность – первый признак тупости.
Не думай о себе – и перестанешь ошибаться, ведь все ошибки – не от самого дела, а от тех искажений, которые в него привносит человек.
Ошибка – корень победы. Не бойся ошибиться – и ты непобедим!
Человек, будь уязвим! Всякая сила рождается из беззащитности и уязвимости. «Безопасность» – исток любой слабости и беспомощности.
Слабость всегда нагла, хитра, криклива и агрессивна; сила скромна, простодушна и обычно как бы стыдится самой себя. По этим признакам их легко различить даже и без специального испытания; но люди, часто принимая позу за действительность, склонны их путать и принимать одно за другое.
Нет мире сем никого всенаблюдающего и никого все о всех сказавшего – поэтому каждому приходится становиться таким самому.
«Счастливое детство» – гарантия несчастной жизни и наоборот. Те, у кого было беззаботное детство, потом всегда будут всем недовольны. Те, кому было трудно и больно в детстве, будут потом счастливы в любых поворотах судьбы.
«Дети войны» всегда жизнерадостны, талантливы и созидают великие цивилизации; «дети благополучия» депрессивны, никчемны и разрушают все, созданное их славными предками.
Алкоголь за полчаса делает из грустного Пьеро веселого Арлекина, а затем – наоборот. Как привязан наш немощный дух к своей коварной плоти!
Время – это упражнение в вечности. Чем давнее воспоминание, тем оно свежее и дороже – хоть это еще не вечность, но уже явное указание, куда все идет. И ты туда иди – и узнаешь, что такое «время».
Для души время течет в обратном направлении. Всякое истинное познание – это воспоминание о будущем.
Самые «очевидные» вещи и понятия – суть самые неизвестные, странные и загадочные. Их «очевидность» – это наша защитная реакция на тайну.
Когда существует «общепринятое мнение», то можно быть уверенным, что оно ложно. Ложь его и создает своими тайными путями.
Пока ложь невелика, все видят, что это ложь; когда она увеличивается, ей начинают верить; когда она становится абсолютной, ей верят абсолютно.
Обычный человек любит ложь и ненавидит истину: ведь ложь позволяет жить как хочется, ни за что не отвечая, и всему находя оправдание; а истина заставляет отвечать перед ней, ибо ее отменить нельзя.
Истину ненавидят за то, что она ненавязчива и никогда не действует насилием – к ней можно прийти только по свободной воле. А ложь не требует ни воли, ни свободы – она заставит в себя верить соблазном или силой. Поэтому человеку кажется, что за ложь он не несет ответственности – и поэтому верит ей, а не истине, которую нужно выбрать свободно.
Жизнь человеческая истинна, когда из множества ошибок и самообманов вдруг складывается в одну скромную, но большую подспудную Правду. Жизнь человеческая ложна, когда из множества правильностей и «маленьких правд» в конце концов получается один большой и неумолимый Обман.
Чем больше человек делает в своей жизни гадостей, тем больше любит поговорить о «морали», «нравственности» и «порядочности». А законченные мерзавцы – те вообще почти непрерывно поучают всех подряд, как правильно жить. Есть ли в этом факте парадокс? К сожалению, нет: он лишь с особой очевидностью являет падшую человеческую природу, которая здесь таким вот лицемерным способом, но все-таки – борется сама с собой!
Детство заканчивается не взрослостью, а юностью; а взрослость в чем-то главном – есть восстановление детскости. Взрослый, как и ребенок, живет настоящим и не боится быть самим собой – не может притворяться. (А то, что сейчас почти все живут сплошным притворством, показывает, как мало сейчас взрослых не по паспорту, а по духу). Человек наиболее хрупок в юности – ведь настоящего еще нет, все впереди; в том числе, и ты сам еще не стал тем, кто ты есть на самом деле. Поэтому юность легко относится к смерти – ведь в смерти все вдруг свершается и завершается, без долгих усилий и ожиданий. Лишь взрослые начинают ценить саму жизнь как таковую, понимая что она значит.
Старость, как это ни странно, – это невольное возвращение в юность, но лишь «с обратным знаком»: настоящего уже нет, все позади; в том числе, и ты сам уже не тот, кем был когда-то (если получилось) на самом деле.
Поэтому взрослые нуждаются в детях, а старики любуются юностью, – ведь видя свое отражение, пусть даже и обратное, становится легче.
Старость, как и юность – уже не боится смерти; как и юность, часто даже мечтает о ней. Ребенок не знает еще о своей смерти и поэтому не боится ее; взрослый, наоборот, более всех страдает своей смертностью, боясь не успеть сделать то, что положено в жизни. Но, глядя на ребенка, еще живущего в своей воображаемой вечности, взрослый учится думать о будущем бессмертии.
Человек есть существо, имеющее лишь начало, но не имеющее конца во времени и вечности. Существо, приговоренное к бессмертию, независимо от своего личного желания. Человек может не верить в это и жить соответственно – но нет потом уже ничего страшнее, чем результат такого самообмана.
Но, познав это, человек обретает постигающий его Ужас.
Знание о своем бессмертии – это самое страшное из человеческих знаний, это самый страшный ужас из всех человеческих ужасов. Именно этот ни с чем не сравнимый неизбывный ужас созидал все религии – а отнюдь не наивный «страх перед силами природы». Любая религия, даже самая испоганенная людьми – это попытка заклясть ужас души перед неизбежностью бессмертия. Этот ужас – самое глубокое и всеобъемлющее из всех человеческих чувств. Это вообще не «чувство чего-то», а Чувство как таковое, это чувство того, что ты Человек, а не дерево или камень. Поэтому, лишившись этого чувства, человек поистине «умирает» еще до своей физической смерти – и пусть первая смерть такая же иллюзия, как и вторая, но это самое худшее, что может быть с человеком. Это бесконечная Гибель, заполняющая его вечность навсегда.
Ужас бессмертия победить невероятно трудно. Он побеждается лишь Верой, Надеждой и Любовью. Но как трудна и хрупка эта вечная Победа!