Екатерина Алексеевна, самодержица всероссийская, многому научила русское чиновничество. Ей досталась старая, устроенная еще Петром, бюрократическая система, которая хорошо ли, плохо ли, но могла делать только одно дело строить и охранять государство.
И императрица стала потихоньку поворачивать бюрократию в сторону человека, в сторону общества, естественно, дворянского общества. Как она это делала? С помощью праздников. При Екатерине на Москве стали устраиваться феерические праздники! Для них писались особые сценарии и делались великолепные художественные декорации. И Екатерина, естественно, на этих праздниках играла главную роль.
Первый праздник был устроен после коронации. Это было театральное шествие, где Екатерина явилась в образе торжествующей Минервы, богини премудрости. В этом карнавале участвовало более 4 тысяч актеров, которые представляли разнообразные сценки. Можно было видеть, как чиновники мешками с деньгами отгоняли хромую Правду, а потом шли два вольяжных господина это Кривосуд Обвиралов и Взятколюб Обдиралов, и они беседовали об актеденциях, т. е. о взятках. А вокруг них чиновники рассевали крапивное семя, и это неслучайно, потому "крапивное семя" это название русской бюрократии в то время.
Вскоре после этого праздника Екатерина предстала в образе Законодательницы. Это был ее любимый образ. Праздник организовали по случаю открытия комиссии законов по составлению нового уложения. Ну а потом был праздник в честь закладки "русского Акрополя" кремлевского дворца. А потом праздник в честь победы России над Турцией...
Праздники праздниками, и для Екатерины, конечно, это очень важно, но по будням в ее кабинете можно было слышать, как по несколько часов скрипит ее монаршее перо. Она писала и законы, и распоряжения, и письма. Каждый день Екатерина собственноручно исписывала два новых пера. И это ее бумаготворчество очень важно, поскольку монарх в России дает характер целой эпохе. Так что Екатерина, если можно так сказать, была Первым чиновником России, но при этом все это бумажное море никогда не захлестывало ее, она умела сквозь бумаги видеть Россию.
Можно вспомнить, как в 1774 году в Россию приехал Дидро, знаменитый французский философ, энциклопедист, просветитель. Дидро имел беседу с императрицей, и очень страстно давал ей советы, как и что надо устроить в России. Императрица внимательно его слушала, а потом сказала, что она понимает его великие мысли, но с ними сподручней писать книги, чем действовать. "Я, бедная императрица, говорила она, имею дело не с бумагой, а с живыми людьми".
Вообще, бюрократия это живые люди. К каждому надо найти подход, иначе эта система просто не будет работать. Каждый человек это загадка, и одну удивительную загадку загадал Екатерине сенатский чиновник Гавриил Державин.
Весной 1783 года Екатерина раскрыла новую книжку "Любители российского слова", изданную журналом "Собеседник", и там нашла оду к премудрой киргизской царевне Фелице, написанную татарским мурзой и, якобы, перевод с арабского. Вообще, Екатерина не очень любила стихи, но здесь она читала оду и несколько раз принималась плакать. Она так и сказала княгине Екатерине Романовне Дашковой: "Читаю, и, как дура, плачу!" А плакала она потому, что в этих легких и полушутливых стихах она узнавала себя и свою жизнь. Когда Екатерина дочитала стихи и справилась со своими чувствами, то она послала автору этой оды, а им был чиновник департамента доходов сената Державин, золотую, усыпанную бриллиантами, табакерку, в которую положила 500 червонцев. Табакерка была вложена в пакет, на котором Екатерина собственноручно написала: "Из Оренбурга от киргизской царевны мурзе Державину". Конечно, это событие изменило всю его жизнь.
А дальше начинается совсем другая история, известная в России под названием "Поэт и власть", где поэт это мудрец, философ, он всегда прав; а власть беспощадна, опирается только на силу и погрязла в бюрократизме.
Прошло всего несколько месяцев, а Екатерина уже получила сенатский доклад о увольнении Державина со службы. Императрица прекрасно знала о истинной подоплеке этого дела. Служба не мешала Державину его поэтическим занятиям, но ему создали невыносимые условия, и прежде всего его начальник генерал-прокурор сената князь Александр Вяземский. У него взыграло самолюбие: "Как же так? Его подчиненного императрица наградила подарком через его голову!" Но главное было не это, а то, что изменился сам Державин: отныне он встал на стражу закона, стал бороться с произволом и беззаконием. А тут Вяземский поручил ему составить ведомость государственных доходов, но при этом сказал, что надо скрыть 8 миллионов рублей, а это была фантастическая сумма. Державин не стал этого делать и вскоре подвергся со стороны Вяземского жутким преследованиям, а потом последовала отставка.
Императрица, зная об этом, ни словом не обмолвилась Вяземскому, наоборот, она послала ему письмо, где были такие строки: "Меня обворовывают. Но это хороший знак, значит есть, что воровать". Вообще это была ее государственная философия: на что направить свои главные усилия? На благосостояние России, или на борьбу с чиновниками? С последними ничего не получилось у самого Петра Великого, а она ведь женщина, когда-то немецкая принцесса, имевшая сомнительные права на российский престол...
Так что она утвердила отставку Державина, но при этом сказала своему секретарю Безбородко: "Пусть пока отдохнет, а потом я его позову". И она сдержала свое слово, назначив через год Державина олонецким губернатором. Когда об этом узнал Вяземский, то он просто посинел от злости. Он сказал свои чиновникам: "Скорее у меня по носу будут ползать черви, нежели Державин долго просидит в губернаторах!"
Отправляя Державина в только что образованную Олонецкую губернию, Екатерина поручала ему большое и серьезное дело: проводить там, в Карелии, реформу местного самоуправления, для чего был издан специальный закон. Генерал-губернатором (наместником) был назначен чиновник Тимофей Иванович Таталмин, в чьем подчинении были две губернии, Архангельская и Олонецкая. Первоначально между наместником и Державиным сложились хорошие отношения. Они жили через улицу, ходили друг к другу в гости. Но когда местные учреждения были устроены и штат чиновников заполнен, было проведено торжественное открытие Олонецкой губернии. В этот день Таталмин передал Державину собственное сочинение под названием "Новый канцелярский обряд", и в нем расписывалось, как должно было осуществляться делопроизводство в губернии Державина. Из-за этого сочинения Державин испортил наместнику праздник: он примчался в его дом и ткнул его носом в екатерининский указ, который запрещал наместникам устанавливать свои законы в губерниях. Более того, со всей своей прямотой Державин кричал, что это сочинение произвол. Нетрудно догадаться, какие последствия ожидали Державина после этой "разборки".
Князь Вяземский оказался прав Державин и года не смог просидеть на губернаторском кресле. Через своих покровителей в Петербурге он выхлопотал отпуск и буквально сбежал из Олонецкой губернии. С помощью этих же покровителей он добился того, что императрица дала ему новое назначение губернатором в Тамбов.
Поразительно, но эта тамбовская история в точности повторила то, что происходило в Олонецкой губернии, только само губернаторство длилось дольше три с лишним года.
Тамбов обычный российский город, и чиновники там тоже воруют, и в какой-то момент блюститель закона Державин им встал поперек горла. Но Державин это уже "стрелянный воробей", и голыми руками его не возьмешь! Начинается война компроматов и из Тамбова в петербургский сенат летят всякие донесения, жалобы, разоблачения. Тут и Вяземский не упускает возможности пнуть своего давнего врага. В конце концов на стол Екатерине кладут постановление сената о смещении Державина с должности и... отдании его под суд. Екатерина его утверждает. Державин ничего не может понять: как так? Императрица покровительствует и правым и виноватым? С помощью закона торжествует беззаконие?
Через некоторое время Екатерине доложили, что суд Державина оправдал. Она была рада, по этому случаю перечла "Фелицу" и пригласила Державина к себе во дворец. Он пришел с огромной переплетенной книгой, но там были не стихи, а тамбовские документы. Державин вошел, поцеловал ей руку, поблагодарил за правосудие, хотя не она, а Потемкин помог ему выпутаться из этой истории, и стал пытаться как-то оправдаться перед императрицей. Но Екатерина прервала его и примирительно, но в то же время назидательно, сказала: "Чин чина почитает. Гавриил Романович, ты не смог ужиться на третьем месте! Надо искать причину в себе самом."
Екатерина понимала, что Державин совершенно некудышный чиновник, что он просто не умеет ладить с людьми, но она была бы не Екатериной Великой, если бы не ценила науку гражданской доблести, в которой поэту Державину не было равных. Так что через некоторое время она назначила его своим секретарем. Он должен был разбирать сенатские дела и докладывать ей о нарушении закона.
Обычно Екатерина принимала Державина с докладами после обеда в Китайской гостинной, где она отдыхала в креслах с вязанием или плетением. Входил Державин, такой стройный, высокий, с огромной папкой бумаг и, вместо того, чтобы коротко доложить суть дела, начинал долго и монотонно читать второстепенные документы. Он часто увлекался, начинал спорить, а однажды даже выбранил императрицу и дернул ее за мантилью. Императрица позвонила, вошел человек, и она приказала ему оставаться в комнате: "А то этот господин дает волю рукам своим!"
Два года продолжалось это удивительное державинское секретарство. Потом Екатерина, под благовидным предлогом, перевела его на почетную, но ничего не значащую должность.
Так кто прав? Поэт или власть? Даже время не может дать на это ответ.
