«Мы все в крови, нам оправдание - война!»
Четыре года назад, когда война только начиналась и отдалённые звуки боя в Славянске доносились до готовящегося к бойне Донецку, никто даже в самых безбашенных фантазиях не мог представить себе, что боевые действия станут образом жизни. Однако реальность такова, что продолжающейся войне в Донбассе сегодня исполнился 1478-й день.
Пока ещё рано называть Донбасский конфликт самым долгим в Европе после окончания Второй мировой войны, но осталось совсем чуть-чуть, чтобы переплюнуть остальные европейские войны. Если сравнивать с совокупностью гражданских воин в бывшей Югославии, то нашей войне до неё далеко. В общей сложности та война продолжалась 10 лет; она включает в себя сразу несколько конфликтов, так как это был распад огромной страны и стороны проводили разделение территорий с помощью оружия. Но если рассмотреть каждую войну по отдельности, то только лишь Хорватский конфликт длился дольше Донбасского.
· Боснийская война — 1347 дней = 3 года 8 месяцев;
· Косовская война — 467 дней = 1 год 3 месяца;
· Хорватская война — 1687 дней = 4 года 7 месяцев;
Кроме этого, была ещё Десятидневная война.
Параллельно с Югославской бойней разразилась Чеченская война. На данный момент самым долгим конфликтом принято считать именно её:
· Первая Чеченская компания — 629 дней = 1 год 8 месяцев
· Вторая Чеченская компания — 3540 дней = 9 лет 8 месяцев
Стоит уточнить, что это – официальные данные начала и окончания боевых действий. В эти цифры входят не только дни активных фаз вооружённых конфликтов, но и мелкие бои, которые продолжаются даже после окончания полномасштабной войны.
На пятом году войны
Когда война затягивается на долгие годы, то к ней, как оказалось, можно привыкнуть. С плохим вообще можно легко свыкнуться, не так быстро, как с хорошим, но всё же. Это своеобразная форма самозащиты нашей психики. Если бы у людей отсутствовала такая способность, то, скорее всего, мы бы все уже давно вымерли от ужасающей информации о происходящем в прифронтовой зоне и на передовой.
Но это – палка о двух концах. В то время, как наша психика защищает нас от ужасов, параллельно с этим складывается ощущение, что война завершилась, а то, что происходит в «красной зоне» — словно не имеет особого значения. У людей, которые продолжают жить в городах, относительно отдалённых от линии соприкосновения, может сложиться ложное впечатление, что где-то там далеко, где бои не стихают ни на минуту, вовсе не осталось людей, а если они и есть, то их – ничтожно мало – «статистическая погрешность». Цинизм всей этой ситуации в том, что она не имеет ничего общего с реальностью.
К примеру, если приехать в фронтовой Докучаевск, который нередко подвергается массированным артналётам со стороны ВСУ, то можно удивиться количеству проживающего там населения. Там работают школы, детские сады, магазины, а в хрущёвках с залатанными дырами продолжают жить простые жители. Не стоит забывать о том, что Докучаевск является посёлком городского типа, но, тем не менее, сам он – относительно большой населённый пункт. Всё это лишний раз доказывает, что даже в маленьких деревнях продолжает жить гражданское население.
В гостях в Доломитном
О существовании этого посёлка, как и о многих других мелких сёлах, я узнал во время войны. Доломитное находится на северо-западе Горловки. Это та самая «красная зона», куда пускают не всех, так как там действительно опасно. Всех местных, а их тут осталось не так-то уж и много, военные давным-давно знают в лицо.
Впервые в Доломитное я приехал осенью 2017 года. В самом разгаре бабьего лета здесь ещё можно было передвигаться без опаски.
«В последнее время у нас тихо. Ночью, правда, иногда приходится спускаться в погреб. Бывает шумно по ночам», — рассказывала нам пенсионерка Любовь Викторовна Багирова.
Женщина стояла рядом с неглубоким погребом, где на полках стояли банки с соленьями. «Относительное убежище. Навряд ли оно способно кого-то защитить», — подумал я тогда. Окинув быстрым взглядом двор, я понял, что другого укрытия тут не было. Сюда стоило спускаться хотя бы для собственного успокоения, что ты «сделал всё, что смог».
К сожалению, я не единожды видел, как артиллерийские снаряды разносили в пух и прах подобные погребы.
Любовь Викторовна жила здесь вместе со своим мужем и пожилой мамой, которой был 81 год. Семья жаловалась, что Украина отказалась выплачивать им пенсию, так как они проживают «на территории террористов».
«Пусть террористы вам и платят, сказали нам в Пенсионном фонде», — рассказывала Любовь.
Отсняв необходимый материал, мы отправились дальше.
Вернуться в Доломитное пришлось спустя несколько месяцев, когда украинская армия захватила всю «серую зону» вблизи Горловки. Тогда ВСУ оккупировали посёлки Гладосово и Металлист. Вновь разгорелись бои с применением тяжёлой артиллерии, миномётов и стрелкового вооружения. Знакомые по 2015 году взрывы снарядов чётко давали понять, что война продолжается и прекращаться не планирует. Мы пробирались по окопам в компании пса. На позициях всегда можно встретить животных. Чаще всего это – чьи-то брошенные питомцы. Бывает, встречаются собаки с жёлтыми клипсами в ушах — перед Евро-2012 украинские власти массово прививали бездомных животных, а клипсы служили показателем того, что животное не опасно. Но этот пёс был не привит. Возможно, он родился уже во время вооружённого конфликта. «Пёс войны», — мелькнуло в голове.
Вдруг совсем рядом начали рваться снаряды. Собака попыталась спрятаться в помещении. Переждав обстрел, мы прыгнули в автомобиль, чтобы поскорей убраться отсюда. У нас было несколько минут, так как скорее всего предыдущий обстрел был лишь пристрелочным. Увы, но мы не успели. Едва мы отъехали от позиций, как нам в спину полетели украинские снаряды. Один за одним, они настигали нас. Казалось, что бьют прицельно по нам. Как раз в момент нашего спешного побега от обстрела, я заметил знакомый домик, где пару месяцев назад гостеприимные пенсионеры угощали нас свежим виноградом. Несмотря на то, что мы летели на всех парах, я заметил фигуру, которая пробегала по двору. Пенсионеры прятались в том самом небольшом погребе, который навряд ли бы их спас.
Под подошвой статистики
Общество как прежде уже не взрывается от информации о том, что где-то совсем рядом, не в тысячах километрах, а всего в нескольких сотнях метров, гибнут такие же, как мы люди; СМИ былого интереса не проявляют, так как у того же общества нет запроса, никого в целом не цепляют локальные обстрелы, ведь всем нужно, чтобы было больше крови и мяса, разорванного в клочья, тогда сюжет будет смотреться эффектнее. Мысли о войне вытесняют бытовые заботы. Винить людей не в чем. Такова человеческая природа: оказывается, даже гибель людей, если она происходит регулярно и длится много лет, становится обыденностью. К этому привыкают и психологически перешагивают.
Так получилось, что в начале войны все проявляют сердечность: помогают, переживают, а после на место эмпатии приходит холодный цинизм, который, по сути, является той же сердечностью, только с отрицательным показателем.
Жизни тысяч людей под подошвой кровавой статистики...
P.S. «Я где-то читал, что моржи остаются совершенно равнодушными, когда охотники, нападая на стадо, убивают дубинками их соседей, - и я видел, как во время войны целые народы вели себя совершенно так же».
(с) Эрих-Мария Ремарк «Чёрный обелиск»