Плеснув себе в лицо несколько пригоршней ледяной воды из лужи, Мишка окончательно проснулся. Стуча зубами, он утёрся рукавом, и, вскинув на спину тяжёлый баул, на дрожащих от напряжения ногах зашагал в сторону дымного столба, что тянулся к небесам от сельской кузни. Без хорошего жара ему далеко не уехать. Весеннее утро было освежающе прохладным. А священная Ведьмина ночь выдалась откровенно зябкой – даже призрачный иней посеребрил молодые ростки луговых трав.
Мишка вполне успевал к полуночи дотащить свою ношу до постоялого двора. Однако, заночевал в копне прошлогоднего сена, крепко закопавшись в шелестящее нутро, густо пропитанное запахами мышей и прелых трав. Мишка знал, что в такую ночь не следует простому парню оставаться в поле одному. Было страшно, но гораздо больше Мишка боялся раскрыть свой секрет раньше времени. А на постоялом дворе непременно начались бы разговоры за кружкой местной браги. И уж постоянный Мишкин соперник, Филька, первый полез бы с расспросами: «Что, да как. Покажи, да расскажи».
Ну, нет – пусть лучше сам всё увидит, когда он, Мишка, первым сорвёт расшитую золотом ленту с Майского дерева.
― О-о, кого я вижу! А я уж решил, что ты перепугался и копошишься в ворохе вонючей рыбьей чешуи, прелые сети чинишь, ― Филька соскочил со своего громоздкого экипажа, состоящего из трёх деревянных колёс и огромного плетёного барабана, увенчанного кабиной в виде соломенного шалашика. Он невероятно гордился своим ремеслом землепашца, и постоянно подтрунивал над Мишкой, уроженцем рыбацкой деревушки. А ещё Филька ненавидел Мишку за то, что тот не раз уже оставлял его с носом на весенней гонке. Мишка, кстати, недолюбливал Фильку за то же самое, если прибавить ещё и невероятную заносчивость. Прочих участников соревнований они в расчёт привыкли не брать – те всегда оставались далеко позади. Всегда.
― А что это за воздушный шарик у тебя, Миха? Никак рыбий пузырь дымом накачал? Ха, и на этом ты хочешь меня обогнать, ― Филька скалился во все зубы, совершенно не стесняясь чёрных прорех, одну из которых пару лет назад ему подарил Мишкин кулак. Вот и сейчас тот же кулак стал жутко чесаться, но Мишка сдержался. В этот раз он был в себе уверен. Он обещал Дарье золотую ленту с майского дерева, и он её принесёт – тогда отец девушки согласится отдать свою дочь настоящему победителю.
Мишка неспешно подтянул за верёвку накачанный дымом пузырь, и стал подвязывать к петлям обмотанные шпагатом камни. Это было необходимо, чтобы пузырь не крутился, когда Мишка оседлает его. Всё, готово! Привязав верёвку к столбу, Мишка уверенной походкой приблизился к давнему сопернику.
― Зря зубы скалишь, Филька. Ты на своём крысоходе только по дороге ехать сможешь, а моему прыг-пузырю любая тропка сгодится.
― Сильно скакать придётся. Смотри, не надорвись.
Мишка еле сдержал себя, чтобы в запале не разболтать о сюрпризе, который скрывал его баллон с дымом. Вместо этого он подошёл к Филькиному тарантасу, и открыл небольшую клетку.
― А ты чего, котолизатор поменял?
― Да, нет – это же Васька. Не узнал? Заматерел слегка, отъелся, ― в голосе Фильки зазвучали нотки гордости. Мишка просунул в клетку руку и почесал пушистый подбородок кота. Васька приветственно мяукнул, после чего барабан задрожал, наполнился шорохом и отвратным писком. Протрубил рог сельского старосты, призывая участников готовиться к старту. Мишка с Филькой не стали желать друг-другу удачи.
Все разбежались по площади, рассаживаясь по самым причудливым экипажам. Мишка беззлобно усмехнулся, заметив девчонку, которая резво запрыгнула в продолговатую корзину на деревянных катках. Ох, уж эти неудачники! Могли бы просто собрать угощение для односельчан победителя вместо того, чтобы заставлять своих парней и… даже девчонок, всякий раз испытывать разочарование проигрыша. Мишкина деревня уже гудела в предвкушении трофейного пира. Филькина деревня тоже, но… нет, не в этот раз.
Прозвучал гонг.
― Васька, давай! ― звонко крикнул Филька, и кот, согласно мяукнув, угрожающе заурчал. Барабан крысохода завибрировал, огласив площадь истошным визгом. Филька отпустил тормозной крюк, и экипаж, влекомый стремительно крутящимся барабаном, устремился прочь с площади. Скользяки, самоскоки, парососы и прочие удивительные аппараты, с лязгом, скрипом, гулом и треском стали скрываться один за другим в облаке дорожной пыли.
Мишка оседлал прыг-пузырь, свесил ноги и несколько раз оттолкнулся от земли. Пузырь, упруго ударившись о притоптанный песок, отскочил и полетел вперёд. Горячий воздух внутри стремился вверх, поднимая седока над дорогой. Так, длинными прыжками, Мишка быстро достиг частокола на границе села. Допрыгав до ближайшего поворота, он оттолкнулся посильней и направил пузырь в сторону густого березняка. Огромный, размером с хорошего пса, кузнечик попытался в прыжке сбить Мишку на землю. В конце весны эти твари выползают из земли и готовы сожрать что угодно, а особенно – кого угодно. Мишка знал об этом, и вытащил из-за пазухи платок. Рывком он развернул тряпку в сторону насекомого. На полотнище были нарисованы огромные глаза. Кузнечик резко поменял направление, испуганно укрывшись в колючем кустарнике.
Облегчённо вздохнув, Мишка почуял запах гари, а вскоре тропа вывела его на полянку укрытую дымом, который исходил от самой земли. В сизой пелене едва можно было рассмотреть избушку углежога. Возле крыльца полыхал костёр. Мишка ступил на чёрную пыль, густо устилавшую землю вокруг угольных ям. С осени, когда в уплату за будущую услугу Мишка привёз хозяину воз речной глины, сажи тут стало поменьше.
― Привет. Жду тебя. Всё приготовил, как ты и просил. Осиновые, ― мужик с густыми бровями, и сморщенным, как сухая слива, лицом указал на аккуратно сложенные дрова. Взяв крепкой ладонью полено с лохмотьями сизой коры, он собрался бросить его в огонь, но в последний момент остановился, чтобы спросить:
― Слушай, парняга, а ты уверен насчёт осины – она самый сильный жар даёт. Как бы твой пузырь не сгорел.
― А мне самый сильный жар и нужен. А насчёт пузыря – он у меня непростой, ― Мишка распустил узел, чтобы выпустить дым из кожаного мешка. Потом снял фальшивый чехол, и развернул пузырь полностью. Углежог с изумлением смотрел на огромные лапы, голову, хвост, которые вдруг отросли у Мишкиного прыг-баллона. Изумлённо поцокав языком, он спросил, даже не пытаясь скрыть восхищения:
― Я думал, это сказки. Неужели, та самая?
― Она, родимая – исполинская каракумская саламандра. Её шкуру никакой жар не возьмёт.
― Это да, ― подтвердил мужик, двигая к костру массивный треножник с дымозаправочной воронкой на самом верху. Мишка подождал, когда осиновые поленья хорошо разгорятся, и привязал пасть саламандры к воронке. Жаркий дым вдохнул жизнь в обвислую шкуру. Раздувались бока, шевелились лапы, дрожал хвост. Мишка смотрел и вспоминал, каких трудов ему стоило заполучить эту шкуру. Ещё в детстве он слышал рассказы о чудовищах, живущих на границе пустыни и степи, которые кочуют вслед за степными пожарами, наслаждаясь нестерпимым жаром и пожирая обугленные останки степного зверья. Эти твари в самом жарком пламени чувствовали себя лучше, чем рыбы в воде или крысы в амбаре с зерном. Надо ли говорить, что шкуры саламандр, аккуратно, чулком, снятые с туши, особо ценились за прочность против любого жара.
И однажды Мишке повезло - проплывавший по реке купец за кружкой браги пообещал раздобыть шкуру саламандры. На протяжении пяти лет Мишка грузил по пять бочек засоленной рыбы на корабль купца, порой недоедая сам. Каждый год. А ещё Мишка дважды набирал для торговца по горсти переливчатого речного жемчуга.
Иногда, появлялась колкая мыслишка, что его водят за нос, обещая невозможное, но прошлой осенью купец вручил Мишке тяжёлый свёрток. Да, это была она – аккуратным чулком снятая шкура чудовища. Мишка на радостях подарил благодетелю бочонок вкуснейшей щучьей икры. Теперь у него появился козырь в весенней гонке.
― Готово! Прыгай, а то без тебя улетит, ― углежог, стягивая раздувшуюся шкуру с воронки, крепко подвязал пасть саламандры кожаным ремешком, после чего обмазал шов глиной, замешанной с сажей. Потом, придерживая лапы, помог Мишке оседлать чудовище, и отпустил, только заметив, что седок набросил верёвочную петлю на уродливую голову саламандры и крепко упёрся ногами в округлые бока. Исполинский «пузырь» взмыл к небу.
Горячий воздух легко стремился к облакам, почти не сдерживаемый Мишкиным весом. Каменные грузы-якорьки, подвешенные под брюхом саламандры, уравновешивали её, не позволяя кувыркаться в полёте. Мишка сначала зажмурился от страха, но скоро пришёл в себя, и понял, что мурашки, стиснувшие кожу вдоль позвоночника, рождены не боязнью, а восторгом. Открывшийся с высоты вид завораживал. Курчавая зелень леса, жёлтая змейка дороги, а чуть поодаль – блескучая лента реки. И над всей этой красотой парит он, Мишка, словно герой из древних легенд, оседлавший дракона.
А вот и ветер. Мишка прикинул, в какую сторону ему надо лететь и поняв, что ветер попутный, распахнул кожаный воротник, который есть у каждой исполинской саламандры. Поток воздуха тут же наполнил парус из полупрозрачной кожи, и понёс Мишку вперёд, в сторону горизонта. Не переставая восхищаться красотами небес и поднебесья, воздушный наездник не забыл и о своей главной цели. А на пути к ней его ожидало ещё одно небольшое дельце. Как говорил его дед: «Большой кусок едят маленькими глотками, а дальнюю дорогу проходят маленькими шагами».
Мишка долго не мог решиться на такое, но… Дарья. В конце-концов, победа любой ценой – это единственно верное решение. Из-за горизонта показалось то самое место, где изгибы реки и дороги сходились в одной точке. Там, на берегу запруженного плотиной устья ручья, быстрая вода крутила колесо мельницы. Мельник в мучных лабазах и амбарах с зерном ставил ловушки на крыс, чтобы потом выставлять их на продажу. Все владельцы крысоходов знали это место, и Филька не исключение.
Мишка, вытаскивая понемногу терракотовую пробку на спине саламандры, стал выпускать горячий дым. Медленно снижаясь, он складывал и распускал капюшон мёртвого чудища, ловил потоки ветра, направляя свой полёт к мельничной запруде, которая уже блестела внизу. Казалось, кто-то из богов обронил серебряную монету. Вскоре монета обернулась оловянной тарелкой, блюдом, а потом Мишке стало не до поэтичных сравнений – надо было изловчиться, чтобы, спрыгнув на землю, не поломать ноги и удержать саламандру. Мишка, не без труда, сумел это сделать. Страху натерпелся, конечно, но остался цел. Привязав шкуру к кусту бредняка, он оставил её покачиваться в воздухе, а сам направился к мельнице.
Мельник, зная о сегодняшней гонке, уже сидел на скамейке возле клеток с крысами и всматривался в облако дорожной пыли, поднявшееся над горизонтом. Мишка вытащил из поясной сумки десяток перламутровых пластин, которые он сам нашлифовал из речных раковин.
― Привет, уважаемый! Вот тебе, в честь праздника.
Мельник взял перламутр, полюбовался переливами света на гладких пластинах, и, вынув костяную трубку изо рта, вместе с колечком дыма выдохнул:
― Спасибо.
Потом хитро взглянул на внезапного гостя.
― Что хочешь то?
― Тут скоро должен парень на крысоходе подъехать, щербатый такой. Филькой зовут. Его крысы уже, наверняка, выдохлись, не тянут. Так ты ему продай тех, что послабее – больных, старых. У тебя же есть такие, чтоб смотрелись хорошо, а на деле…
― Нет, ― мельник выпустил ещё кольцо дыма и негромко добавил:
― Вот, если бы у меня было побольше перламутра…
Мишка смущённо кивнул и, сняв сумку с пояса, вытряхнул её содержимое на траву, чтобы мельник увидел – выпавшие пять пластин были последними. Мишка подобрал сверкающие кусочки раковин, и протянул мельнику. Тот довольно хмыкнул.
― Всё сделаю. Твой приятель до Майского дерева ногами быстрее добежит, чем на крысином ходу.
Мишка, стараясь не слушать укоры собственной совести, вернулся к своему летучему пузырю. Теперь в шкуре стало меньше дыма, да и тот успел подостыть – взлететь под небесный свод снова уже не получится. Однако, до Майского дерева было уже не так далеко. То село стояло как раз на берегу реки, а скользить над водой, перепрыгивая через заросли камыша, шкура саламандры была ещё вполне способна. Не медля ни секунды, Мишка отвязал чудовище, разбежался с пузырём вдоль берега и ловко запрыгнул на своё место. Летучая шкура тенью скользнула над водой и понесла своего всадника к заветной цели.
Солнце уже клонилось к закату, когда Мишка увидел излучину реки, где над обрывом приметно склонились голые стволы мёртвых деревьев. На серых сучьях любили сидеть задумчивые чёрные вороны. Там, за поворотом, уже рукой подать до села, в котором заветный приз дожидался его, победителя. Мишка летел, играя ветром и распугивая призрачные клубы вечернего тумана. Внезапно, вороны завопили-закрукали и все, как один, взлетели с насиженных мест, чёрной тучей устремившись прочь от реки.
Мишка, заметив это, невольно вздрогнул. Не к добру это. И тут на воде, возле тени от его саламандры, появился и стал стремительно расти ещё один чёрный силуэт жутких очертаний. Мишка просто оцепенел от страха – это мог быть только он, Хозяин реки. Идиот! Всю жизнь у воды - сети, рыба, лодки - и так по-глупому вляпался. Знал ведь, что надо скользить вдоль мелководья, не задерживаясь надолго возле глубокого русла. Увлёкся, почуяв близкий финиш, и подставил себя смертельной опасности. Хозяин реки ужасен – это известно каждому рыбаку. Хотя, когда это чудище проходит возле деревни, извещая о себе гулкими бурунами на воде, вся рыба стремится к берегу, набиваясь в сети. Так что, Хозяина одновременно боятся и почитают, но боятся больше.
Огромного речного зверя никто не видел. О его приближении извещали только тень на водном зеркале днём, а по ночам оглушительные всплески и ужасный рёв. Никто не видел Хозяина реки потому, что это означало бы только одно - мгновенную смерть. Зверь никогда не упускал свою добычу. Вот и сейчас, на воде появились пенные волны. Хозяин реки поднимался со дна именно к нему, к Мишке. Ужас ледяной пилой кромсал остатки самообладания, кровь стыла от мыслей о предстоящей жуткой смерти. Как глупо – всё, что он смог сейчас вспомнить о своей недолгой жизни - это рыбалку, майские гонки, Филькину редкозубую ухмылку, глаза Дарьи и… всё. Хотя, ещё вспомнилась радость от удачной сделки с покупкой шкуры саламандры.
Саламандра! Как он мог не подумать о своём пузыре – ведь он выглядит, как огромная зверюга. Хозяина реки, наверняка, привлекла именно саламандра, которая, к тому же, тёплая, будто в ней не осиновый дым, а настоящая кровь. А что, если попытаться вплавь добраться до берега? Кто он рядом с саламандрой? Мелочь, соринка – Хозяин реки не заметит его, пока не поймёт, что желанная добыча – всего лишь мёртвое чучело, нафаршированное дымом.
Мишка ухватился за призрачный шанс, как за сухую соломину, и, хлопнув на прощание огромную саламандру по упругому загривку, прыгнул вниз. Речная вода обожгла холодом, но Мишка не первый раз в жизни нырял с головой в стылую реку, а потому сумел вытянуть себя к поверхности, мощно загребая руками. Глотнув воздуха, он поплыл в сторону берега, стараясь не думать о том, что происходит сейчас за его спиной.
Однако, это было невозможно. Громкий всплеск, после которого раздались мощный хлопок и, спустя мгновение, чудовищный рёв разочарованного зверя, заполнили, казалось, всю речную долину. Мишка с ужасом осознал, что теперь точно настал его черёд, и принялся грести ещё сильней. Только берег совсем не приближался. Словно в кошмарном сне, Мишку тянуло на глубину. Он грёб с яростью и отчаянной надеждой, но силы начали покидать усталые руки. Понимая, что через минуту его неизбежно утянет на дно Хозяин реки, Мишка закричал.
Он вопил и сучил по воде руками, почти не видя и не слыша ничего вокруг. Внезапно, пальцы ударились о что-то шершавое и твёрдое. Сморгнув воду с ресниц, Мишка увидел перед собой, сплетенный из лозы, округлый борт странной лодки. Не располагая временем для раздумий, Мишка уцепился за края плавучей корзины и, приложив остатки сил, вытянул своё тело из воды. Река не хотела отпускать добычу – влага быстро сочилась сквозь сплетения прутьев. Однако, Мишка понял, что берег стремительно приближается – на суше стоял человек и тянул верёвку, другим концом привязанную к корзине.
Едва услышав, как плетёное донце заскребло по речному песку, Мишка перевалился через борт и на четвереньках выполз из воды. Долго он не мог ни о чём думать и просто лежал на траве, жадно глотая воздух. Наконец, отдышавшись, он простонал:
― С-спасибо, мужик. С-спас ты меня.
― Ого, Вася, ты смотри, какую рыбку мы с тобой вытянули, ― сквозь гулкие удары собственного пульса услышал Мишка знакомый голос. Ещё один знакомый ответил:
― Мр-яу!
Мишка медленно присел:
― Филька! Ты?
― Ага. Пылим вдоль берега, вдруг – плеск, рёв, крик. Гляжу – помочь надо. Пришлось барабан с крысохода располовинить, и со всех сил в твою сторону зашвырнуть. Крысы, понятно, все разбежались. Ну, почти все, ― Филька кивнул в сторону кота, который сжимал в зубах обмякшую крысиную тушку. Васька подошёл и положил добычу перед Мишкой. Тот стыдливо опустил глаза.
― Спасибо, Вася. Только я не заслужил, ― он уже хотел признаться в подкупе мельника, как, вдруг, понял, что Филька просто не мог так быстро добраться до этого места.
― Слушай, а как ты так резво доехал?
― Ну, у меня свои секреты имеются. Скажем так, короткая дорога, о которой никто никогда не узнает, ― самодовольно похвастал Филька. В этот раз Мишка охотно простил ему эту заносчивость, с облегчением подумав: «Хорошо. Значит, он к мельнику не заезжал, и моя совесть перед ним чиста». А ещё Мишка подумал, что всё-равно приехал бы к Майскому дереву первым, если бы не… А вот о страшном Хозяине реки вспоминать лишний раз не хотелось.
Мишка встал, пошатываясь и отжимая воду с одежды. Потом он молча, и впервые искренне, пожал Фильке руку. Тот также беззвучно кивнул, как бы говоря: «Да, ладно – чего уж там». Потом они вместе собрали барабан и установили его на крысоход. Со стороны дороги послышался лязг и шипение. У обочины остановилась телега, половину которой занимали медные баки и котлы. Над этим странным экипажем висело облако из пара и дыма. Сквозь эту жаркую завесу едва протиснулся парень в маске из прозрачной синеватой слюды. Мишка сразу узнал этого человека, который настойчиво участвовал в гонках на своём тихоходном аппарате, год от года дорабатывая его, но всегда безуспешно.
Однако, сейчас паровая телега катила от площади с Майским деревом.
― Привет, Сеня! Ну, показывай золотую ленту. В этот раз тебе повезло?
Сеня стянул с головы маску, протёр глаза и разочарованно сплюнул под ноги.
― Если бы! Девчонка ленту сорвала. Майка, из деревни рудокопов. Ну, из той, что за холмами возле пещер.
― Что, Майка? Это на такой смешной корзине которая?
― Ага. Видел я эту корзину – там две здоровенных заводных пружины. Одна катки крутит, вторая через систему шёстерёнок заводится-сворачивается. Потом наоборот. Хитрая система. Не зря её папаша лучшим кузнецом на всю округу слывёт. Так что, дуйте в свои деревни, говорите, чтоб к рудокопам призовые запасы стаскивали. В этот год они пируют.
Сеня попил воды из фляги и вскочил на телегу, которая, шипя и плюясь паром, неспешно скрылась за поворотом. Мишка с Филькой, посмотрев друг на друга, развели руками. Мишка взял на руки кота, усадил его на крысоход и сказал:
― Давай, Филька, дотолкаем тебя до мельницы. Я с мельником насчёт крыс договорюсь. Я ведь теперь твой должник. Но, на будущий год поблажек не жди.
Филька усмехнулся, и приятели покатили трёхколёсный экипаж по дороге под ритмичное мурлыканье кота.