Подобный (и довольно обширный) жизненный опыт привел Мурса к устойчивому мнению, что от детей человеческой наружности ничего умного ожидать не приходится.
Надо сказать, что вообще Мурс к детям относился ответственно. В его жизни неоднократно возникали как его собственные отпрыски, так и разные подобранцы, и всех их, после первых мгновений изумления, он брал под свою опеку. Я думаю, что при его количестве дачных романов он просто как честный человек не считал возможным откреститься от возможного отцовства, и потому всякое знакомство с очередным которебенком неизменно происходило одинаково: которебенок на Мурса шипел, а Мурс, не обращая внимания на эти неприличные звуки (кошачий бог его знает, как дитя воспитывала безграмотная деревенская мамаша), надвигался на дрожащее чадо, смотрел на него сверху вниз (в этот момент некоторые дети делали лужицу), потом вздыхал и начинал трудолюбиво младенца вылизывать – «раз уж вы ЭТО сюда притащили, надо ЭТО хотя бы помыть, я не могу оставить ребенка в подобном виде». Младенец в полном обалдении распластывался по полу и по окончании экзекуции представал перед обществом совершенно мокрым – но страх перед папашей терял полностью и уже к вечеру Мурс не знал, куда от юного гостя спрятать хвост.
Однако человеческие дети с точки зрения Мурса были абсолютно и окончательно неправильными детьми. Прежде всего они были негабаритны и бесшерстны, а там, где эта шерсть наблюдалась, вылизывать ее было сущим наказаньем – она была слишком длинная и путалась на языке. Кроме этого, воспитаны они всегда были многое хуже, чем самые чумазые из подкидышей. Одна их манера хватать поперек живота плотно пообедавшего кота чего стоит, котята никогда себе подобного не позволяли… Поэтому Мурс не был в восторге, когда в доме появился очередной человеческий младенец.
В момент, когда из роддома привезли младшую дочерь, Мурс пребывал в расцвете жизненных сил и весил восемь кг. Новорожденный человекоребенок весил четыре, и дивная картина крошечной девочки и громадного ленивого кота, лежащих на диване рядом, вызывала неизменный восторг ее наблюдавших.
Мурс, впрочем, предпочитал от человекомладенца держаться подальше, наблюдая за ее странностями с политесного расстояния в полметра минимум. Когда ее только что привезли и положили в кроватку, он, разумеется, не мог не проинспектировать, что за безобразие притащили в дом. Он вошел в комнату, решительно подошел к кроватке (в этот момент хвост его подозрительно задергался), привстал на задние лапы, вы-ыыыыытянул шею…
Увиденное так потрясло его, что он немедленно удрал под диван и не показывался до самого вечера, и был извлечен только пряником в виде свежей печенки.
И конечно, попустительское отношение взрослых к этому созданию раздражало его страшно. Он был невероятно возмущен, что ее кормят по расписанию каждые 3 часа, в то время как он, взрослый кот, вынужден о своей еде напоминать , причем неоднократно! И ей разрешается пачкать памперсы прямо в постели! А когда он себе позволил пометить окно в этой комнате (должен же быть порядок в доме!), его отшлепали веником! Веник, конечно, поплатился за экзекуцию жизнью, Мурс его выследил и загрыз (потом его стошнило), но сам факт! И неважно, что грудное молоко совершенно невкусно, все равно это безобразие! Он не может с этим смириться!
И целых две недели кот бродил по дому в дурном расположении духа, клянчил еду через каждые пять минут, лез на стол и вообще пытался привлечь к себе внимание.
А потом случилось ужасное.
Он вошел в детскую, чтобы с ее подоконника посмотреть во двор, а может, и запрыгнуть на форточку и сквозь сетку покричать дразнилки дворовым котам. Настроение у него было так себе, как обычно, и ОНО все так же лежало в кроватке, когда он прошел мимо, и он дернул хвостом и прыгнул на стол…
И увидел…
Он увидел, что на диване лежит еще одно ОНО, второе, такого же размера, и машет лапой сквозь сон!
Он вылетел вон из комнаты, забыв про всех котов, со сдавленным стоном: «Ннннеееет!» и не показывался до следующего утра.
И утром, обнаружив, что ОНО в доме только одно, он облегченно помолился кошачьему богу и решил его больше не гневить, и вошел в разум, и пришел вечером мурлыкать и извиняться. Клин вышибло клином. И я не стала ему говорить, что это не он сбрендил, а просто пришла ко мне в гости приятельница со своей полуторамесячной девицей, которая мирно дрыхла и была положена на диван в детской досыпать.