Избушка тут на курьих ножках, стоит без окон, без дверей. Ну, изба лесника, куриных ножек нет, окна и двери присутствуют. Изба, как изба: семь на восемь. Добротная такая изба живописно вписалась в пейзаж леса. Дед-то, поди, давно на пенсии. Живет один. Так, внучка из города, когда балует, приезжает. Ну, дед веселый, кряжистый, борода до пояса, волосы в косичку прибраны. Сидит за столом, в усы усмехается. В шахматы играет.
- Ты чего дед лыбу давишь?
- Да, опять выигрывает! Ты, вот, глянь!
- Ты с кем сегодня играешь? – Делаю вид, мол, не понимаю.
- С домовым сегодня. Пару партий скинулись.
- И как?
- То он меня, то я его. Духи так вообще сильно играют, если не заняты. Ты чего припёрся?
- Да так, мимо ехал, дай, думаю, заеду, попроведаю. Ты, того, чаем-то напои. Я заварку привез, конфет.
- Надолго значит. Ладно, все равно проиграл. Заходи. Спина болит, верно?
- Верно, мож наладишь?
- Налажу, чай попьем, и налажу. Вот так всегда – только сядешь, кто-нибудь и припрется. Что-то от людей уставать стал: то тут у них болит, то там. В тайгу подамся подальше, месяца на три. – Дед деланно усмехается, бурчит для видимости. Любит он людей. Мне-то ведомо. Мы пьем чай из самовара, я готовлюсь: сейчас моя спина трещать будет.
- Ты слышь, чего я-то говорю: в природе что-то меняется, какая-то ласковость в свете появилась, сила, чую, на земле меняется, что-то доброе творится для людей. Навь темная совсем взбесилась: не хочет она, по правде чтоб люди жили. Да, куда ей против воли Богов? Как думаешь?
Я лежу кверху пятой точкой. В спине что-то похрустывает.
- Ладно, вставай. Пошли. Сегодня-ж первое число. Богов пославить надо.
-Пойдем. Ну, вроде отпустило. Слава Роду.