Автор: Тима Малхозов
Мой отец ушёл на рыбалку в августе, а уже наступил январь. Третий день дует вьюга, мороз рисует узоры на окнах. Отец говорил, что природа — самый прекрасный художник.
Мой старый пёс скулит в конуре. Холод собачий, но даже собаки его не выдерживают. Не помогает Шарику даже тёплая дедушкина куртка. Я бы и рад запустить его в дом, но мать не разрешает. Отец никогда не запрещал, а вот мать ворчит.
— На кой нам далась эта собака?! — кричит она, когда я прошу забрать Шарика хотя бы на ночь. — Ты тут на моей шее сидишь, грязь разводишь, и ещё пёс твой будет гадить! Твой папаша всякую живность домой таскал, и ты туда же! Вот же уродился, весь в этого дурака!
Когда она вспоминает отца, её нос морщится, верхняя губа приподнимается, и видно её пожелтевшие зубы. Сама постоянно ругается, что я плохо чищу зубы, а за своими уследить не может. Только и делает, что ворчит, да дымит из трубки.
Я вымыл посуду и подмёл полы, а мать говорит, что стало только грязнее. Она сидит в кресле и требует помощи. Говорит, что ей тяжело. Приходит с работы и жалуется, что я сижу у неё на шее и никогда не помогаю. Я вычистил печь, убрал снег во дворе, а она говорит, что толку от меня как от барана.
Хорошо было с отцом. Он шутки шутил, брал с собой по грибы, катал на лодке. Даже мама с ним была другая. Пекла пироги, пела песни, танцевала. Мы с ней часто ходили на ярмарки, сажали цветы, собирали яблоки. Даже зубы у неё были белые. Как снег за окном.
Говорят, что отец утонул, когда рыбачил на лодке. Тело не нашли, но я знаю, что он не утонул. Я знаю, что есть подводные царства с русалками. Отец рассказывал истории про подводные города и обещал, что однажды их покажет. Он сейчас наверняка там, но скоро вернётся и заберёт нас. И будем мы жить хорошо, как раньше. Да, с отцом всяко лучше было. Помню, даже Шарик лаял звонко. А сейчас скулит бедолага — мать не разрешает его впустить.
Я чищу картошку, и мать кричит, что я дурак. Якобы срезаю большие куски. Вечно ей не так. Я ставлю воду на газовую горелку — кричит, что налил много воды.
Отец часто рассказывал мне истории о русалках, о тайнах океана, о бесстрашных моряках и злобных пиратах. Большую часть жизни он провёл в океане, и я редко мог его видеть. Приедет на месяц, а потом снова на полгода исчезнет. Этот месяц я называл каникулами. Отец сооружал парус на маленькой лодке, и мы плыли к самому центру озера по соседству. Он рассказывал страшные истории о подводных чудищах, об акулах и о морских приведениях, а потом раскачивал лодку, делая вид, что мы перевернёмся. С отцом я ничего не боялся, а сейчас дико боюсь мать. Раньше было по-другому.
— Снова это дурацкое пюре, — я поднимаю ложкой эту кашицу, а водяная жижа хлюпается в тарелку.
— Жуй молча! — шипит мать. — Скажи спасибо и за это, скотина неблагодарная!
— Ну, пожалуйста, можно хоть раз приготовить что-то другое? Когда был папа, мы столько всего ели!
— Я что сказала?! Заткнись и ешь! Отца он вспомнил. Бросил тебя папаша, и меня бросил, царствие ему. А ты весь в него, ей-богу! В этого пьяницу и раздолбая!
После того, как он исчез, она вечно его оскорбляла. Мать была убеждена, что он нас оставил специально, а я верил, что он вернётся.
— Можно я не буду есть?
— Сдохнуть хочешь?! Оставить меня одну с этой тупой псиной?
— Шарик не тупой…
— Скулит вечно, сил нет! Какая разумная животина будет столько скулить?!
— Ему же холодно… а ты не разрешила его впустить.
— То есть я виновата?! На кой чёрт ты вообще его притащил? Нам самим жрать нечего, а тут ещё он. Скулит без остановки, – она поджигает трубку, затягивается и выпускает пар.
— Это папа мне его подарил. Неужели ты не помнишь?
— Конечно, помню! Притащил мне назло, чтобы я страдала! Прекрасный подарок, ничего не скажешь! Тупой мужик, тупой сын, тупая собака! – мать смотрит на меня карими глазами так злобно, что они становятся чёрными.
— Я не хочу это есть, воды слишком много, – протестую я.
— Что ты сказал?
— Я говорю, что налил слишком много воды в кастрюлю!
— Что-нибудь ещё? – сквозь зубы спрашивает она.
— Шарик не тупой, – тихо говорю я.
— Так, а ещё?
— Я не тупой.
— Ага, — мать стряхивает пепел на пол, который я недавно подмёл. — Что-то ещё?
— С папой было гораздо лучше…
Резким взмахом ладони она бьёт меня по левой щеке. Я падаю на пол.
— Ещё?! – спрашивает мать и затягивается.
— Ненавижу! — всхлипываю я.
— Что?! Не слышу! Сядь, вытри сопли и ешь!
Я поднимаюсь с пола, сажусь на табурет и вожу ложкой по этой жиже.
— Вот и ешь молча! А про отца больше не вспоминай. Я тебя вырастила. Благодаря мне ты не сдох. Хоть раз бы сказал спасибо, бессовестный! Приберись тут потом, – говорит она и выходит из комнаты.
Я подметаю пол, мою посуду. Вода от пюре даже не меняется в цвете, настолько оно жидкое. Я надеваю шапку, куртку и дырявые, но вычищенные ботинки. Беру с собой тёплые вещи и оставшееся пюре из кастрюли. Выхожу на улицу и подхожу к Шарику, укутываю его в тёплые вещи и отдаю пюре. Он трясётся, морщится, но ест.
— Я буду скучать по тебе, малыш, – слёзы наворачиваются на глазах, а руки трясутся. — Надеюсь, тебе теплее.
Шарик жалобно на меня смотрит, продолжает лакать похлёбку. Я ещё раз к нему прижимаюсь и выхожу со двора.
Путь до озера занимает десять минут. На озере никого, только ветер дует в лицо. Мороз жжёт щёки, особенно ту, по которой ударила мать. Я выхожу на толстый лёд, ищу место, где он начинает темнеть. Медленно иду к центру озера. К тому месту, где мы плавали с отцом. Нахожу место, где лёд тоньше обычного.
С папой было лучше. Но я ничего не могу сделать. Только лишь надеяться, что русалки унесут меня к отцу. Я прыгаю на месте. Один раз, второй, третий, четвёртый. Прыгаю пятый раз и слышу хруст под ногами. Я закрываю глаза.
— Папа, я к тебе, — с закрытыми глазами шепчу я.
Лёд ломается и я падаю в холодную воду.
Русалки вот-вот заберут меня к отцу.
Хотите читать рассказы Тимы? Заходите в паблик : Дети кукурузы
