В каждой жизненной истории, иногда явно, иногда не так открыто, можно увидеть борьбу добра и зла, схватку вечную и не прекращающуюся на этой земле. Володе позвонили двоюродные братья Славка и Саша – умер их отец в районном центре, надо хоронить. Братья работали на оборонном предприятии в Иркутске. Завод со времен «реформ» лихорадило, не платили деньги, так что Володя, заходя к братьям, давал им иногда понемногу из своей тоже небогатой зарплаты на муку. Они сами пекли хлеб. Собрав отложенные и припрятанные от жены деньги, зная, что у Славки и Сашки ничего нет, и придется хоронить на его сбережения, Володя отправился на вокзал. По пути заехали переночевать в родное для Володи Черемхово и взяли с собой племянницу умершего черноволосую, небольшого роста Галю и ее мужа, поседевшего брюнета дядю Гошу, тоже не получавших месяцами зарплату. Был второй год правления Путина. В районном поселке на почте, где работал дядя, сказали, что он уже несколько дней в морге, и надо срочно хоронить. С почты сердобольная замша, округлая, полная, средних лет женщина, курировавшая дядю-дворника, и сообщила братьям на предприятие о смерти отца. Начальница почты, высокая, прямая и дородная дама, хоронить отказалась, сказав Володе: -Он у нас официально не числился, работал не по трудовой книжке. Кураторша дяди, когда он вышел из кабинета начальницы, на улице в стороне от кабинетов говорила: -Я к нему ходила зимой, когда он загуляет и на работу не выйдет. Видела, какой он. Думала: «Он, наверное, эту зиму, не переживет». А последние две недели слег и слег. Не вставал, не выходил, не ел ничего толком… Идите в поселковую администрацию, там, может, с похоронами помогут. В дядиной малосемейке - года за три до этого умерла его жена - была грязно, неприбрано и хоть шаром покати. Если бы дело было в Черемхово, Володя бы знал, куда броситься, у кого что попросить, а тут незнакомый поселок, и денег на руках в обрез. Первым делом он направился в администрацию, двухэтажное, некогда белое, а теперь посеревшее без ремонта здание. В приемной на втором этаже было пусто и как-то холодно, то ли от безлюдья, то ли от замерзающего отопления. Зима, которой так стращают не сибиряков, в тот год удалась. Целую неделю перед этим жало за сорок, так что воздух трещал, как целлофан, от взлетающих самолетов в аэропорту, а синицы и воробьи сидели на тротуаре, прижавшись к земле брюхом и растопорщив крылья, словно закрывая от лютого холода мерзнущие лапки. Секретарша за машинкой без труда пропустила к начальнику, узнав, в чем дело. И начальник, мужчина лет за пятьдесят с типично русским полным лицом обрадовался: -А он у нас уже неделю на балансе висит, из районной больницы звонят – забирайте из морга, хороните за счет администрации. Как будто у нас на это есть деньги! Хорошо, что вы приехали. -Приехать-то, приехал. Да я тут никого не знаю. Помогите хоть с рытьем могилы. -Хорошо, я сейчас позвоню в электросети, у них есть бурилка. Может, они помогут… Начальник дозвонился до энергетиков. Но там от него отбоярились – бурилка то ли занята, то ли сломана. И он зачесал в лысеющем затылке. -Может, есть уже вырытые могилы? -Да, в Лебединке центр для престарелых, там у них постоянно кого-то хоронят. Сейчас попробую с заведующей связаться. Мужчина набрал номер центра, подчинявшегося областным структурам по социальной защите. Володя слышал, как и там начальница, гулькая и булькая что-то в трубке, отказала главе. Он только развел руки... Такого беспредела, полного отсутствия власти, Володя не ожидал, хоть девяностыми безумными годами был подготовлен ко многому. Да, было время не коммунистов, когда звонок из администрации решал все. Из здания он вышел с упавшим сердцем. Надо было заботиться еще и о домовине. С младшим братом Сашкой, знающим улицы поселка, он побрел в единственный ритуальный магазин. Там стояли гробы, обитые снаружи красной, а внутри белой материей, с черными рюшечками по краям. Володе надо было выложить половину той суммы, что у него была, чтобы купить самый дешевый из них. Сашка, приземистого роста мужичок, все-таки местный. Немного шепелявя, он предложил: - В конце пос-селка ессть деревообрабатывающая база, можеть там можно закхазать? Они подались на базу… За полуразрушенным забором, огораживающим гектара два-три земли, высились строения. Но ни звука не исходило из их утроб среди бела дня. Тишина! И ни бревнышка не лежало на большой территории по земле. Только кое-где торчал горбыль, виднелась кора и опилки. Когда в одной полутемной, слабо освещенной подсобке они нашли мужиков в робах, то старшой на просьбу ответил: -Сделали бы. Да из чего? Леса нет. Уже три месяца стоим. Привезут, чуть поработаем и опять стоим… Зимний день склонялся к вечеру, начинало темнеть, когда они, несолоно хлебавши, возвращались пешком домой. Надо было еще накормить всю бригаду и где-то ночевать, все в малосемейке не помещались. Подвыпивший на скоробченные втайне от Сашки и Володи деньги слабоумный Славка, ростом чуть повыше братца, со сплюснутым носом и оттопыренными ушами, нашел знакомых неподалеку, к ним и отправились. Галя с дядей Гошей остались в холодной квартире дяди Коли. Знакомые Славки - пожилая худая женщина Катерина, любительница выпить, с дочерью, тоже любительницей, с больной ногой, ее она повредила, упав в молодости с хахалем на мотоцикле. Муж у нее сидел в тюрьме, от него подрастала дочь, семнадцатилетняя девочка. Тут хоть было тепло, топилась печь – в тесноте да не в обиде. Катерина насоветовала уже вечером, потемну сходить к соседу через две улицы, плотнику, мастерившему домовины. Володя с Сашкой, не долго думая, собрались. Мужик лет под шестьдесят, крупный и кургузый, в ватнике, выйдя за калитку, было занекал: -Делал… Да из чего делать? Досок то почти не осталось. Но когда Володя назвал цену, вполовину меньше магазинской, согласился. Пройдя с братьями под навес, он осмотрел стоящие там подходящие лесины. -Только, чтоб завтра вечером было готово. Он уже итак неделю в морге лежит,- попросил Володя. -Ладно, будет. Володя отдал задаток. Уже готовился спать в доме, где хозяева, угощенные водкой, спать явно не собирались, надеясь на добавку, как его снова вызвали на улицу - пришел плотник. -Ты, слышь это,- начал он. - Жена говорит, что мало я взял. Накинь еще, а то делать не буду. Неприятно стало от его слов на сердце у Володи. -Хорошо…- раздражился он, отступать некуда. - Сколько еще тебе надо? Мужик, сникший какой-то, все в той же фуфайке, валенках и зимней шапчонке, согласился на полста. Володя отдал деньги: -Только, чтоб завтра к вечеру гроб был! Утром искристым, с блесткими иголками инея, роящегося, словно мошкара, в воздухе, морозы чуть отпустили, и было где-то под тридцать, но после сорока казалось даже тепло, Володя двинулся в местную церковь. Белыми дымками курились печные трубы на крышах большей части деревянных домов поселка. Церковь переделали из бывшего клуба, водрузив над одноэтажным длинным бараком крест, выкрашенный в желтую краску. Еще два года назад заходил сюда он с дядей Колей. Старухи сами читали акафист в честь какого-то святого у аналоя. Батюшка из другого города приезжал лишь в выходные, и то не каждую неделю. Поставили тогда свечи Христу, Богородице, угоднику Николаю… После выхода из храма глаза дяди лучились голубоватым и хитроватым теплом. То ли это было родовое, то ли от старости голубел выцветший взгляд, как низкое майское небо с белыми пышными лепешками медленно плывущих над поселком облаков… Сейчас надо было заказать отпевание, взять погребальный комплект, и просто попросить у Бога помощи. Комплект с саваном он приобрел, и служительница в лавке обрадовала - вечером приедет батюшка, можно заказать отпевание. Володя пошел в районную больницу договориться побрить и обрядить дядю в морге перед выносом. Это брался сделать дядя Гоша, два года назад так же обряжавший свояка, отца Володи, в последний путь. В вестибюле, больше похожем на рыночек или магазин-барахолку, с какими-то решетчатыми загородками, раньше, видимо, раздевалками, а теперь торговыми точками, ему указали на кабинет патологоанатома. Там его встретила женщина лет за тридцать, ближе к сорока, худая, с невзрачно серым лицом, но крашенная. -У вас тут уже неделю лежит Николай Дойков в морге,- показал Володя свидетельство о смерти. -Знаю, что лежит,- нервно затянулась сигаретой патологоанатом, сидя за столом с пепельницей. -Нам надо его побрить, одеть, приготовить к похоронам. -Не положено, - лениво зевнула она. -Что не положено?! -Не положено посторонним входить в морг,- напряглась женщина, и в лице ее мелькнула хищное выражение. В это мгновение Володя и разглядел, кто перед ним. Патологоанатом была из тех, кто полосуя, режа человеческое тело после смерти на куски, не верила, что в этом мешке мяса и костей может водиться еще какая-то душа. И поэтому блудом занималась, наверное, давно, со студенческой скамьи, со страстью, с усмешкой, оценивая только жеребячьи достоинства самцов, наползающих на нее. Прожженная, сожженная стерва в совести своей! -Так что же делать? -Читай инструкцию у входа. Оплатишь пятьсот рублей, и мы сами его в морге оденем. Володя не хотел за эту услугу платить, да и не имел лишних денег. И здесь коммерция, возмутилась его душа. -Я пойду в администрацию, буду жаловаться, что вы не даете хоронить. Сами же звонили из больницы: «Забирайте!» -Иди, куда угодно,- выплюнул красный, нервно перекошенный рот. С сердечной болью пришлось покинуть и этот кабинет. Унылый, он брел домой. По дороге зашел в администрацию и не застал главу. Рядом с малосемейкой дымилась кочегарка. Может, тут есть мужики, договориться вырыть могилу? В темноватом с улицы помещении, освещенном желтой и тусклой электрической лампой, сидело за самодельным столом на скамейке трое. Два худых, видимо, кочегары, в грязной робе, и один в зимнем пышном тулупе, такие носят в армии, в унтах, с пышной меховой шапкой. Он придерживал ее лежащую рукой на подвернутом колене, сам пышный, внушительных размеров, красномордый. -Мужики, может, знаете, кто могилы роет? Дядю надо похоронить, - обратился Володя к ним. -Мы не роем,- ответил один кочегар. -Постой-ка, постой, - приподнялся толстый. – А ты откуда? -Из Иркутска. -А кто умер? -Николай Дойков, может, знаете? -Это который туалеты чистил?.. Все туалеты его были… -Наверное, чистил, на почте еще работал. -Так я его знаю. Он и у меня раз дома убирался, помогал. Подожди-ка меня тут, - сказал он, надевая шапку. Я сейчас заведу машину, и съездим, я знаю, к кому… Толстый, он назвался Серегой, вышел в открытый на белый свет прямоугольник двери. -Слушай его, - сказал разговорчивый кочегар, взявшись за длинную клюку, чтобы ворошить в большой печи пылающий огонь. – Он поможет, раньше работал главой поселка, ходы-выходы знает. Володя вышел на воздух из теплой кочегарки. Через минут пять подкатил на УАЗике Серега. -Садись,- развернул он машину. И они помчались по центральной дороге мимо магазинов, бараков, небольших зданий. У одного магазина Серега остановился. -Иди, купи мне бутылку, - сказал он. – Должен же я за че-то работать. Володя купил бутылку белой, из которой Серега тут же, достав из бардочка стаканчик налил и выпил, не закусывая. Свернув с центральной улицы, они поехали мимо одноэтажных деревенских домов с сараями и огородами, и тормознули у одного из них. Серега вышел и вызвал чернявого мужичка. - Иди сюда,- махнул он Володе через секунду от двери у забора, где стоял с мужиком. Володя вылез из машины. - …Могилу надо вырыть,- говорил Серега. Ты же знаешь мужиков, копал... Коле Дойкову. Помнишь, наверно, такого? Туалеты все в поселке его были. -Холодно, - ежился мужик в фуфайке внакидку, без шапки. – Земля промерзла. Как камень, наверно! Видишь, какие морозы стояли, пожоги надо делать. -Ладно, че ты, берись,- хлопнул Серега по плечу невысокого мужика. Все равно без работы сидите. Сколько даешь?- обратился он уже к Володе. -Ну, четыреста, пятьсот… -Все, договорились, пятьсот, держи лапу, - протянул он широкую ладонь худощавому мужичку. Тот пожал. -Когда надо? - Завтра, после обеда, - сообразил Володя. -Ладно,- затеребил озадаченно на макушке черный волос мужик. -Вот, собирай толпу, и выдвигайся прямо сейчас,- напирал Серега. – Время – деньги! Ну, мы поехали, - пошел он быстро к машине широкой и валкой походкой, - у нас еще дела есть. По дороге, пока ехали, Володя увидел, как какой-то мужик нес в руках искусно склеенную деревянно-бумажную поделку – церковь. -Что, есть у вас здесь любители, художники, мастера, увлекаются? - показал он Сереге на него. -Работы нет, кто чем занимается. Кто вот так мастерит и торгует на барахолке, - держал мощными большими руками махонькую в его руках баранку Серега и ходко гнал УАЗик. Володя рассказал про неувязку в больнице с патологоанатомом. --Так че ж ты сразу молчал?- гаркнул Серега. – Сейчас мы это дело разрулим,- он резко тормознул у очередного магазина. – Иди, покупай бутылку и закусить, колбасы какой-нибудь. Володя неохотно направился к кирпичному строению с надписью «Вино-водка». Деньги с Серегой, он чувствовал, полетели быстро, хватит ли на все? -Купил?- спросил Серега, когда вернулся. - Теперь поехали в больницу… -Да, она не пустит все равно, - не поверил ухарству Володя. -Слушайся меня, все будет! – вел себя хозяином Серега. В больнице он, нимало не смутясь, потопал в кабинет патологоанатома, захватив Володю с купленным в пакете. -О, кого мы видим! - распахнул он дверь кабинета, где сидела все та же патологоанатом. Рядом с ней стоял высокий и худой санитар в белом халате, судя по всему, помощник. Серега пожал ему руку. -А, это ты?!- усмехнулась стервозина. – Че-то давно тебя не было видно. -Дела, все дела, - громогласил Серега. – И к тебе опять же по делу. -А без дела не можешь? -Можно, и без дела, в другой разок, - пошло намекнул Серега. -Ладно, посмотрим, когда в другой раз, - пыталась улыбаться раскрашенным в синие тени лицом врачиха, но выходила у нее только ухмылка. -Тут со мной товарищ, - показал Серега на Володю с пакетом, нерешительно остановившегося у входа. У него с вами, говорят, небольшие проблемки? -Да, есть проблемки, - усмехнулась опять стерва, глянув на Володю. -А ну-ка доставай-ка, че у нас с тобой там есть, - позвал Серега Володю к столу. – Будем решать проблемки. Володя поставил пакет на стол, и Серега выудил оттуда белую и колбасу. -Стаканчики то найдутся? - обратился он к санитару. -Есть стаканчики, - стерва полезла в отделение стола, и на поверхности его возникли большие рюмки. Серега тем временем достал складень из широкого кармана полушубка и, развернув, начал резать полукопченую колбасу -Ну, за наши проблемки, - налил он три рюмки, Володя пить не стал. -Так бы и давно...,- усмехнулась стерва. Они выпили. -Ладно, как придут от него люди, - кивнула она санитару на Володю, - пусти их… - Ну, вот и ладненько! Еще на посошок, - Серега опять налил по полной, чувствовалось, что выпивать ему нравилось, и они хлопнули, закусывая. - Ну, мы удаляемся, а это вам, - широким жестом оставляя на столе закусь и две трети в бутылке, заторопился Серега. Около магазина ближе к дому, где Володю ждали с новостями, Серега тормознул. Он налил себе из начатой полный стакан и выпил. И поболтав бутылку, где осталось немного на дне, сказал: -Слушай, покупай еще, мне этого не хватит, мало будет до вечера. -Слушай, а не сильно много ли ты хочешь?- возмутился Володя, чуя, как тают деньги. – У нас еще ничего не сделано, а тебе покупай!.. - А че ты бузишь? – развернулся за рулем Серега. - Скажи спасибо, что взялся тебе помогать. Я бы мог на вокзале стоять, пассажиров возить. Знаешь, сколько один день мой стоит? Пятьсот рублей! -Ну, у меня таких денег нет, платить тебе по пятьсот каждый день. Ищи другого, - Володя в сердцах захлопнул дверцу. Сердце заныло, словно кто опять нанес ему ссадину. Дома, пообедав все с той же болью в душе, он пошел с дядей Гошей в морг. Два года назад в родном городе с них не брали взятки. Высокий и чуть согнутый в пояснице, как раскладной складень и худой, как циркуль, знакомый Володе санитар с торчащим на нем халате, отворил висячий замок у входа в белое и длинное одноэтажное здание. В деревянной, щелястой и неотапливаемой пристройке Володя заметил человеческую ступню, выглядывающую из-под простыни. Его впервые поразило – как красива эта часть человеческого тела, и совершенна по форме! И то, что вот так вот, словно ненужная, выкинута она теперь за ненадобностью почти на помойку, было как-то противоестественно. Душа еще ныла после стычки с Серегой, когда, оставив дядю делать свое дело, он направился искать батюшку. Отказавшись от нахрапистого и «добровольного помощника», решившего, видимо, раскрутить по полной недотепу-интеллигента из центра, он опять создал себе проблемы – как хоронить дальше? В церкви перед вечерней он успел договориться с батюшкой об отпевании. Батюшка был рыженький, небольшого роста, с мягкою улыбкой, в очках, еще молодой. Он ласково улыбался, и Володя чувствовал, как холод, скопившийся в груди от этих двух дней, таял, отпускал, сердце мягчело, из него уходила боль от полученных ссадин. Он решил отстоять всенощную, положившись во всем на Бога. Когда уже простоял почти половину, его, зайдя в храм, вызвал Серега. Володя удивился, он уже не надеялся увидеть этого прохиндея. -Садись, - позвал он на улице в знакомый УАЗик, - поедем смотреть могилу, как там мужики роют. Володя нехотя залез в машину. Сердце опять съежилось. -Покупай еще бутылку, мужиков на холоде все равно угощать надо. Видишь, мороз какой! - тронул Серега. Купив горькую, они помчались в горку за поселок, на погост. Уже темнело. -Я когда главой был,- рассказывал хлебанувший вновь Серега, - летом этих могил нарывал, а потом шлаком засыпал на зиму, чтобы самовольно не хоронили. А теперь, - махнул он рукой, - соображалки, видимо, не хватает… Мужики копошились у пожога с ломами и лопатами. -Медленно идет,- говорил Сереге знакомый чернявый в валенках, шапке, телогрейке и шубенках. Так же тепло были одеты и два его товарища. -Сейчас, я вас согрею, - достал Серега початую и налил по очереди по полстакана мужикам. – Давайте, только чтоб завтра к обеду могила была! - командовал он. -Будет, будет, - кряхтели мужики после выпивки, занюхивая рукавом. Налив еще понемногу, Серега развернул УАЗик и, включив фары, тронулся обратно. И вдруг остановился. -Ты что?- спросил Володя. -Отец и мать здесь лежат, давно не был,- вышел он на минуту из кабины и подошел к оградкам. Сев за руль, он добил поллитровку и помчался в поселок. Они уже подъезжали к дому, когда из носа у Сереги вдруг хлынула кровь. -Ой, че это? - утерся он кулаком, потом рукавом, остановившись. Кровь лилась обильно. Он откинул голову на сиденье, зачерпнув на улице и приложив к носу льдистого снега. Снег краснел, и Серега зачерпывал новый через открытую дверку. -Давно это у тебя?- спросил Володя. -В первый раз! Володе хотелось сказать сейчас вот этому ошарашенному верзиле, что нельзя грешить, нельзя с такой жадностью пить, нельзя, помогая в чужом горе, святом деле – похоронах, пытаться урвать что-то от этого, нажиться, нельзя быть свиньей, боровом, а надо быть человеком! Иначе Господь накажет, да и уже наказал, только не ожидал Володя, что это будет так скоро. Но вместо этого он утешал толстого: -Ничего, если в первый раз, то пройдет. Кровь насилу остановилась, и они медленно доехали до дяди Колиного дома, где Серега его и оставил… В дому «гостеприимных» хозяев опять были навеселе, то ли Славка подпоил, то ли пришедший к матери или дочери хахаль. Сказали, что приходил плотник - домовина сделана. С Сашкой в потемках они направились за ней. Белая из дерева домовина стояла под навесом, на крышке ее по совету Володи был выжжен крест. Володя расплатился, и они с Сашкой, взяв с разных концов гроб, машины не было, понесли его сами. Посередине улицы остановились передохнуть. И тут Сашка, неожиданно для Володи, заплакал. Что-то в этот момент стряслось, сотворилось в его душе? Конечно, нести гроб для своего отца – занятие не из лучших. Вспомнил ли детство, как отец их растил, или то, что не ездили они к батяне с матерью годами. Слезы ли это были покаяния?.. Володя подошел к нему и положил руку на затылок. Так два года назад на кладбище в родном городе батюшка после отпевания тоже положил ему руку, утешая в смерти отца. И эта рука, и этот батюшка, высокий, темноволосый, с небольшим шрамчиком на щеке остался вырезанным в памяти сердца на всю жизнь. В лице, уголках ли губ его, морщинках ли у глаз всегда глядела, виднелась какая-то безвременная печаль. Он долго молился в церкви по вечерам и на длинной утренней литургии призывал людей помолиться. -Ну, что ты,- говорил Володя успокаивавшемуся Сашке. – Умерло тело, душа то его жива, и сейчас на нас смотрит, как мы и что тут делаем. Еще встретимся на том свете!.. Они подняли гроб и понесли дальше. Ночью подвыпившая бабка Катерина, упав с постели, сама не могла подняться и кричала внучку, чтобы та помогла ей. Мать девчонки ушла куда-то пить с кавалером. Скоро вернется муж из тюрьмы. Узнает, бить же будет. Володя думал, что прошло уже сто лет после Максима Горького, Алеши Пешкова, а на Руси почти ничего не изменилось. Все то же – пьянь, грязь, тяжелое бедное житье и грех, которым задавлены эти люди. И девочки светлая душа проходит тоже сейчас свои «университеты». И какой она выйдет после них? Неужели эта темная жизнь сломает и ее, и сделает подобной матери или бабушке?! Утром Володя боялся, чтобы не заявился Серега. Но он не приехал. Видимо, кровь, хлынувшая от пьяного давления, не прошла даром, похмеляться не захотелось. Или что-нибудь до его тупой, осоловелой от греха головушки в душу дошло? Нужна была машина – вести дядю на погост. Володя пошел к начальнице почты: -Все готово. Могила, он одетый в морге, гроб. Надо только машину часа на два увести гроб до морга, чтобы там положить его, и отвести на кладбище. Начальница дала добро. На улице Володя еще раз взглянул в глаза проводившей его до машины доброй, полной и округлой замше: -Ну, не поминайте нас лихом. -И вы нас простите, ежели что не так. Встретились два взгляда, две души на перекрестке добра и сострадания, чтобы расстаться и помнить, возможно, друг о друге до встречи, в раю. Загрузив домовину в крытый фургон, они расселись на скамьи по сторонам и поехали. В морге уложили дядю Колю на постельку из стружек с простыней, загрузили в машину. Около церкви по пути на погост тормознули. Батюшка собрался быстро. Могила была вырыта на две трети, но отступать было некуда, не везти же обратно. И началось отпевание. Горели свечи, хмуро жались мужики могильщики у костра, кадильница благоуханно разносила фимиам. Неправильно крестилась Галя, и учились правильно класть кресты Сашка и Слава. Молча, опустив голову, стоял дядя Гоша. Батюшка пел, и морозный день, чуть со снежком, с желтым солнцем провожал дядю Колю-золотаря на тот свет. Когда мужики засыпали могилу, Володя отдал, что полагалось. У церкви высадили батюшку. -Надо еще заказать сорокоуст? – загоношился Володя. -В Иркутске закажете, - мягко улыбался батюшка. Володя уезжал, а пастырю надо было оставаться здесь, с этим народом, про который он заметил: -Да, народ здесь тяжелый, к Богу пока малоподъемный, неподъемный… Поминок не было. За труд дяде Гоше Володя купил настоянную на кедровых орехах приятного, красноватого цвета самогонку. У него даже осталось немного денег, и он отдал их Гале, потому что знал, что, когда они с дядей приедут домой, поесть там почти нечего, а на руках дочь, тоже не получающая деньги, и три подростка – мальчишки. У Славки и Сашки деньги появились, перед отъездом они с Володей успели оформить и получить похоронные отцовы шестьсот рублей. День разгулялся за окном электрички. После полудня уже ярко и ясно светило солнце, искрился блесткий снег и голубело небо. Володя вспомнил: сегодня же начало весны, первый ее день!