Одиннадцатый день начался с того, что в полночь я начал жутко замерзать, лёжа на скамейке, в пригороде Сеула. Всю дорогу с собой я вез в рюкзаке два тонких одеяла с отражающей поверхностью 1,5х1,5м. Купил их накануне путешествия, чтобы спать на улице. И вот настал их момент. Я положил одно из одеял под себя на скамью, а вторым накрылся. И по началу даже было тепло. Я устроил свое лежбище на широкой скамейке неподалеку от велодорожки. Подстелил под голову пакет со сменной одеждой, а под ноги положил пакет с трусами. Я улегся в десять вечера и даже начал засыпать. Но потом как приморозило! Я надел все вещи, все носки, все что мог, но все равно холод побеждал. Чёртовы одеяла не справлялись, как в них не кутайся.
Поздние велосипедисты жали на тормоза, увидев тело на скамейке, но потом проезжали мимо. Наверно они были изумлены, не знаю, я не видел их лиц, так как пытался изо всех сил уснуть. В Корее я не видел ни одного бомжа. В голове играла мерзкая песенка: "Я бычок подниму, горький дым затяну, люк открою, полезу домой". Ещё я думал о тепле, о мягкой постели. Постепенно я стал думать об огне, я подумал, что было бы классно облить грёбаный лонгборд бензином, поджечь и прокатиться на нем под Слипкнот.
Я не смог спать. На улице был один градус выше нуля, мне пришлось встать и греть себя движением, стал бродить по окрестностям около велодорожки. Набрел на церковь с ярко светящимся белым неоновым крестом на крыше. Подергал двери – закрыто. Ну и ладно, все равно в церквях мою кожу начинает жечь, а капилляры в глазах лопаются, у атеистов в церквях всегда так. В два ночи обнаружил незакрытые двери местной маленькой фотогалереи. С черно-белых фотографий на меня смотрели работники старой железной дороги, которая когда-то проходила здесь. В помещении не было отопления, но тепло ещё немного сохранилось в помещении. Я перебрался туда со всем своим скарбом, снова укутался в фольгу и проспал на скамейке до четырех утра, пока холод не захватил и этот форпост.
Я вспоминал ту вонючую ночлежку. Таня говорит, что там, возможно, кто-то умер, поэтому так воняло. Но я бы ещё раз сделал выбор в пользу того бомжатника, чем мерзнул бы тут на скамейке.
Но я не специально выбрал такой путь. Вечером десятого дня я уверенно ехал к мотелю, изображенному на карте в гугле, и на бумажной карте тоже. По дороге уже в темноте я видел, как серебристый пассажирский поезд проезжал по мосту через реку. Пустые окна вагонов светились желтым, и отражались в реке стайкой светящихся скатов. Это было последним хорошим воспоминанием той ночи. Когда я прибыл на место, мотеля не было. Как ни искал, я не мог найти ничего похожего на ночлежку. Я крутился по району в течение часа. Устал, упал при съезде со склона и испортил почти новый ботинок, шнурки и язычок наполовину стерло асфальтом, хорошо, что это был не открытый участок кожи. Я был голоден и зол. Вернулся к велосипедной дорожке, где ещё светились парочка кафе. Все было закрыто, но в одном из них был незакрытый «предбанник», там стояли микроволновки, холодильник и бойлер с кипятком. Хоть что-то! Я зашёл, вытащил из рюкзака комплексный ужин, купленный заранее в супермаркете, и закинул его в микроволновку. Женщина - хозяйка кафе, видимо убиралась где-то в подсобке, и она очень испугалась, увидев черного, грязного человека, орудующего бытовой техникой в ее помещении. Она в ужасе выгнала меня, держа в руке пластиковую швабру. Я помог многим корейцам, сделать их глаза круглее, и этой женщине тоже.
Я не догрел еду, мой ужин был еле теплым. А мне понадобилось бы побольше джоулей, чтобы пережить ту ночь на улице.
Я въехал в Сеул рано утром. Сонный, уставший, грязный, никаких фанфар, только сильный ветер в лицо и брезгливые взгляды прохожих. В моей голове не играла торжественная музыка, не было вкуса победы. В моей голове воцарились пустота и спокойствие. Что и требовалось вначале.
